— Позвольте проститься с единственным мужчиной на Радуге, — пропела Третья с грустью на лице.
Но не поэтому она грустила, мысли были лишь о собственном благополучии.
— Пожалуйста, это всё, что нам нужно, — добавила Вторая, поблёскивая слезами в зелёных глазах.
Воины пустили безоружных, не чувствуя подвоха. Рыжие подошли к нему и скривились. Зрелище было жалкое. Землянин вот — вот собирался откидывать коньки, хвост и что — то, что ещё могут откидывать мужчины.
И ради этого они должны были снизойти сюда, проскочило в мыслях одной из них надменное.
— Если хочешь сделать что — то хорошо, сделай сам, — брякнула Третья с горькой усмешкой.
И недолго думая, врубила красный луч эвакуации, пробивая потолок пещеры в считанные секунды. Не успели воины и глазом моргнуть, как все трое исчезли из покоев, оставив стан с носом, полным соплей…
Когда власти узнали о набирающей влияние секте было уже поздно. Войска Радуги могли легко уничтожить весь стан. Но никак не захватить его, ибо Свет имел большие опасения, что без боя там уже никто не сдастся. К тому же среди повстанцев были и их родственники, попавшие под влияние сексуальной революции. Туда засылались шпионы, но проходило несколько дней, и женщины прекращали выходить на связь, попадая под влияние неких сил, какими вдруг стал обладать землянин.
Совет не решился отдать приказ на уничтожение, никто не готов был взять на себя ответственность за уничтожение двадцати процентов всего населения Радуги.
Но время расставило всё на свои места.
Когда мужчины и женщины Радуги разделились, не было таких технологий, как теперь. Ни огромных кораблей, ни величественных космических станций, где можно было создать свой собственный рай, где будет хорошо всем. В нарастающем хаосе всё было шатко и хрупко. И казалось, что никогда не будет альтернативы. Но это было тогда…
В заранее подготовленной капсуле для землянина было всё необходимое, даже кровь для пары переливаний. И любые биологические материалы для постройки всех тканей тела заново.
Когда Макс очнулся, он с ужасом осознал, что находится не там, где должен. Стекло уже было открыто, и он сумел подняться, его никто не держал. Он не был закован и не пребывал в тюремной камере с решетками.
В белой комнате вообще не было никого. Она напоминала жилой номер, в каком его держали в городе на Луне. Имелась койка, прямоугольный ящик с синтезом еды и уголок для отправления естественных надобностей. Он поднялся, но тут же упал. Дополз до койки и принял сидячее положение. Ложиться не хотелось, спину дико ломило от долгой лежанки.
Он посмотрел на свои руки, ни о каких мышцах речи уже не шло, он сдулся, превратившись в тощего и немощного. Руки дрожали, когда он пытался с силой сжать кулаки. Но вскоре это перестало его тревожить. Тишина и спокойствие, царившие вокруг, были так непривычны. Осязание этого умиротворяло и усыпляло. Не хотелось никуда бежать, ничего делать. События на Радуге от начала и до конца, когда он ещё что — то помнил, показались ему теперь страшным сном.
А что если это и был сон? Рябой посидел немного. Активировал синтезатор, в котором было скудное меню — каши да чай нескольких сортов, ну и вода. Вода… Белый коралл. А был ли он, были ли все те женщины, которых он унижал и трахал? Макс потрогал свой член, затаив дыхание. Убедившись, что всё на месте, выдохнул с облегчением.
Где он? Почему никого нет? Отсутствие внимания было так непривычно…
Прошло несколько дней, но никто так и не навестил Рябого. Когда он уже мог нормально ходить, попытался обозначить присутствие, подолбив в дверь. Потрясение отразилось болью в позвоночнике, и он оставил это дело.
Две недели он набирался сил в гордом одиночестве, оставив всякие попытки достучаться до тех, кто его здесь держит. По лёгкой вибрации он стал чувствовать, что работает реактор, и это означало — он уж точно не на планете. Скорее на корабле, но гравитация… она была вполне серьезной. И это давало понять, что корабль мог быть очень большим.
Дверь открылась, когда Макс наяривал кашу.
На пороге появилась женщина. И она была ему незнакома.
Высокая дама лет сорока на вид с удлинённым, бледным лицом, прямыми соломенными неубранными волосами до пояса, была одета в белую тунику с золотыми и голубыми узорами, под цвет её серо — голубых глаз. Ткань доходила до колен, на тонких бледных ногах были плетеные бежевые сандалии. В ней не было ничего примечательного, за исключением выражения лица, которое излучало некую глобальную озадаченность.
Выдержав паузу, она вошла, дверь за ней резко закрылась. Не говоря ни слова, она уселась на койке рядом с землянином, сложив белые тонкие ручки на бедрах. Почти минуту она молча сидела, обдумывая что — то, а Рябой вдыхал травяной запах её волос.
Затем она повернулась, оказавшись почти нос к носу с ним, и, наконец, произнесла:
— Что ты желаешь?
Её голос был мягок, силён и будоражил душу. Макс не сразу понял значения слов, даже интонация вопроса показалась ему сперва неясной. Он с восторгом воспринял приятные женские звуки, которых был лишён всё это время, и очарование прошлось волной по сердцу.
Макс посмотрел на неё набирающимся сил взглядом и ответил спустя какое — то время:
— А что ты можешь мне дать?
— Всё, — ответила женщина.
Одиннадцать лет назад она отправилась путешествовать в гордом одиночестве на яхте по просторам космоса. И когда вернулась, не возжелала сразу явить себя подданным. Новый мир, что открыли они, стал им судьбоносным испытанием. С высоты своего сверхсовершенного корабля она наблюдала за всем тем безобразием, что творилось в Солнечной системе и на Радуге. Она перехватывала сообщения, слушала речи Совета и сигналы кораблей. Путешественница смеялась над мирном, который погружался в истерию из — за одного единственного мужчины. А потом вдруг осознала, что теряет этот мир. И лишь Макс виделся ей спасением.
Землянину показалось, что сейчас перед ним предстал джин. И от того, что пожелает, зависит его судьба. Он чувствовал подвох и думал, думал и думал, не решаясь ничего брякнуть лишнего. Мало ли…
Но сердце тоскливо твердило об одном, вопреки всему прочему.
— Верни мне Сару, — произнес он, затаив дыхание. И женщина увела взгляд, уставившись в пол.
— Хорошо, — раздался спокойный ответ.
— И волосы ей, — завелся землянин.
— Хорошо.
— И имя доброе, и…
— Хорошо.
— Чтобы она забыла все унижения. Стала прежней! И это тебе по силам? — Это уже был его отчаянный сарказм.
— Да…
— Ты издеваешься?! — Взвинтился вдруг Макс, ощущая, как легко она соглашается со всеми его просьбами, словно это несерьезный разговор с ребёнком. Где он и есть тот самый ребёнок.
— Я выполню всё, что ты скажешь, — ответила женщина, посмотрев прямо ему в глаза. — Я сотру ей воспоминания, какие будет необходимо, и дам ей новое имя, неопороченное и славное. Она расцветёт, как прежде и будет твоей. Такой ответ тебя устраивает? Чего ты ещё желаешь, землянин Максим?
— Нет, я не хочу, чтобы она стала куклой…
— Хватит неопределённости, — выдохнула девушка. — Больше её не должно быть.
Внезапно Рябой осознал, что это может быть вполне даже значимая дама, если не правительница. Но это не становило его, а лишь раззадорило.
— Да? А если я скажу, что хочу совокупиться с тобой. Как тебе такая определённость? — Напал Рябой на правительницу, не чувствуя такта.
— Всё, что пожелаешь, — повторила низким тоном женщина с алеющими щеками, уводя взгляд.
— А ты сама чего желаешь? — Выдал Макс и всем корпусом повернулся к ней, закинув ногу на койку. — Если можешь всё, не скучна ли жизнь?
— Я могу всё, но… — начала она, но выдохнула тяжело, не решаясь продолжить.
— Но что?
— Всё, но только для тебя. Я не могу предложить это всем твоим сородичам.
— К чему ты это говоришь? — У Рябого похолодело в груди.
— На Землю напали Поглотители, — произнесла с сожалением. — Я бросила на помощь немало сил, но проиграла, потеряв непомерно много. Пришельцы выжгли Луну и Марс, и вторглись на твою родную планету. И больше мы не может возвращаться туда прежними путями, все выходы из гипер — тоннелей под прицелом. Я не знаю, как долго будет сопротивляться твой мир. Но я знаю точно — ты единственный мужчина, который у нас есть.
Рябой переварил всё это на удивление легко. Потому что верилось её словам с трудом.
— А если я пожелаю вернуться домой? — Брякнул всё равно.
Женщина впервые открыто улыбнулась. Она нисколько не разочаровалась в землянине. Но женский ум не смог бы до конца понять его чувств.
Ведь больше ему не хотелось быть единственным мужчиной.
— Я приложу все силы, чтобы это свершилось, — ответила она и пригласила Макса покинуть приевшуюся ему палату. — Прошу, нас ждёт военный совет, где будут обсуждаться все возможности контрнаступления.
— Ты ведь Первая? — Спросил Макс на всякий случай.
— Да, и ты можешь звать меня неофициально Эйран, — ответила Верховная Правительница и добавила с лёгкой улыбкой:
— Первому дано такое право.
Конец истории.