— Может барашки?
— Барашки на лугу, а на озере бурашки.
Приглашение в ресторан
— Я хочу пригласить тебя в ресторан. Но только ты не чувствуй себя чем-либо обязанной после этого.
— Главное, чтобы ты себя так не чувствовал.
Без охов и ахов
Однажды я гостевал в Бостоне у знакомой. Вечером мы приехали на какой-то обрыв, откуда открывался фантастический вид огней города.
— Только без охов, ахов и соплей, — предупредила меня знакомая, увидев, что я собираюсь открыть рот.
— Видали мы огни и получше! — пришлось сказать мне. — Я помню Дом мебели на Ленинском проспекте в Москве горел, вот это было красиво!
Жизнь собачья
— Там все было потрясающе!
— У тебя всегда все потрясающе.
— Нет, не все. Жизнь собачья.
— А разве бывает, что все и везде потрясающе, а жизнь собачья?
— Бывает, что все детали замечательные, но собранная из них машина отвратительна.
Не туда смотрите
Занимаюсь извозом.
— Мне, пожалуйста, туда.
— Девушка, вы сидите сзади, и я не вижу, куда вы показываете.
— Это потому, что вы на меня совсем не смотрите.
О чем ты думаешь?
— О чем ты думаешь, надеюсь, обо мне?
— Да, теперь уже о тебе.
Еще лучше
— Ты малину будешь? Тебе оставить?
— Нет, доедай спокойно.
— Я хотела, как лучше…
— А получилось?
— А получилось еще лучше.
Голова болит
— У меня что-то голова разболелась. А у тебя?
— Пока нет, вроде бы.
— Это не по-товарищески.
— Ты имеешь в виду, что пропала общая тема для животрепещущих разговоров?
Перепелкин (повесть)
Как все началось
Перепелкин — мой сосед. Впрочем, сосед — это понятие условное. Мы сейчас живем в Чикаго, а там соседи — все, до кого можно доехать за полчаса. Главное, что мы с Перепелкиным часто вместе выпиваем.
Перепелкин краток в речах, быстр в застолье и задумчив остальное время.
— Слушай, — сказал он как-то после глубокого раздумья. — А я ведь твой блог читаю.
— Ну и что? — спросил я.
— Ты обходишь острые углы, а я нет, — ответил Перепелкин.
— У тебя есть блог? — удивился я.
Представить Перепелкина, работающим за компьютером, мне было трудно. Он приехал в Америку с твердой мыслью, что всяким там ученым-инженерам хрен найти хорошую работу по специальности, поэтому он сразу будет ориентироваться на физический труд, который прекрасно ценится в любой стране. Высшее техническое образование ему не мешало, а даже помогло стать электриком. Компьютер он себе купил, но пользовался им только бродя в виртуальном пространстве, которое он называл «помойкой человеческого мышления».
— Блога у меня нет, но есть записки с мыслями и наблюдениями, — серьезно произнес Перепелкин. — Разобраться в них невозможно, но я могу тебе рассказывать, а ты выбирай что получше и публикуй. Только меня упомяни. А назови все это: «Рукопись, найденная в Сарагосе». Хотя — это уже было. Кстати, а Сарагоса — это где?
— В Караганде? — предположил я.
— В Караганде я был, — задумчиво сказал Перепелкин. — Только рукопись не оттуда.
Прошло время. Оно всегда проходит, но на этот раз оно прошло не бездарно. Я честно записывал рассказы Перепелкина, убирал крепкие слова и описания постельных сцен. Потом я разбил эти записи на короткие отрывки, нагло отредактировал, кое-где добавил свои комментарии, и получилось то, что вы сейчас прочитаете.
Детство Перепелкина
О детстве Перепелкин рассказывал мало. Оно у него быстро кончилось. Он с пацанами играл в трех мушкетеров и своей палкой чуть не проткнул щеку Кольке-Портосу. Прибежала Колькина мама и сказала, что Перепелкин такой большой, а все еще идиот. Так Перепелкин ушел из детства и стал большим.
Странное началось у него время. Ни детства, ни взрослости. Время ожидания.
Юность Перепелкина
Юность у Перепелкина началась в туалете его школы. Ему налили стакан водки и дали кусок хлеба с какой-то рыбкой из консервной банки. Перепелкин выпил и понял, что ему многое по плечу. Тут в туалет ворвалась уборщица и закричала, что она по приказу и что надо проверить, не курят ли тут.
— Мы тут не курим! — заверил ее Перепелкин. — Мы ждем тебя, чтобы поцеловать!
И пошел к ней, держа стакан в одной руке и хлеб в другой.
— Мал ты еще целоваться! — фыркнула уборщица и ушла.
Перепелкин почувствовал в ее голосе не только возмущение, но и сожаление. Может, это ему показалось, но Перепелкин понял, что время ожидания прошло. И что надо начинать жить, а не смотреть в окно, как живут другие.
Женская красота
Перепелкин сидел с друганами и обсуждал, как оценивать красоту женщин.
— Потрогать надо! — сказал Вовка.
— Сбоку посмотреть — и все ясно! — упростил задачу Юрка.
— Неее… — сказал Вовка. — Они подложат чего-нибудь… Только трогать!
Перепелкин молчал, но в глубине души очень хотел попробовать Вовкин метод.
В кинотеатре
— За коленки ее сразу не хватай! — учил Перепелкина Вовка. — Сначала обними за плечики, типа, в зале холодно и дует.
В кино пошли всем двором. Перепелкин сел справа от Нинки и начал представлять, как он будет ее обнимать за плечи. На экран он не смотрел, а напряженно думал, когда можно начинать. Наконец, Перепелкин решился и стал просовывать руку между Нинкиной спиной и спинкой сиденья.
— Ты чего? — спросила Нинка и крепко прижала его ладонь к деревяшке сиденья.
— Так ведь дует! — сказал Перепелкин.
— Куда тебе дует? — поинтересовалась Нинка.
— Это в тебя дует! — сказал Перепелкин.
— Кто? — изумилась Нинка.
— Дура ты! — сказал Перепелкин и вытащил ладонь.
Всадник без головы
— Ты читал «Всадник без головы»? — спросила Нинка, когда Перепелкин сидел с ней на лавочке у подъезда и ожидал остальную компанию.
— Намекаешь? — проворчал Перепелкин.
— Нет, ты же не всадник. Просто я вчера дочитала и могу тебе дать почитать.
— Давай! — сказал Перепелкин.
— Приходи завтра после школы, пока родители на работе.
После школы Перепелкин нашел дома начатую бутылку вина, сделал несколько больших глотков и направился к Нинке. Она его встретила в пестром фланелевом халате, черных рейтузах и в красных тапочках с белыми шариками. Волосы были зачесаны назад и заколоты чем-то серебристым. От этого ее щеки казались большими и своей краснотой привлекали внимание.
— Ну, давай твоего безголового, — вздохнул Перепелкин и стал разглядывать обои в прихожей. Обои были как у него в квартире, ничего интересного он не заметил.
— Щас! — сказала Нинка.
Она сходила в комнату и принесла книгу.
— Ну, это… спасибо, — поблагодарил Перепелкин и вышел на лестничную площадку.
Нинка приоткрыла дверь и высунула голову.
— У меня много книг есть! — сказала она.
Перепелкин оглянулся на нее и увидел кусочек белого лифчика в разрезе халата.
— Ладно! — буркнул он и бросился вниз по лестнице.
Телевизор и парк Горького
Каждый день Перепелкин смотрел телевизор. Сначала программу «Время», а потом кино по второй программе. Ему очень нравилось, что в нашей стране все было хорошо, а в других дела шли неважно. От этого в душе не появлялось никакого желания куда-либо ехать. И когда в выходные Юрий Сенкевич рассказывал о каких-то экзотических странах, Перепелкину было жалко тех, кто там работал и делал репортажи.
— Зачем куда-то ехать! — подтверждал его мысли Вовка. — Мы с тобой лучше в парк Горького на каток смотаемся и там таких чувих подцепим!
Перепелкин смотрел на падающий снег и мечтал, как они подцепят чувих.
— А потом? — спросил Перепелкин самого себя, но Вовка услышал.
— В киношку их пригласим! — сказал Вовка.
И Перепелкин стал думать о киношке.
Мысли Перепелкина
— Ты знаешь, — сказал мне Перепелкин, прочитав написанное. — Получается, что я был какой-то озабоченный и мог думать только о девчонках.
— Ну и что? — возразил я. — В то время мы все думали о девчонках. Наиболее продвинутые думали еще о портвейне, но и они в свободное время думали о девчонках.
— Я еще о книгах думал! — заявил Перепелкин. — Я тогда считал, что книги — это вредное вранье. Прочитаешь о благородном капитане Немо, который помогал бедолагам на необитаемом острове, а потом выйдешь на улицу и узнаешь, что Вовку посадили на пятнадцать суток. И что когда он выйдет, то Сашка с пятого этажа его точно зарежет.
Какой там капитан Немо! Вовка пошел учиться в вечернюю школу и устроился работать в котельной. Нет, уголь в печку он не швырял — там все на газе, чисто и скучно. Как-то раз пригласил Вовка сестру Сашки, Верку, к себе в котельную поболтать и вина выпить. А когда они выпили, то он, конечно, полез к ней под юбку и порвал ее. За порванную юбку Вовка получил в глаз, но выпившая Верка на этом не угомонилась, а побежала на улицу, встретила знакомого милиционера и сказала, что ее пытались изнасиловать. Вовку повязали и пригрозили сроком. Но дуракам везет. Ему попался хороший следак, который сказал, чтобы он переписал свое объяснение и выкинул все свои сексуальные фантазии и действия. А написать надо было так: шел, споткнулся, ухватился за юбку, она порвалась. А то, что синяк у Верки, так он тут вообще не при делах, она с синяком к нему пришла. А его синяк — это женская месть за испорченный наряд.
Это Перепелкин к тому рассказал, что такие новости и были главными в его жизни. Книжный мир существовал отдельно, речи по телевизору отдельно, школьные и родительские нравоучения отдельно, а вот Вовкины приключения и Нинкина грудь — это было главным.
Кстати, до Нинкиной груди Перепелкин все-таки добрался. Вечером в кустах. Помял он ее сначала через лифчик, потом без лифчика. Нинка была не против. Молчала и даже закрывала лицо руками — типа стеснялась. А Перепелкин мял грудь и думал, что это ему уже надоело, надо бы прекратить, но вдруг она обидится. Но тут Нинка и ляпнула: