Вообще, он не раз помогал друзьям в сердечных делах. Друг Ерлан женился на своей Салтанат, а мог бы и проморгать, если бы не Марат. На темных дискотеках слепой как крот Ерлан просил Марата стоять возле Салтанат, чтобы по возвышающейся над толпой голове друга находить и девушку. И Марат ответственно выполнял миссию Купидона.
…Так, под стук колес, муж уводил меня от мыслей о том, кто же поселился у меня под сердцем.
После довольно болезненного анализа мы вернулись домой и стали ждать результат. Прошло не больше трех дней, когда привычный домашний шум разорвал телефонный звонок.
– Алиханова Бахытгуль? – спросила девушка на другом конце трубки.
– Да.
– Это из Центра молекулярной медицины. У вас будет сын. Поздравляем. Результаты отправим по почте, – выдала дежурную фразу медсестра, не догадываясь, что я плачу от счастья.
– Шүкір, Аллаға шүкір, – прошептала я тогда еле уловимым движением губ.
– Шүкір, балам, қош, келе ғой[181], – тихо сказал муж, когда я позвонила ему на работу и сообщила новости.
С именем сына Марат определился задолго до того, как женился, поэтому призрак еще не рожденного сына – Шүкіра – жил в семье с тех пор, как мы узнали о моей четвертой беременности. Только я предложила назвать сына двойным именем, чтобы переломить судьбу несчастного деда Шүкіра, так и не познавшего отцовства. Кабдышүкір ата ушел на войну еще до рождения отца Марата.
Марат не видел дедушку, но почему-то по-детски тосковал по нему. Знал о нем только по рассказам отца, и все, что ему оставалось, – это воображать размытый образ, слушать слова отца о войне, которые напоминали повесть Александра Бека «Волоколамское шоссе», и представлять последний вздох предка, сделанный где-то на поле сражения.
«О чем он думал, когда умирал? О сыне, которого так и не увидел? О доме? Может, о запахе полыни в родной степи? О чем он думал, когда умирал в одиночестве где-то на чужбине?» – думал любящий внук.
Марат до последнего на всевозможных порталах и в электронных архивах искал хотя бы незначительное упоминание о молодом солдате Алиханове Кабдышүкіре. И мечтал, найдя деда, вместе со своим с сыном отвезти горстку родной земли на его могилу…
Мы назвали сына Төрехан-Шүкір.
Марат так и не осмелился признаться маме, что Төреханом его ненамеренно назвала моя мама, ее құдағи. Моя мама – скромная женщина, никогда не перечила құдағи, тем более побаивалась лезть впереди нее, когда та называла трех внучек.
– Орны төрде болсын![182] – рассуждала мама. – Пусть будет уважаемым человеком. Тем более брата зовут созвучно – Тілеухан.
Нам с Маратом имя Төрехан понравилось, и, не сговариваясь, мы ни разу не упомянули об авторе, чтобы не обидеть свекровь.
Наконец, в полночь с восемнадцатого на девятнадцатое августа в карете скорой помощи я отправилась в роддом за Төрехан-Шүкіром. А в половине пятого, на рассвете, Марат разбудил половину Казахстана!
– У меня сын родился! – радостно кричал он в трубку, не заботясь ни о времени на часах, ни о том, что человек, скорее всего, спал. Если родственники и друзья разделяли счастье мужа, то его подчиненные, в четыре тридцать утра увидев в телефоне имя шефа, наверное, вскакивали с кровати и спросонья бежали собирать тревожный чемоданчик.
Сегодня Төрехану исполнилось восемнадцать.
11 сентября
Дина отправила вещи. Теперь она будет работать удаленно из Астаны. Она прошла собеседование еще в феврале, но в мае, когда работодатель позвонил с предложением, решила отказаться. Тұрсынай поступила в докторантуру и планировала в августе уезжать в Америку. Далида училась в Австрии. Төрехан собирался в Англию. И Дина решила, что хочет остаться со мной. Я отговаривала, но она пошла в отца: не может не заботиться о других.
Когда Дина сообщила работодателю, что обстоятельства изменялись, тот вышел со встречным предложением: до августа работать в офисе банка в Алматы, а потом – удаленно из Астаны.
Наверное, Дина его впечатлила.
Когда доча два года назад только-только устроилась проектным менеджером в «Альфа-Банк», я радовалась за нее, но все же, наверное, не так сильно, как Марат. Он буквально фонтанировал отцовской гордостью! Каждый обеденный перерыв закрывался в своем кабинете, звонил дочери и спрашивал: «Как дела, Кусь? Что нового?» Выучил имена ее коллег, разузнал обо всех ее начинаниях, и если Дина сообщала, что защитила проект или что ее похвалили за какую-то мелочь, то, не скрывая восторга, обещал карьерный рост или повышение зарплаты.
– Вот увидишь, Дикуся! Держись уверенно! Все у тебя получится, Көк көзім![183] – не унимался гордый отец.
И каждый разговор с дочерью он заканчивал одинаково:
– Ну, не буду отвлекать от важных государственных дел.
Марат ушел в марте, даже не подозревая, что спустя несколько месяцев дочь станет руководителем одного из управлений банка.
– Или, может, все ты подозревал, потому что верил, как никто другой?
17 сентября
Пишу из самолета. Мы летим в Лондон. Вот-вот начнется взрослая самостоятельная жизнь Төрехана. Моей гордости. Моего сына. Сколько он занимался, чтобы набрать нужный балл! Как пытался скрыть от нас свои переживания насчет будущей профессии, а затем и волнения, связанные с поступлением. Но он – такой же, как отец, чуткий и внимательный к окружающим, – уверял, что нет повода для беспокойства, хотя на самом лица не было от неопределенности.
Но раньше желанного приглашения в университет он получил другой билет во взрослую жизнь, оставшись вместо отца за главного. Мой любимый малыш, который смотрел на мир широко распахнутыми глазами, повторил судьбу Марата: смахнул слезу, поджал по-мужски губы и со всей серьезностью попытался взвалить на свои неокрепшие плечи тяжелую отцовскую ношу. А потом увидел в электронной почте приглашение из «запасного» университета, куда подавал документы на всякий случай. Сообщил об этом между делом, потому что ждал результат экзаменов из желанного Королевского колледжа Лондона. Заветное письмо пришло позже и стало тем самым светом в конце туннеля, обещанием продолжения жизни, радостной новостью в череде горьких дней.
Сегодня мы летим втроем – Төрехан, Дина и я, – чтобы помочь студенту обустроиться на новом месте.
20 сентября
Дети уехали по магазинам покупать посуду и постельное белье для Төрехана. Вчера ему наконец дали комнату в общежитии. Небольшая светлая студия на одного: кровать, стол, стул, даже маленькая оборудованная кухня и собственная душевая. Дети захотели придать комнате обжитой вид. Төрехан вообще любит красивую сервировку. А я тем временем драю студию для сына.
Пока убиралась, вспомнила о нашей с Маратом комнате в общежитии, в которой мы создавали домашний уют. Помню, как на восемнадцати квадратах организовали даже маленькую кухню: арендовали холодильник, купили стол. Несмотря на стесненные условия, чтобы пригласить гостей, потратились на четыре табуретки…
А теперь пришло время обустраиваться нашему взрослому сыну.
– Время, которое летит… и время, которое остановилось без тебя, Марат, – это одно и то же время?
6 октября
Свекровь сильно сдала после похорон сына. Сначала Гульжанар брала больничный, чтобы посидеть с ней, следом Гуля взяла отпуск без содержания. Сегодня уже я приехала в Аксу. Правда, я не знала, что делать, пока не вспомнила о недавнем письме-воспоминании Муратбека Касымова, первого заместителя Департамента антикоррупционной службы по Западно-Казахстанской области, некогда подчиненного Марата. «Свекровь знала Муратбека, и ей, наверное, понравится слушать, что он пишет, – решила я. – Ведь он не больше полугода назад навещал Тұраш апа, когда у нее диагностировали рак».
Мы познакомились в тысяча девятьсот девяносто девятом году, когда я устроился в прокуратуру Майского района. Я только начинал свой путь, а Марат ага уже был прокурором города Аксу. И мы время от времени могли видеться по работе.
Потом его назначили прокурором Экибастуза, и наши дороги стали пересекаться еще чаще. Тогда я отметил для себя в нем редкие для правоохранительной системы тех времен человеческие качества. Он не давил безосновательно на подчиненных, не обогащался и не ставил подножек вырастающему коллеге. Он пронес в себе порядочность, доброту и чистоту помыслов, никогда не отказывал, старался помочь обратившемуся. В дни приемов граждан выслушивал каждого жителя, не избегал, не ленился, и даже если вопросы не касались напрямую его деятельности, не спешил говорить «нет». Он и нас, молодых прокуроров, учил этому: «К нам обращаются не от хорошей жизни, когда не могут найти справедливость, не могут решить сами. Выслушать до конца и помочь – вот о чем должны мы думать».
Маке был предан работе настолько, что никогда не уходил домой, не закончив срочные дела. Обычно материалы занимали не один том, но тем не менее он читал их очень внимательно. «За каждой страницей, за каждой строчкой – судьба человека», – говорил он. И не допустил ни одного несправедливого обвинения за всю свою карьеру.
Помимо работы, Марат ага заботили и семейные ценности, воспитание детей. Каждый праздник он предлагал отдыхать вместе с семьями на природе либо приводить детей на празднования в стенах прокуратуры. «Дети должны знать, где работают родители, что полезного делают для общества, почему не бывают порой на утренниках или приходят поздно домой. Рассказывайте, показывайте, они должны гордиться тем, чьи они дети, кто их папы и мамы», – говорил он в своей суровой манере теплые истины.
Маке – человек чести, высокой морали, никогда не лебезил перед высокопоставленными коллегами, не принижал нижестоящих. Проявлял участие к личной жизни каждого в своем коллективе, помогал, не жалея сил, в случае беды.