Семейные проблемы: зацикленность на родителях, братьях и сестрах
Родители, братья и сестры будят в нас сильные эмоции. Они – часть нашего самоопределения, у нас долгая общая история. Они знают наши слабости, мы – их. С возрастом отношения постоянно меняются, зачастую приходится принимать на себя новые, очень сложные роли. Даже самые простые переговоры – например, кто повезет маму к доктору – могут перерасти в ожесточенные конфликты и привести к серьезным последствиям. И они часто становятся источником зацикленности.
Многие редко видятся с родственниками. Мы терзаемся сложными вопросами. Следует ли прилагать больше усилий, чтобы повидаться с пожилыми родителями? Не лишаю ли я детей общения с бабушками, дедушками, тетушками, дядьями и кузенами? Что я почувствую, когда члены моей семьи начнут умирать? Подобные мысли могут привести к позитивному выбору – потратить чуть больше времени и денег, чтобы повидаться с родными или хотя бы позвонить им. И эти же мысли часто перерастают в мрачные размышления. Почему родные не навещают меня чаще, а постоянно ждут, что я сама к ним приеду? Братья и сестры так близки, а мне никогда не стать настоящим членом семьи. Есть ли вообще кому-то из родных дело до меня и моей жизни?
Одна из главных тем современной одержимости правом – идея, что родственники ответственны за все наши детские промахи, а любой стиль родительства, отличный от «идеального» (в представлении очередного эксперта), – эмоциональное насилие. Да, действительно, некоторые росли с родителями-абьюзерами, освободиться от такого влияния трудно. Но у большинства родители нормальные, они воспитывали нас вполне адекватно, а то и хорошо. Всегда хочется, чтобы они что-то делали иначе: более открыто проявляли любовь, меньше ограждали нас от жизни, давали больше свободы. Ценности права заставляют нас видеть источник взрослых проблем в «ошибках» родителей. И это может привести к мрачным размышлениям касательно собственного детства. Мы роемся там, чтобы найти оправдание слабостей во взрослой жизни. Если же родители действительно были склонны к насилию, мы с горечью зацикливаемся на их проступках и пробуждаем в памяти воспоминания об ожесточенных столкновениях.
Важная часть превращения в зрелого, реализовавшегося человека – признание прошлого и проблем семьи, а затем определение, какие его стороны стоит отвергнуть, а какие принять. Простое отрицание прошлого (например, влияния на себя алкоголизма матери) ведет к тому, что прошлое будет влиять на вас неосознанно. Фиксация на нем сковывает и не позволяет преодолеть проблемы через новый жизненный выбор.
Мы часто даже не думаем о своем детстве и отношениях с родителями, братьями и сестрами, пока к этим мыслям нас не подталкивает какой-то кризис. Так произошло с Фэй. Ей сорок шесть лет, она работает учителем начальной школы и живет в том же городе, где ее воспитывали родители, Арт и Нора. Отношения с ними долгие годы складывались прекрасно – Фэй со всей семьей приезжала к родителям на воскресные обеды, помогала, когда им перевалило за восемьдесят, и все больше времени проводила в кабинетах врачей. Однако серьезная болезнь отца пробудила давнюю обиду Фэй на родителей и на старшего брата, Джима.
Схема новой территории – Фэй и ее семья
Фэй знала, что отец становится все более забывчивым. Он мог оставить какие-то вещи или бумаги в соседней комнате, а потом не понимал, как они там оказались. Арт всегда был раздражителен и ворчлив, поэтому во всем винил жену, Нору. Та спокойно отвечала:
– Арт, я этого не делала.
Он же злился и ворчал:
– Вот ведь глупая женщина!
Как-то раз, когда Фэй убирала в собственном кабинете после уроков, ей в панике позвонила мать.
– Твой отец два часа назад уехал в магазин и до сих пор не вернулся. Я так волнуюсь! А вдруг с ним что-то случилось?
У родителей была одна машина, поэтому Фэй срочно поехала в магазин искать отца. Его старый синий седан стоял на парковке. Фэй подъехала и увидела, что отец сидит на водительском месте и смотрит перед собой. Она вышла из машины и постучала в стекло.
– Папа, папа, с тобой всё в порядке?
Арт удивленно посмотрел на нее, словно не узнавая. Через минуту узнал дочь и заплакал. Фэй никогда прежде не видела, чтобы отец плакал, и это ее напугало.
– Папа, открой дверь. Она заперта. Открой дверь, папа.
Арт открывал дверь очень долго – Фэй это показалось целой вечностью. Наконец ей удалось сесть в машину, потрогать лоб отца и посчитать пульс. Лоб был теплым, но не горячим, и пульс нормальный.
– Папа, что случилось?
– Не знаю. Как я здесь оказался? Почему ты здесь? Где мы? – Арт действительно ничего не понимал, но потом резкий характер взял верх. – Зачем ты меня сюда привезла? Что ты делаешь?
Фэй сделала глубокий вдох и ответила:
– Папа, я тебя сюда не привозила. Ты сам приехал. Мы в магазине – видишь вывеску? Ты в собственной машине. Мама волнуется – ты сидишь здесь уже несколько часов.
Арт страшно разозлился:
– Твоя мать – глупая старуха! Какие несколько часов?! Я только что выехал из дома и сидел, вспоминая, что именно она велела мне купить в магазине. Оставь меня в покое. Я еду домой. Мне нет дела, что ей нужно.
Арт захлопнул дверцу и завел мотор. Фэй попыталась остановить его – вести машину в таком состоянии было опасно. Но не вышло. Поэтому она села в собственную машину и поехала следом.
Подъехав к дому, Арт выскочил из автомобиля и вбежал внутрь. Нора с изумлением смотрела на него, а он направился прямо в туалет, громко хлопнув дверью. Нора услышала шум душа. Следом за Артом вошла Фэй, и Нора сразу же засыпала ее вопросами о том, что случилось. Когда Фэй рассказала, что отец просто сидел в машине и тупо смотрел перед собой, по щекам Норы потекли слезы. Дочь поняла, что подобное случилось не впервые.
– Мама, скажи, что происходит. Такое уже случалось?
– Да. Несколько раз. Твой отец на прошлой неделе ходил к врачу, и тот сказал, что у Арта Альцгеймер. Фэй, что нам делать? Арт ни за что не признается, что болен. Но его состояние быстро ухудшается. Прошлым вечером он стоял во дворе и не понимал, где находится! Во дворе дома, где прожил тридцать лет!
Фэй была потрясена. Родители ничего ей не говорили – а ведь каждый день общались по телефону, и она приходила хотя бы раз в неделю. Нора говорила, и Фэй понимала: мать скрывала все от нее, поскольку «не хотела волновать». Отец твердил, что все в порядке, и Нора должна держать язык за зубами. Это типично для матери. Она всегда искала оправдания недостаткам Арта. Всю жизнь скрывала эмоциональную боль от его вспышек ярости. Нора не хотела «беспокоить» детей и всегда пыталась справиться сама.
На сей раз все иначе. Фэй достаточно знала о болезни Альцгеймера, чтобы понять: родителям грозит серьезная опасность: отец может заблудиться или попросту отключиться за рулем. Знала и то, что отец в провалах в памяти и сознании обвинит жену.
– Доктор что-нибудь посоветовал? – спросила Фэй.
Нора отвела глаза и пробормотала:
– Он сказал, что, если болезнь будет быстро прогрессировать, Арта можно будет поместить в специальный интернат. Но я этого не сделаю. Я смогу позаботиться о нем и не отправлю его в богадельню.
Фэй смотрела на свою худенькую, маленькую мать, которая с трудом поднимала трехкилограммовый пакет муки. Ей исполнилось восемьдесят три года. Матери ни за что не помешать Арту сделать то, что ему захочется, – ведь муж гораздо крупнее и тяжелее. Нора давно перестала водить машину – за рулем она слишком нервничала и пугалась. И все же выражение абсолютной решимости на лице заставило Фэй отступить. Они еще немного поговорили, потом Фэй уехала, сказав, что будет заезжать каждый день.
По дороге домой она погрузилась в тревожные мысли.
Как мы справимся? Мама не будет просить о помощи. Придется постоянно находиться рядом, чтобы понимать, что происходит. Но я не могу бросить работу посреди учебного года. У меня есть обязательства перед детьми. Но и перед родителями у меня есть обязательства. Что делать? Отец просто паразит! У него нет права обвинять во всем маму. Почему она так с ним возится?
Фэй подумала, что, может, отец умрет относительно быстро. Однако эта мысль наполнила чувством вины, и женщина быстро сменила тему. Она вспомнила, как в детстве отец кричал на нее, наказывал за проделки, ругал за плохие оценки. Сердце заколотилось. Она так вцепилась в руль, что побелели костяшки пальцев.
В минуты подобного семейного кризиса люди часто погружаются в воспоминания о прошлом, что усиливает текущие конфликты. Когда мы беседовали с теми, кто ухаживал за умирающими родственниками, они часто говорили об обострении давних проблем между ними, родителями, братьями и сестрами, что отягощало текущий кризис[69]. Некоторые говорили, что кризис заставил их впервые в жизни вернуться к проблемам и разобраться. Другие жаловались, что трудности лишь усиливают стресс, из-за чего испортились отношения с другими членами семьи. Неудивительно, что те, кто сумел решить проблемы, в эмоциональном плане чувствовали себя лучше.
Приехав домой, Фэй позвонила брату. Джим жил в двух часах езды от нее. Успешный адвокат, он всегда был занят важными делами, и времени на родителей не оставалось. И все же Фэй решила позвонить и рассказать о случившемся.
Пришлось прождать на линии почти пятнадцать минут.
– Фэй, у меня всего минута. Надеюсь, это действительно важно.
Фэй рассказала все. Джим немного помолчал, а потом сказал:
– Очень плохо. Маме будет нелегко. Сообщи мне, если я могу чем-то помочь.
Фэй хотелось закричать, но она сдержалась.
– Доктор считает, что вскоре папу придется поместить в специальный интернат, а мама отказывается даже думать об этом. Но она не справится сама.
– Ты не можешь им помочь? Ты же работаешь не полный день, верно?
Джим считал так, потому что уроки в школе заканчивались в три часа дня.
Фэй сдержалась еще с большим трудом:
– Я могу в чем-то им помогать, но не могу находиться с ними постоянно. У меня же не только работа, но и собственная семья.
– Уверен, ты что-то придумаешь. Ты всегда справлялась с папой лучше, чем я. Держи меня в курсе.
Фэй и ответить не успела, как брат повесил трубку.
Весь вечер она думала о разговоре с Джимом и родителями. Женщина злилась, однако тяжелее всего было думать, как справиться с заботой о родителях, работой и собственной семейной жизнью.
Как и многие женщины, Фэй прекрасно понимала готовность матери жертвовать собой ради других. Ей это не нравилось, но в собственной жизни она вела себя точно так же. Представив, как она будет настаивать, чтобы отправить отца в интернат, женщина тут же увидела, как мама примется плакать и умолять не делать этого, а отец обвинит в предательстве. Думая о том, что придется просить мужа и детей взять на себя больше домашних дел, чтобы у нее освободилось время, Фэй терзалась чувством вины: она обременит их, чтобы заботиться о собственных родителях. Как многие женщины, которые думают лишь о том, чтобы доставить удовольствие другим, Фэй принялась перебирать способы сделать сразу все и угодить всем.
Несколько месяцев Фэй пыталась справиться с полной загрузкой на работе, готовкой и уборкой в собственном доме и с необходимостью проводить с родителями как можно больше времени. Мама была благодарна, отец обвинял, что она «шпионит» за ним и кормит тухлятиной. Арт все чаще терялся в мыслях, становясь все более грубым и резким. Иногда начинал кричать и ругаться во все горло, хотя в комнате никого не было. Подобная жизнь выматывала Фэй.
Стресс становился невыносимым, и она постоянно зацикливалась на одном и том же. Она злилась на Арта за его эмоциональное насилие сейчас и в прошлом; на мать, которая покорно все сносила; на брата, который думал только о себе и не собирался помогать. А еще терзалась чувством вины. Фэй оказалась в ловушке, хорошо знакомой многим женщинам: жертвовала собой, чтобы все были счастливы, обижалась из-за собственной жертвенности, однако ничего не могла сделать, ведь ожидания других стали ее ожиданиями. Она просто ждала, когда кто-то в семье изменится – отец станет более покладистым, мама все поймет и отправит мужа в интернат, брат начнет помогать.
Как-то раз Арт лег спать, оставив в гостиной на бортике пепельницы непотушенную сигарету. Нора этого не заметила и тоже легла спать. Сигарета упала из пепельницы на салфетку, начался пожар, сработала пожарная сигнализация. Нора проснулась, поняла, что происходит, и попыталась разбудить мужа. Тот ничего не понял и оттолкнул жену так, что та упала с постели. Дым стал проникать в спальню. Нора попыталась подняться, но не смогла из-за боли в ноге. Она звала Арта на помощь, но тот, похоже, потерял сознание. Нора поползла к двери. К счастью, в этот момент появились пожарные и спасли Нору и Арта, вынеся их из дома.
Фэй примчалась в больницу. Нора сломала бедро и надышалась дымом. Арт сидел рядом с ней в палате, но, казалось, находился на другой планете. Он просто смотрел перед собой и даже не заметил появления Фэй. Когда она попыталась с ним поговорить, оказалось, отец ничего не помнит ни о пожаре, ни о том, что столкнул жену с кровати. Он хотел лишь уйти домой. К счастью, его оставили в больнице для наблюдения, и Фэй не пришлось решать, что с ним делать, по крайней мере до следующего дня.
Из больницы она выходила на рассвете. Мрачные мысли крутились в голове.
Он уже чуть не убил ее. Нужно что-то делать. Не важно, что скажет мама. Но ведь он просто старик с болезнью Альцгеймера. Я не должна его обвинять. Он ничего не понимает. Что делать? Может, им переехать ко мне? Но это несправедливо по отношению к моей семье!
Понимая, что не заснет, Фэй поехала в родительский дом, чтобы все осмотреть. Она боялась, что дом разграбили, поэтому решила забрать украшения матери и сейф с финансовыми документами, а с замками разбираться потом. Она открыла сейф, чтобы изучить страховку и понять, что сделать, чтобы страховая компания возместила ущерб. С каждым следующим документом ей становилось все хуже и хуже. Она не была бухгалтером, но сразу поняла: финансовые дела родителей в полном беспорядке. В сейфе лежали старые облигации и сертификаты депозитов, которые следовало обналичить давным-давно. В завещании отца, составленном много лет назад, многое было вычеркнуто ручкой, а на полях накорябаны какие-то нечитаемые каракули. Он явно решил изменить завещание, но теперь невозможно понять, каковы были его намерения.
На следующий день она позвонила страховому агенту и, к своему ужасу, узнала, что страховка просрочена на два месяца. Агент сообщил, что несколько раз звонил Арту, а тот вешал трубку, считая, что это реклама. Невероятно, но извещение о прекращении действия страхового полиса пришло в день пожара. Фэй отправилась в офис агента, выплатила просроченные платежи и обсудила, какие документы оформить. Это стало последней соломинкой.
Так не может продолжаться. С папой будет только хуже. Мама сама не справится. А я не могу жертвовать своей семьей и работой.
На смену данным мыслям пришло чувство вины. Фэй буквально услышала голос отца, обвиняющего ее в предательстве и слабости. Однако на сей раз решила бороться.
Вина, заткнись. Я не позволю чувству вины разрушить мою жизнь. И ты заткнись, папа. Ты жалкий, злобный старик, но ты был таким всю жизнь. Ты не собираешься меняться, даже умирая. Я устала от этого. Я больше не позволю тебе управлять моей жизнью.
Фэй приняла решение больше не слушать голос отца и не поддаваться мрачным размышлениям, затягивающим ее в невозможную родительскую ситуацию. Она приняла единственное решение: перестать дожидаться, когда Джим все поймет, и заставить его принять ответственность за судьбу родителей.
Фэй позвонила брату и отказалась дожидаться. Он явно был раздражен, но Фэй не стала слушать:
– Прошлой ночью мама с папой чуть не погибли в пожаре. Отец забыл потушить сигарету. Когда мама пыталась его разбудить, он толкнул ее, она упала и сломала бедро. Я узнала, что родители давно не платили за страховку. Их финансы в полном беспорядке. Я хочу, чтобы ты сегодня же приехал и помог мне разобраться.
Джим заявил, что не может так срочно оставить дела, но Фэй была непреклонна.
– Ты много лет не помогал родителям. Я одна делала все. Больше так не будет. Ты сможешь разобраться в их документах и финансах лучше, чем я. Я хочу, чтобы ты приехал домой, и никаких возражений слушать не желаю.
Твердость Фэй изумила Джима, и тот пробормотал, что приедет к обеду.
Снизив ожидания от брата, Фэй избавилась от зацикленности на его нечуткости и смогла потребовать то, что ей нужно. Затем предстояло серьезно поговорить с родителями. Готовясь к этому, она снова со злостью задумалась об отце. Вместо того чтобы гадать, как сказать, что им нужно перебираться в дом престарелых, она вспоминала все обвинения, которые хотелось высказать отцу.
А потом поняла, что это путь в никуда. Отец не изменится. Кричать на него сейчас, когда он находится в помраченном состоянии рассудка, бессмысленно. Она лишь причинит боль матери. Фэй решительно сказала себе:
У меня есть право злиться, даже ненавидеть его. Но я должна принять его таким, каков он есть, и жить дальше. Иначе он будет и дальше одерживать победы в битвах, даже не понимая, что ведет их.
Фэй не простила отца, но решила принять таким, принять собственные чувства к нему и жить дальше. Это освободило ее из ловушки злобных мыслей и дало возможность подумать, что делать дальше.
Прежде чем зайти в палату к матери, Фэй заглянула к социальной работнице, с которой познакомилась накануне. Они долго обсуждали, где мама могла бы восстановиться после перелома бедра, а отец – остаться навсегда. Та рассказала об интернате, где жили ее собственные родители: в отдельной квартире, но за ними был круглосуточный присмотр, питались они вместе с остальными в общей столовой. Стоило дорого, однако Фэй почувствовала, что не будет терзаться чувством вины, если родители окажутся там.
Рассказать об этом было нелегко, и все же Фэй была твердо уверена, что действует в интересах родителей – и в собственных. Нора немного поплакала. Но поняв, что вернуться в собственный дом, пострадавший от пожара, невозможно, согласилась с предложением дочери. Арт вообще не реагировал. Фэй не знала, дело ли в том, что он надышался дымом, или виной всему болезнь Альцгеймера. А может, он понял, что сделал Норе? Как бы то ни было, отец вел себя более потерянно, чем раньше.
Уехав от родителей, Фэй снова поддалась сомнениям.
Действительно ли это лучше для них? Почему они не могут жить у меня? Мы могли бы выделить им место на первом этаже. Я не хочу, чтобы они умерли в богадельне. Да и проживание в нашем доме обойдется дешевле, даже если придется бросить работу. Это заведение стоит дорого.
На сей раз в мысли проник голос не отца, а матери. Именно она всю жизнь учила ее никого не обременять, все делать самой, стараться сделать счастливыми всех вокруг – в том числе отца.
Сама Фэй этого не поняла, зато муж, Джон, понял сразу.
– Фэй, ты пытаешься снова сделать все сама. Может, родителям и понравилось бы жить с нами – хотя я не уверен в твоем отце. Но ты любишь работу и не хочешь ее бросать. И, честно говоря, я не хочу жить с твоими родителями, особенно с отцом.
Сначала Фэй охватило чувство вины, ведь она поняла, что готова обременить своими родителями мужа и детей. А потом ей стало ясно: она вновь создала для себя безвыходную ситуацию. Если отправит родителей в дом престарелых, будет терзаться чувством вины. Если потребует, чтобы родители жили с ними, несмотря на возражения Джона, тоже будет терзаться чувством вины. Мать всегда оказывалась в подобных историях, и Фэй научилась этому у нее.
И тогда сказала себе: «Мама, на сей раз я не могу. Я не могу сделать по-твоему. Дом престарелых лучше для вас с папой и для моей семьи».
Впрочем, мать вряд ли согласилась бы жить в ее семье – тогда она их «побеспокоит». Нора сама настояла бы на переезде в дом престарелых. Но материнский голос, сконструированный Фэй, чуть было не призвал ее пожертвовать собой, чтобы другие были счастливы. Она едва не убедила себя, что родители хотят жить именно с ней. Внутренние голоса часто более резкие и неразумные, чем истинные голоса людей, которым они принадлежат. Вот почему внутренние голоса становятся материалом для зацикленности. К счастью для Фэй, разговор с Джоном помог распознать голос матери – и отвергнуть его.
Зацикленность на протяжении жизни
Наши отношения с родственниками меняются, а вместе с этим меняется фокус размышлений. В юности мы стесняемся родителей, хотим побыстрее от них избавиться или думаем о проблемах родителей и братьев с сестрами. В старшем возрасте, как Фэй, начинаем размышлять, как выполнить все обязательства перед семьей, партнерами, детьми и работой. Когда родители стареют, мы начинаем беспокоиться об их здоровье и о том, что почувствуем, когда их не станет. На протяжении всей жизни мы вспоминаем проступки близких – хочется, чтобы они изменились. И волнуемся, оправдали ли родительские ожидания.
Лекарство от подобных размышлений зависит от конкретных проблем. Четыре стратегии помогут преодолеть зацикленность на семье.
Во-первых, нужно принять свои чувства к семье. Гнев и подавленность встречаются нередко. И неудивительно – ведь родные люди знают вас лучше, чем кто бы то ни было. Но мы терзаемся чувством вины, поскольку, осознанно или неосознанно, считаем, будто обязаны любить родителей, братьев и сестер. Признание, что эти люди выводят нас из себя и наша реакция вполне понятна, часто становится необходимым шагом к обретению контроля над собственными мыслями и чувствами.
Во-вторых, нужно простить. Это не означает, что вы должны поверить, словно все грехи родных против вас абсолютно приемлемы и нормальны. Если кто-то причинил вам мучительную боль (особенно если стали жертвой семейного насилия), лучше избавиться от желания мести и двигаться дальше. Однако если хотите жить собственной гармоничной жизнью, нужно это отпустить.
В-третьих, снизить ожидания. Не следует ждать, что они изменятся, как вам хочется. Например, если надеетесь, что мать из сдержанного стоика превратится в открытую и любящую женщину, вас ожидают лишь разочарования. Ничего не изменится. А вы будете и дальше сомневаться, любит ли она вас. Невозможно изменить характер человека, можно измениться самому. Постарайтесь не зацикливаться. Поймите, она такой родилась – или получила такое воспитание. Часто бывает, что мы меняем собственное поведение по отношению к родителям, братьям и сестрам, и в результате меняются давние шаблоны семейной динамики, управлявшие поступками всех остальных. Иными словами, если станете иначе реагировать на поведение матери (например, закончите судорожно выискивать сигналы ее любви), она расслабится – и, возможно, изменится.
В-четвертых, у всех есть проблемы, которые, будучи подняты открыто, неизбежно станут причиной конфликта. Политические взгляды отца. Отношение брата к женщинам. Решение сестры выйти на работу, вместо того чтобы сидеть дома с детьми (или наоборот). Лучшая стратегия избегания конфликтов (и зацикленности на них) – просто не говорить об этом. Если начнете спорить, вам вряд ли удастся убедить родственников в своей правоте. Иногда нужно просто принять, что родные люди смотрят на мир не так, как мы. Воздерживайтесь от обсуждения подобных вопросов – это поможет избежать зацикленности. Это особенно справедливо, если проблемы не затрагивают нас лично. Ведь у людей есть право быть самими собой – и не быть похожими на нас.
Фэй сумела использовать сходные стратегии для преодоления зацикленности на проблемах родителей и брата, и это позволило трезво взглянуть на имеющиеся варианты решения. Не все, кто оказывается в подобной ситуации, принимают аналогичное решение. История Фэй показывает, как важно преодолевать зацикленность на семейных проблемах.