Почерневшими от типографской краски пальцами Бланш продолжала рассеянно перелистывать газету. Вдруг внимание ее зацепили несколько слов: Скандал на улице Шаронн… есть люди, умирающие от холода. Бланш замерла, поставила чашку на стол.
Альбен проснулся. Он услышал шум на кухне. Поднявшись, он увидел жену – та стояла, пребывая в необычайном волнении. Ясно было, что она не спала всю ночь. Дрожа, не потрудившись даже его поцеловать, она протянула газету.
Прочти, – сказала она. – Прочти и одевайся.
Пошли туда.
Глава 12
Идти с ними на зумбу! Только этого не хватало. Сопротивляясь напору Бинты, Солен стала горячо возражать: она никогда не пыталась заниматься танцами, у нее отсутствует чувство ритма, да она скованная, как деревяшка. Но «африканские тетки» не оставили ей выбора. Раз уж решила Бинта, это не подлежало обсуждению. Тогда Солен стала говорить, что у нее нет подходящей одежды, что она не знает ни движений зумбы, что это вообще такое.
Пойдешь! – ответила Бинта, закрывая дискуссию. – Это пойдет тебе на пользу.
«А вещички мы тебе одолжим», – прибавила «женщина с двумя евро», протягивая ей пару легинсов. Бинта предложила ей свою футболку, вызвав у подруг взрыв веселья. «Дай уж ей лучше маечку Сумейи! Да она на десять размеров меньше тебя!» Все дружно рассмеялись. Бинта пожала плечами, проигнорировав насмешку. «Кто мог знать, что ты окажешься такой тощей!.. Ну-ка поживи месячишко с Татой, – подлила масла в огонь „женщина с двумя евро“, – уж она тебе сварганит свое футти[22] и печенья напечет… так что килограммы обеспечены!»
И Солен уступила. Письмо Халиду она напишет в следующий раз, сегодня она писать была не в состоянии.
Занятия по зумба-фитнесу проводились раз в неделю во дворцовом спортзале. В них могли принимать участие не только жители квартала, но и служащие, таково было решение директрисы, которая считала, что живое общение между постоялицами и «свежими людьми» было для первых крайне полезным. И многие работники приходили на занятия, например, секретарша из приемной. Маленькая Сумейя тоже присутствовала на этих тренировках: она только пришла со школьных занятий и перекусывала, сидя рядом с Вивьен – вязальщицей, которая сама не танцевала, однако наблюдала за действом, пристроившись в уголке со своими спицами. Похоже, ей нравились музыка и вообще царившая там атмосфера.
Бинта представила Солен преподавателю. Фабио оказался двадцатисемилетним парнем атлетического сложения, говорившим с легким и приятным бразильским акцентом. «Молоденький и красивый», – подумала Солен. Увы, она сегодня была далеко не в лучшей форме в своих свободных легинсах и футболке, болтавшейся на ней, как ночная рубашка. Фабио принял ее почти восторженно. «Мы собираемся здесь не для того, чтобы обсуждать друг друга, – сказал он ей, – а чтобы развлекаться. У нас нет места неприятностям и огорчениям. Все заботы мы оставляем в раздевалке».
Солен встала в самой глубине зала, но Фабио вытащил ее в первый ряд. «Лучше стой здесь». Она покорилась, похолодев от ужаса. Тренер подключил свой айфон к усилителям, и заиграла песня Рианны[23]. В мгновение ока музыка заполнила все пространство. Ритмичная, зажигательная песенка говорила о бриллиантах, о том, как легко сделать свой выбор в пользу счастья. «Взгляни на нас, взгляни, как мы переливаемся на солнце, взгляни, как мы прекрасны и полны жизни», – пела певица на английском языке. Но у Солен не было времени вслушиваться в слова, она пыталась, как могла, подражать движениям Фабио. Хореографию юноши невозможно было передать словами, он пустился в какой-то бешеный танец, словно был во власти потусторонних сил. Энергия его подхлестывала и других, он напоминал заряженную до предела батарейку.
Солен растерялась. Слишком много па, позиций и элементов. Все новое, все идет слишком быстро. Она еще не закончила одно движение, как Фабио уже переходил к следующему. Для выполнения всех этих па требовались одновременно чувство ритма, координация и непринужденность. И ничего из этого набора у нее не было. А вокруг нее «африканские тетки» двигались в привычном для них ритме и с необычайной сноровкой. Солен обливалась потом, задыхалась. Нет, никогда ей этому не научиться.
«Да не волнуйся ты так, – сказал ей Фабио в перерыве между двумя песнями. – Это лишь вопрос тренировки. Сосредоточься сначала на ногах. Руки – потом». Солен кивнула и начала все сначала. Перед африканками ей не хотелось опозориться. То, что они ее сюда привели, это ведь было не просто так. Приглашение на танцы означало своего рода посвящение. Этот акт как бы говорил: в этом месте ты теперь своя.
А значит, Солен нипочем не сдастся.
С красными глазами, оттого что она много плакала, с мокрыми, взлохмаченными волосами, задыхающаяся, на грани обморока, одетая как огородное пугало, она все-таки продолжала танцевать. И главное, она начинала ощущать что-то вроде странного удовлетворения, удовольствия от того, что и ее захватил всеобщий энтузиазм. Была эта удивительная музыка и Фабио, были «африканские тетки», была малышка Сумейя. Была и вязальщица, подыгрывавшая в такт длинными спицами. Солен улыбнулась. Она разбита вдребезги, разбита на мелкие кусочки, но она жива. Сердце ее колотится в бешеном ритме, легкие работают во всю мощь, кровь стремительно несется по венам. Мускулы ее напряжены до судорог, она чувствует боль в местах, о которых прежде и не подозревала. Ей кажется, она только что вышла из долгих месяцев полного оцепенения – так, наверное, чувствует себя белый медведь, изгнанный охотниками из берлоги. Так, наверное, чувствовала себя Спящая Красавица, пробудившись после столетнего сна.
Она прыгала, хлопала в ладоши и топала подошвами, махала руками и ногами, спотыкалась, выбивалась из ритма, снова подхватывала его, поднималась. Солен забывалась в этом бешеном танце африканок, и внезапно ей стал открываться его истинный смысл – это был огромный кукиш, показанный всем их несчастьям, «победоносный жест», гордо вздернутый перед нищетой. Здесь больше не было женщин, изуродованных в раннем детстве, не было токсикоманок, проституток, не было бывших бездомных, здесь были только живые тела в мощном движении танца, отвергавшие предопределенность, это были тела, которые громко выражали свою жажду жизни. И Солен была среди этих женщин Дворца, и она танцевала так, как не танцевала ни разу в жизни.
Занятие кончилось под гвалт оголтелых криков и бешеных аплодисментов. Солен сама себя не узнавала. Она понятия не имела, сколько прошло времени. Час? Два?
Внезапно наступила тишина, зал опустел. Приютские разбрелись по этажам, служащие и пришедшие со стороны покинули зал. Бинта увела Сумейю, вязальщица собрала свои клубки и ушла. Фабио тоже. У Солен даже не было времени переодеться, чтобы вернуть африканкам одолженную для занятия одежду. «Отдашь в следующий раз», – сказала ей молоденькая служащая приемной, поправляя на голове скромный платочек, закрывавший волосы. «Для дебютантки ты отлично справилась». Солен улыбнулась. Она знала, что это далеко не так, но поддержка девушки ее глубоко тронула. Была в ее лице какая-то мягкость, доброта, которая располагала. За все это время им ни разу не представился случай как следует познакомиться, поближе узнать друг друга.
«Меня зовут Сальма», – добавила молодая сотрудница, протягивая ей руку. Солен с радостью ее пожала.
Они вместе направились в большое фойе, обсуждая, какой изломанной Солен себя будет чувствовать завтра. Сальма призналась, что после первого занятия она два дня едва могла ходить. Потом она указала ей на небольшой японский ресторан, как раз напротив Дворца. У сотрудниц Дворца был обычай собираться там раз в неделю после занятий зумбой. Это не самого высокого класса заведение, но за семь с половиной евро можно было заказать совсем неплохое суши, притом место было тихое, а хозяйка приветливая. Так что если она не против…
Солен засомневалась. Было уже довольно темно. Она подумала, что сейчас вернется в свою пустую квартиру, где ее никто не ждет. А у нее не было ни малейшего желания туда возвращаться. Ей вдруг захотелось еще немного тепла после этого бесконечного дня. Не так уж часто, подумала она, тебе доводится в один день встретиться со своей огромной любовью на улице, купить пинетки для ребенка, которого у тебя украли, заливаться слезами в объятиях незнакомки, а потом взять первый урок зумбы вместе с «африканскими тетками».
И она приняла предложение Сальмы. Она и сама не помнила, сколько месяцев уже не была в ресторане, однако сегодня Солен чувствовала себя на это способной. И потом, кто знает? Не заведет ли она себе там еще и новых подружек?
Глава 13
В японском ресторане они задержались допоздна, так много оказалось у них тем для разговоров. Коллег Сальмы звали: Стефани, Эмилия, Надира и Фатумата. Они были – социальным работником, педагогом младшей возрастной группы, секретаршей и бухгалтером. Все они признались, что очень ценили эти сборища в расслабленной обстановке ресторанчика после напряженного и изнурительного труда в приюте. Там, во Дворце, все совсем не так, как в других местах, жизнь там проявляется в весьма суровом обличье, чувства становятся в десятки раз интенсивнее. Отсутствие даже самого необходимого и крайняя нищета приютских женщин делают отношения между ними и сотрудницами натянутыми до предела. Да и что говорить, попадаются «экземпляры», с которыми непросто найти общий язык.
Ну и конечно, в результате разговор зашел о Синтии – он всегда сводился к Синтии, уточнила Сальма. К бешеной Синтии. У Солен все еще стояли в ушах ее громкие крики в большом фойе. Вот и сегодня опять с ней произошел неприятный случай, вздохнула Стефани. Синтия выкинула все, что находилось в общественном хол