– Какую?
– Что мы женимся, наверное.
– О да. Я как раз глотаю слезы, прощаясь с детством. Как-никак скоро прослыву замужней дамой.
– Можешь пореветь. Не сдерживай себя.
– Выдавливаю – не получается… Хотя… вот… накатывает… Это я вспомнила, как ты в детстве своим маленьким писюном цветы в моем дворе орошал. И мне теперь иметь с ним дело. Понимаешь?
Асылжан рассмеялся громко, беззаботно. И именно это мне в нем очень нравилось. Он всегда смеялся над «словечками», называя так мои глубокие умозаключения.
– А почему именно сегодня? Не с той ноги встал?
– Ну, – утвердительно ответил он, – до обеда ждал от пацанов предложений – не дождался. Думаю, что вечеру пропадать? Хотя бы решу вопрос с женитьбой.
– А если я не согласна? Допустим такое? Я, конечно, не смею, но просто давай представим?
– Ты же вчера сказала, что не можешь мне отказать, – продолжал улыбаться он.
– Так разговор шел о том, чтобы захватить тебе из дома бауырсак.
– Бауырсак твоей мамашки залетел нормально, а казахи говорят: «Бери жену, посмотрев на тещу».
– Что-то ты много сегодня на казахов вешаешь. Слабо сказать: «Мое решение, моя ответственность»?
– Мое решение, моя ответственность.
И мы опять замолчали. Тем временем дождь на улице полил стеной, а я вглядывалась в темноту, убеждая себя, что все это окажется тупым приколом.
– То есть твои родственники вовсю готовятся?
– Ага.
– Все роли распределены? Ну, кто там поперек пути ляжет, чтобы я не ушла?
– Зина апа, наверное, – ответил игриво он.
– Да у тебя все схвачено, я смотрю… А ты-то что будешь делать?
– Буду восседать на нашем свадебном ложе и ждать тебя, – многозначительно подмигнул он. – Чего замолчала?
– Свадебное ложе и маленький писюн среди маминых цветочков… Нужно к этой мысли привыкнуть.
– Когда шутки закончатся, давай серьезно поговорим.
– Закончились.
– Балым[122], ты же классная!
– А, ну теперь стало ясно, почему ты вздумал на мне жениться… вот так, украв, как скот. Ты это… Поклянись-ка. Или проверяешь на слабо? – не удержавшись, спросила я.
– Хочешь, позвоню мамке? По громкой связи услышишь, как она будет меня в очередной раз спрашивать, где мы и когда будем.
– А мне не надо никуда звонить? Например, своей маме или в полицию?
– Маме позвонить надо. Сейчас доедем до Караганды, связь будет лучше.
– Сказать ей, что ты меня украл? Чтобы закрыли дверь на ключ, так как я вряд ли приеду из Шымкента в ближайший год?
– Добавь, что ты меня любишь и согласна, и она ляжет спать со спокойной душой.
– Асылжан, я не согласна.
– Почему? – притворно удивился он.
– Потому что.
– Вот и Караганда. Слушай, когда будем подъезжать к дому, наверное, тебе лучше начать брыкаться, что ли. А то больно ты спокойная сидишь, подумают, что радуешься. А ты же хочешь всех и меня убедить, что не согласна, – улыбка не сходила с его губ.
Определенно, Асылжан был счастлив.
– Может, поедим? Я выходила к тебе на ужин, между прочим.
– Захвачу сэндвич и кофе на заправке, окей?
– Начинается. Сначала ужины при свечах, а потом сэндвичи при дороге.
– Не забудь маме позвонить, – обернувшись, бросил он и направился к кассе заправки.
Я смотрела ему вслед. Широкая спина, обтянутая синим поло, узкий таз, длинные ровные ноги, аккуратная короткая стрижка. «Придурок», – с улыбкой обозвала его про себя я и взяла телефон, чтобы полистать «Инстаграм»[123].
– Американо со сливками и сэндвич с курицей, – протянул он мне через минут десять.
– Все-то ты про меня знаешь, а то, что меня не крадут, не знаешь.
– Мама что?
– Я ей сказала… – намеренно замолчала я и добавила: – Что задерживаюсь.
– Не понял, – впервые за всю дорогу без улыбки посмотрел на меня Асылжан.
– Асылжан, спасибо, что показал трассу до Караганды, теперь отвези меня домой. Ты подрываешь мой авторитет борца за женские права.
– А ты борец за женские права?
– Ну да.
– Тяжело тебе придется у южан.
– Ну да.
– Мне страшно возвращаться домой без невесты. Может, скажем, что в дороге все переиграли и ты украла меня? И увезла в Астану?
– Боже, и мне надо выходить за такого придурка, как ты? – спросила я, ласково чмокнув его в губы.
– Балым, доверься мне. Все будет хорошо, – сказал он, заводя машину.
– Почему?
– Я тебя люблю. – Немного подумал и добавил: – И южанам не отдам на съедение.
– Почему ты решил именно так жениться?
– А как еще? В ресторане, собрав друзей, я, помнится, уже делал предложение… Напомни-ка, что было потом?
– Предложение через две недели после того, как мы начали встречаться?
– Мы знакомы с детства.
– Зачем с друзьями? Прижать к стенке, чтобы я постеснялась отказать?
– Чтобы разделить с ними твою радость.
– Мою?
– Тебе же удалось захомутать меня. Ты должна гордиться собой.
– Подожди, ты куда едешь?
– В Шымкент.
– Это не смешно. Ты что творишь?! Мой папа тебе этого не простит. И твоему отцу тоже. Я что, лошадь, которую можно угнать в другой двор? Ты все портишь! Уже поздно. Мы не успеем доехать до дома. Асылжан, ты чего?!
Но он молчал. Ни улыбки, ни взгляда. Только сто восемьдесят километров в час по темной трассе. Ни открыть дверь и вывалиться, ни пнуть его со всей дури. Сердце стучало так громко, что я не слышала уже ни музыки, ни собственного дыхания. До меня вдруг дошло, что он не шутит. Следом и то, что я его ненавижу!
Больше я не проронила ни слова, погруженная в мысли, как хлопну дверью и уеду, а перед этим выступлю с пламенной речью, встав на воображаемый пьедестал или перешагнув через его Зину апа, проведу правовой всеобуч по статьям Уголовного кодекса. Похищение человека потянет на десять лет. Эти планы так меня успокоили, что я не заметила, как задремала. И спала, пока не почувствовала, что машина остановилась.
Боясь пропустить важный момент в традиционной краже невесты и что меня, спящую, выдадут замуж, надев платок на голову, я собралась отражать нападения врага.
К своему удивлению, я не увидела ни родственников жениха, ни лежащих в ряд бабушек. Только мы посреди степи цвета меда. Я посмотрела на Асылжана. Он копошился в багажнике.
– Ну приехали! Ты закопать меня тут решил? – пошутила я.
– Кража уже не кажется беспределом, да? – рассмеялся он, вытащил два складных деревянных стула и прошел мимо меня к берегу озера, которое я и не заметила, защищая девичью честь.
Пошла следом. Мы спустились по извилистой тропе, поросшей высокой травой, и передо мной открылся вид невероятной красоты. Голубая гладь воды будто уходила в небо, а предрассветное солнце заливало все вокруг нежным розовым золотом.
Я не знала, откуда по сценарию выползут ажешки всех мастей, но готова была ждать их, сидя на стуле и любуясь рассветом у озера. Откинулась на спинку, зажмурилась и вдохнула запах воды. Когда я лениво открыла глаза, увидела на соседнем стуле Асылжана. Он тоже улыбался солнцу, прикрыв веки. «Кто же ты?» – думала я, разглядывая его лицо, ямочки на щеках, милые гусиные лапки у глаз.
Словно почувствовав мой взгляд, он повернулся ко мне и сказал:
– Я спешил к рассвету.
– Красиво…
– Я правда хочу жениться на тебе. А ты?
– Нет.
– Ты запарила.
– Ладно.
– Это да?
– А все это… это предложение?
– Да… Как ты и хотела. Без друзей, не прижав к стенке. Хотя, согласись ты сразу, сэкономили бы бак бензина. Я с первых дней знал, что хочу жениться на тебе.
– А я только сейчас это поняла.
Няня
Менеджеру юридического департамента Райхан позарез нужна была няня. Кому она не нужна? Как некогда мечтали о парнях и пылких признаниях, сегодня каждая уважающая себя мама мечтает о няне. Стоит только неосторожно спросить: «Какую няню ищете?» – рассуждения займут добрых полдня. А там уже и ужин пора готовить. Иногда складывается впечатление, что даже размышления о няне под тенью дворовых деревьев имеют мощный терапевтический эффект у молодых мам.
Всем нужна няня. Хотя сыну Райхан, Асланчику, кажется, нужна была только мама. Даже не папа. Куда уж какой-то тете от тридцати до пятидесяти лет. Кстати говоря, последнее – из объявления, которое разместила менеджер в декрете. Там еще на полстраницы шел перечень личных качеств и служебных обязанностей и давалась приписка: «Дома нет ничего ценного, кроме связей в правоохранительных органах». Последнее и вовсе тянуло на угрозу или на статью Уголовного кодекса о превышении должностных полномочий, но на войне за свободу от декрета все средства хороши. Если дать волю Райхан, она и вовсе расписала бы возможные наказания за малейшее неудобство ее чада. Но, взвесив все, точнее свое стремление в кои-то веки надеть белую рубашку и уйти из дома, молодая мама решила ослабить хватку и переписала объявление.
Получилось настолько лаконично, что впору было заподозрить ее в попытке оставить ребенка в опасности. Вместо «Требуется няня» появилось «Ищу няню», полстраницы личных качеств превратилось в емкое «Добрую», а угрожающая приписка – в щедрое «Выходные: суббота и воскресенье».
Ищу няню. Добрую. Выходные: суббота и воскресенье.
«Да, так лучше», – подумала Райхан и сделала большой глоток из чашки с налитым еще с утра чаем.
Звонки пошли мгновенно: пенсионерки, студентки, военные в отставке, семьи, которые ищут работу с проживанием и готовы «по-доброму» – с их интонацией получалось «по-свойски» – присмотреть за полугодовалым хозяином дома, пока они, а их четверо, поживут у Райхан в зале. Провисев весь день на трубке, девушка назначила собеседование четырем женщинам.
При личном знакомстве оказалось, что первая собирается ездить на работу к Райхан с другого конца города и ее не смущает, что выезжать она будет в шесть утра и возвращаться почти в полночь. «Все это мелочи! – правдоподобно уверяла она. – Главное, что ребенок, кажется, не нервный». «Вы можете пообщаться с сыном часок, чтобы понять, комфортно ли вам», – предложила вежливо Райхан и