Я поставила чайник. В холодильнике нашла малиновое варенье, когда-то присланное хлебосольной свекровью. И в утренней тишине в одиночестве села неспешно пить чай и разглядывать кухню.
Наш первый и самый красивый дом. Кто бы мог подумать, что мы захотим всерьез обосноваться в Шымкенте! Всю жизнь проведя на севере страны, пусть и переезжая из одного региона в другой, и сменив множество служебных квартир, пожив и в общежитии, и со свекровью, мы волей судьбы оказались на юге и подумали: «А не купить ли нам дом? С собакой, кошкой, огородом?..»
А начиналось все с комнаты в рабочем общежитии площадью восемнадцать квадратных метров. По законам жанра общая душевая и туалетные кабинки в конце длинного коридора. Но нас двоих это не смущало. Я ходила на занятия, потом готовила ужин, делала уроки до самой ночи, пока с работы наконец не приходил Марат – уставший, голодный… И мы еще пару часов проводили за маленьким столом, пили чай, разговаривали об уголовных делах, которые он вел, о неуловимых преступниках или о начальниках, которые порой несправедливо и при других сотрудниках кричали на молодого следователя. Я слушала внимательно, переживала, когда Марат бывал расстроен, порой даже хотела звонить его руководству и защищать любимого. Но… Продолжала подливать чай, поглаживая живот…
Да, за дверью одной из комнат обветшавшего общежития, укрывшись от всего мира, мы наслаждались счастьем ожидания первенца – нашей Тұрсынай, твоей Тұрсынок…
…Бахытгуль улыбнулась. Перед глазами, словно это было вчера, появилась сцена, как из старой киноленты.
Понедельник. После утренних лекций она заходит в комнату общежития, а там молодой муж в растянутой майке и домашнем трико чистит картошку. Таким был их ритуал: кто первым возвращался домой, тот и начинал готовить, чаще всего жареную картошку. Она переодевается, моет руки, ставит на газ сковородку, а потом загадочно смотрит на мужа.
– Все нормально? – спрашивает он.
– Кажется, началось, – улыбается она.
– Точно? – только и может вымолвить Марат.
– Мы уже прошли «Акушерство и гинекологию», и все сходится. С утра тянет поясницу, – радостно сообщает она, еще не понимая, что ждет ее на родах.
– А что мне делать? Едем в роддом, что ли? – начинает паниковать Марат.
– Нет, иди на работу. Я, наверное, не вернусь на лекции после обеда. Подождем еще. Нужно, чтобы между схватками было по четыре-пять минут.
– А сейчас сколько?
– Не знаю, но точно не четыре-пять. Не паникуй! Просто возможно, что мы совсем скоро познакомимся с малышом, – улыбается она.
Марат, никогда не умевший сдерживать эмоции, бросается радостно к жене, обнимает ее крепко-крепко и кружит в маленькой комнате обветшавшего общежития.
И, конечно, появляется вечером раньше обычного. Снимает голубую форму, вытаскивает тетрадь с ручкой и с дотошностью следователя записывает время начала схватки и ее продолжительность, а через несколько часов по февральской вьюге везет жену в роддом.
За Бахытгуль закрывается дверь приемного покоя, а Марат остается на улице один на один со своим волнением. Ему тяжело ждать того, на что он не может повлиять. С пальто и сапогами жены в руках он идет куда глаза глядят, пока не оказывается перед домом Жайылхана. Стучится в окно, ожидая увидеть друга, но там появляется его супруга Пакизат. Марат впервые чувствует себя настолько беспомощным и не придумывает ничего лучше, как крикнуть:
– Позвольте доложить. Я отвез Бахыт в роддом. Дальше сами знаете, что делать.
Понурив голову, он возвращается в общежитие, садится за печатную машинку и принимается составлять обвинительный акт, который из-за переживаний никак не мог закончить раньше. Работа становится для него спасением.
За документами Марат не замечает, как проходит несколько часов. Встает из-за стола, и волнение накатывает на него с еще большей силой. Он бежит на вахту, где стоит телефон, и набирает приемный покой роддома. Вдруг есть новости?
Гудки в телефонной трубке, кажется, длятся целую вечность. Марат переминается с ноги на ногу, пока наконец не слышит уставший женский голос:
– Алло…
– Алиханова Бахытгуль, – выпаливает он без всякого «здрасьте».
Медсестра, привыкшая к таким звонкам, спокойно, даже рутинно отвечает:
– У вас девочка, – и кладет трубку.
А Марат остается стоять с трубкой в руках. Мимо него проходят люди, даже не подозревая, что молодой долговязый мужчина только что стал отцом.
Молодой прокурор возвращается в комнату, садится за печатную машинку, открывает папку уже другого уголовного дела и начинает печатать постановление, но вдруг осознает, что свершилось чудо.
«Что же я делаю?» – Мужчина вскакивает как ошпаренный, хватает две бутылки водки, полученные по талонам, и, кое-как накинув пальто, едет к Жайылхану – отмечать новое звание… Не офицерское. Важнее.
С самого утра Бахытгуль ждет мужа, но того все нет. Наблюдает, как роженицы показывают родным младенцев в окно второго этажа, выглядывает сама, но муж не появляется и к обеду.
«Мог ведь отпроситься, – злится она, а потом и вовсе поникает. – Или он расстроился, что родилась девочка?»
Но когда около четырех часов дня она видит опухшего, но счастливого мужа под окнами роддома, все проясняется. Держа в одной руке юбочку, а в другой ползунки, молодой отец радостно кричит:
– Бахыт, смотри, что я купил!
– Лучше бы пеленку! – смеется Бахытгуль.
Она закрыла лицо руками, не давая тоске из самой глубины души вырваться наружу. Вытерла глаза, убрала дневник поглубже в шкаф и принялась готовить завтрак. Дел на сегодня было запланировано много. На ауызашар[148], чтобы почтить память начальника, акимат[149] и прокуратура Туркестанской области собирали людей на первый жұмалық. Ведь ее Марат дослужился до одного из самых уважаемых прокуроров области и страны…
Когда Марат возвращался с работы, Бахытгуль бегала с пеленкой на плече, разрываясь между кастрюлей с подпрыгивающей крышкой и младенцем, орущим из-за режущихся зубов. По пружинистой легкой походке было очевидно, что муж пришел с хорошей новостью, но молодая мама ничего не замечала: ребенок, готовка, сессия в мединституте, бессонные ночи… Ну разве ей было дело, что мужа назначают судьей Аксуского района Павлодарской области?!
Марату хотелось похвастаться, ведь он так рвался обратно в родной город, к маме и братьям, что, не найдя вакансий, даже согласился уйти из прокуратуры. Радостный шел домой, по дороге купил краковскую колбасу, но стоило открыть дверь комнаты в общежитии, как ему стало понятно, что со своим приказом о назначении он сегодня ни к селу ни к городу.
Марат, посвистывая, снял рубашку и брюки, переоделся в домашнее, умылся и подошел к красной от криков дочери.
– Теперь ты – дочь судьи, – прошептал он по секрету, – пора вести себя подобающе, с выдержкой.
Тұрсынай, словно что-то поняв, вмиг замолчала. Сразу же успокоилась и молодая мать: заметила и колбасу на столе, и мужа, который бережно укачивал ребенка, и впервые за день выпила чашку горячего чая.
Уже ложась спать, Марат как будто между прочим сообщил:
– Помнишь Сайрама Баталовича, папиного друга? Он еще на свадьбу к нам приходил?
– Ну-ну, припоминаю, – ответила Бахытгуль.
– Сегодня вышел приказ о назначении меня судьей в Аксу. Он помог.
– Да ты что! Уйдешь из прокуратуры?
– Да, на время. Какой-никакой, но опыт. А может, судейство больше понравится…
– Конечно, это же все близко.
– В общем, мы переезжаем в Аксу. И тебе будет легче. Мама с Тұрсынян поможет.
– Да… – задумчиво ответила молодая жена.
В ту ночь Бахытгуль спала беспокойно. «Как все будет? Не испортятся ли отношения?» – переживала молодая жена, в свое время наслушавшаяся историй кызылординских келiнок. Да и мужу, как ей казалось, нравилось пугать характером своей матери.
Бахытгуль понимала, что мать в сердце сына занимает почти сакральное место. Как говорил Бауыржан Момышулы[150], «ардақты ананы қадірлеймін»[151]. Вот такое же почтение оказывал и Марат своей матери. Об этом знали не только домашние, но и коллеги. Рассказывали, что однажды на свадьбе у знакомых завязалась драка, кому-то дали в нос, кому-то прилетело в глаз, а Марату нанесли… имущественный вред. Уму непостижимо, но одному из зачинщиков удалось сорвать с «высоты птичьего полета», то есть с головы Марата, норковую шапку, в которой щеголял молодой следователь прокуратуры. Вероятно, драка и затевалась ради этого «куша». Ведь в то время норковая шапка стоила как сегодня «Тесла». Марат еще долго бежал за обидчиками, крича им вслед: «Верните! Это мамин подарок! Мамин! Что вы за люди!» И всем стало ясно, что ему была дорога не столько шапка, сколько мамин подарок. Подарок, на который мама копила долгие месяцы, рассчитывая, что ее сын будет ходить в Актюбинске как настоящий прокурор.
Поэтому Бахытгуль появилась в доме свекрови как испуганная лань. Казахи говорят: «Екі қошқардың басы бір қазанға сыймайды»[152]. Однако одна кухня и для трех хозяек не будет тесной, если те «не станут отращивать рога». Что и не стали делать обе снохи Тұраш апа – жены братьев Марата и Мурата. Они беспрекословно слушались свекровь. Абысынки без боя сдали позиции у плиты: Бахытгуль «между кормлениями ребенка» оканчивала институт, а беременная Гульжанар дорабатывала последние месяцы перед декретом. Потому чаще всего готовила свекровь. Говяжьи котлеты со сметаной, сазан, манты, беляши… М-м-м! Но все это меркло по сравнению с ее легендарными пельмешками величиной с изюмину. О них помнил любой, кому хотя бы раз удалось их отведать. У этой хозяйственной женщины они всегда имелись в морозильнике – на случай неожиданных визитов сыновьих гостей.