Женщины моего дома — страница 27 из 32

И вот однажды после ужина по дороге в свою комнату я краем глаза увидела Тұрсынай с Маратом. Дочка сидела, поджав ноги, и вытирала рукавом слезы, а Марат тихо пел под гитару:

Среди мартовских вьюг вспоминай,  что наступит апрель

И под солнцем весенним земля расцветет.

И в минуту, когда не везет, в неудачу не верь —

Это все эпизод.

Распахни широко окно,

Там как будто идет кино,

Где у каждого тысячи дел и забот.

Ты увидишь, как вдруг мелькнет

За падением новый взлет.

Эпизод, эпизод, эпизод[176].

Я стояла, укрывшись за дверью в комнату дочери, и тоже плакала. А Марат допел, улыбнулся и сказал уверенно: «Это просто эпизод, никогда не сдавайся, қызым».

И она не сдалась. Подала документы, написала сильное эссе, прошла онлайн-собеседование у профессоров и сегодня узнала, что ее и еще четверых выбрали среди множества претендентов со всего мира.

Наша Тұрсынай, твоя Тұрсынок…

5 июля

Сегодня я закрыла дверь в наш дом в Шымкенте. Дом, в котором мы с Маратом хотели состариться. Дом, в котором должны были бегать наши внуки…

Позвонил Канат, прокурор Казыгуртского района. Вызвался проводить. Так неожиданно: ведь мы не были особо близки, да и Марат не был замечен в дружбе с Канатом. Может, он как-то заходил к нам в гости? Но не более.

Но именно Канат проявил участие к нашей утрате. Позвал к себе домой на көңiл шай[177], познакомил с семьей. Такой открытый, добрый, искренний, он весь вечер напоминал мне молодого Марата.

Сегодня он приехал провожать нас в аэропорт.

Кто бы мог подумать, что из всех коллег именно большой, неуклюжий Канат Базарбаев окажется тем, кто так искренне относился к тебе и так внимательно к нам уже после тебя.

9 июля

Сегодня я поняла, что должна написать книгу о Марате.

Нужно это сделать для наших детей, а может, и для будущих внуков.

Чтобы они знали, как поступать, если столкнутся с таким же испытанием или с любыми другими испытаниями в жизни.

Чтобы всегда руководствовались добротой и справедливостью.

Чтобы гордо носили твое имя и передавали его своим детям.

Чтобы чтили твою память, как ты память своего отца и своего деда, хоть последнего ты ни разу не видел.

Чтобы не забывали, как беззаветно ты любил Тұрсынок, Динусю, Далидушу, Шүкіра и их маму.

Чтобы не соглашались на меньшее, чем наша с тобой любовь.

15 июля

Надо признаться, что я не знаю, с чего начать книгу о Марате. Открыла другие книги-воспоминания, полистала домашние альбомы и, поборов смущение, написала друзьям и коллегам Марата. Все поддержали идею издать такую книгу. Обещали прислать мне их воспоминания.

23 июля

Прошла неделя. Нет ни единого воспоминания. Энтузиазм стал угасать. Я понимаю, что у людей своя жизнь, понимаю, что кипит работа. Чего уж там, я помню, как с такими же просьбами обращались к Марату, а он, вечно занятой, не успевал. Надо было мне за него писать. Оказывается, это так нужно семьям.

3 августа

Не хочу настаивать. Остается только ждать. Но сколько ждать? И не издавать не могу, раз уж всем рассказала. Наверное, нужно писать что-то самой. Книгу я не сумею. Все, что я когда-либо писала, – сочинения в школе. И вот этот дневник.

Может, мне издать этот дневник?

В нем будет Марат. Живой, настоящий, не согласованный с вышестоящими органами.

В нем будем мы. До две тысячи двадцать третьего года и еще триста шестьдесят пять дней после него.

19 августа

Сегодня день рождения Төрехана. Нашего долгожданного мальчика.

Марат, как и всякий мужчина, не сомневался, что сразу будет отцом сына. Но судьбой ему было уготовано сначала трижды стать папочкой.

Забеременев в четвертый раз, я, к своему стыду, не сильно обрадовалась. А если еще честнее, то совсем не обрадовалась. На руках с годовалой Далидушей я была измотана ночами без сна и днями без продыху. Ведь я была и за маму, и за папу. Папа, прокурор Экибастуза, уходил из дома, пока дети спали, и возвращался, когда они уже засыпали. Но что-то меня удержало от аборта, к которому, надо заметить, очень часто тогда прибегали женщины. Возможно, это была надежда, что под сердцем у меня наконец поселилась душа долгожданного сына.

У подруг-врачей я узнала, что в Алматы, в Центре молекулярной медицины, по генетическому анализу определяют пол ребенка уже на одиннадцатой неделе беременности. Поделилась мыслями с Маратом. Не знаю, каким образом, но ему удалось отпроситься у руководства. В назначенный день мы выехали в Алматы.

За всю дорогу Марат ни разу не обмолвился, что будет, если это девочка, и не предавался мечтам, что будет, если это мальчик. Наверное, знал, что я расстроюсь, что и в этот раз это не сын. Узнав, что ношу Далиду, я проплакала всю дорогу от УЗИ-кабинета до дома, пока муж тщетно пытался меня успокоить. В этот раз Марат всячески отвлекал меня от тревожных мыслей: шутил на посторонние темы, рассказывал о жизни в Алматы, о том, как мечтал поступить в КазГУ, но не получилось, а потом и вовсе о студенческом времени в КарГУ, обязательных драках и о романтике тех дней.

Муж очень рано определился, что хочет быть, как отец, прокурором, и тогда после школы родители отправили его на подкурсы юридического факультета в КазГУ. Чтобы поступить, нужна была справка о стаже, которую организовал его отец. Началась прекрасная пора в жизни Марата, к которой мысленно он будет возвращаться еще много-много лет.

Он любил осень, а осеннему Алматы оставался бесконечно преданным даже во сне, даже тридцать лет спустя. Порой, сомкнув уставшие глаза, душой переносился на тысячу километров от дома – на улицу Аль-Фараби в Алматы. Прогуливался там по узким тропинкам среди деревьев цвета карамели, спешил на лекции на юрфаке, подбрасывая в воздух кожаный отцовский дипломат, который чаще всего оставался полупустым. В нем не было ничего, кроме двух общих тетрадей. Первая с одной стороны отводилась под лекции по теории государства и права, а с обратной – по истории государства и права, в другой соседствовали конституционное и частное римское право.

Сейчас у меня в голове так ясно звучит голос Марата, поющего песню Асмолова.

– Надо же, какие пророческие песни ты пел…

Вот и осень – и дождь в окно стучится,

Вот и осень – и улетают птицы.

Вот оторвался от земли

Последний журавлиный клин,

Словно корабль, стартующий с Земли.

Мне снился сон, короткий сон длиною в жизнь.

Земля в цветах, Земля в огнях, Земля в тиши.

Спасибо, жизнь, за праздник твой —

Короткое свидание с Землей.

Осень жизни – она всегда внезапна.

Осень жизни – так много дел на завтра.

И все ж приходит день такой,

Когда, пройдя свой путь земной,

Уходим мы по Млечному пути[178].

Алматинская осень закончилась для Марата вместе с приходом зимы. Анонимка о том, что стаж в справке, полученной отцом Алиханова – прокурором Аксу благодаря друзьям, не соответствует действительности, привела к тому, что Марата отчислили с подкурсов.

Но это не сломило его желание поступать на юридический. Он попытал удачу в Свердловском юридическом институте. Тщетно. Подал документы в Карагандинский государственный университет имени Букетова – и стал гордым студентом юрфака… пока его не забрали в армию.

Его университетский друг Аманберлі Исабеков, сиживая у нас за столом, часто рассказывал, что дастархан Марата отличался щедростью даже во времена голодного студенчества. Неимоверно гордившийся сыном отец Марата пользовался любым удобным случаем и, выбив командировку, навещал студента в Караганде. В каждый визит он привозил с собой отваренное супругой мясо, налепленные с материнской любовью манты, поджаренные до золотистого цвета пирожки, мешками тащил овощи, пакетами – сахар, кулечками – карамельные конфеты.

Другим студентам тоже присылали посылки, но пока они делились богатством разве что с соседями по комнате, Марат, проводив отца, приглашал всех в самую большую комнату общежития – «трехместку», – выкладывал на стол месячный запас и за раз угощал тридцать-сорок парней.

– Лучше того дня, когда ты получал посылку из дома, был только день, когда выдавали стипендию, – рассказывал Марат.

Тогда будущие юристы, надев свои самые лучшие рубашки, отправлялись в ресторан – «Казахстан», «Караганду» или «Орбиту», – чтобы научиться «хлопать по писярику[179]», или на дискотеку, чтобы познакомиться с девушками. В конце вечера для полноты ощущений они дрались с точно такими же ищущими полноты ощущений.

– Кеудеге нан пісіп жүрген кез еді[180], – с ностальгией вздыхал Марат.

Аманберлі рассказывал, как однажды во время драки приехала милиция. Естественно, все бросились врассыпную, но некоторых все же догнали, скрутили и упрятали в вытрезвитель. Марат вернулся за товарищами и на ломаном юридическом доказывал, что ребят задержали незаконно.

Марат был бравым приятелем, не бросал в беде, не бросался обещаниями.

Муж вспоминал, как однажды дал слово своему другу Кайрату, что присмотрит за его девушкой, пока тот будет в армии. И приложил неимоверно много усилий, чтобы выполнить просьбу товарища: каждую дискотеку стоял возле девчонки, не подпускал женихов и сам не приглашал на танец. Правда, поговаривают, что она выскочила замуж, не дождавшись Кайрата, почти сразу, как в армию забрали самого Марата.