Не только Солен успела за это время привыкнуть к жительницам приюта, но и они к ней привыкли тоже. Большинство, во всяком случае. Даже вязальщица стала первой ее приветствовать, когда Солен приходила на дежурство. Речь не шла о каких-то чрезмерных излияниях, но кивок головы ясно давал понять Солен, что хотели ей сказать: ты здесь, я тебя вижу. Они с вязальщицей никогда не возвращались к разговору о тех пинетках, это само собой. Вивьен почти не разговаривала. Это была молчунья от природы. В другой жизни, возможно, ей подошла бы роль монахини. Можно было подумать, что она выбрала приют своим пристанищем, чтобы уйти из мира. Ничто не выводило ее из состояния спокойного созерцания: ни крики Синтии, ни зажигательные ритмы зумбы. Провались сам Париж в тартарары, это ничуть бы ее не обеспокоило. Она так и продолжала бы вязать возле своей кадки с растением, невозмутимая и отрешенная.
Но так было не всегда. Когда-то Вивьен играла активную роль в спектакле жизни. Она была замужем, имела двоих детей и жила в процветающем парижском пригороде. Муж ее был зубным врачом, а она занималась всеми его секретарскими делами. Синяки – что ж, она научилась их маскировать, так чтобы они не бросались в глаза клиентам. Вивьен тоже была своего рода беженкой, вроде Цветаны. У нее была своя война, и для этого ей вовсе не обязательно было жить в Сербии. Эта война продлилась больше двадцати лет на прекрасной вилле, окруженной зарослями розовых кустов. Враг ее был всегда безупречно одет, и у него были черты лица ее мужа. А вот полем битвы стало ее тело, несчастное, истерзанное тело, с которым безобразно обращались и били на протяжении целого дня. Били практически во все места. Кулаками, ногами, горячим утюгом, ботинками, ремнем. И даже ножом, после чего она и решилась уйти. Не вмешайся тогда соседи, муж бы ее убил.
От этого мрачного дня у Вивьен осталась легкая хромота и шрам на щеке, вроде «вечной» улыбки Джокера, улыбки «наизнанку».
Муж ее был арестован и приговорен судом к пяти годам тюрьмы, в том числе к одному году условно.
Пять лет за жизнь женщины – не слишком ли дешево, думала Солен. Каждые два-три дня от ударов собственного супруга умирает одна женщина, и это в стране, которая считает себя цивилизованной! До какого же времени это будет продолжаться? Даже в животном мире нет подобного явления, жестокого обращения самцов с самками там попросту не существует. Откуда же в людях взялась эта потребность сломить, уничтожить себе подобного? А кроме того, еще есть дети. О них не говорят вообще, во всяком случае, очень редко. Побочный эффект супружеского насилия. Десятки умирают каждый год одновременно с матерями, убитыми их собственными отцами.
Днями руки Вивьен всегда были заняты, и ей некогда было думать. Но вот ночами проклятые демоны просыпались, возникали из мрака. Вивьен часто думала, что будет, когда муж за ней придет. И утром просыпалась в холодном поту, дрожащая от ужаса, смертельно напуганная.
Несколько лет назад прямо здесь, во Дворце, случилась подобная трагедия. Бывший супруг напал на одну из обитательниц приюта. И хотя двери обычно никогда не открывали незнакомцам, ему все-таки удалось пробраться внутрь с оружием. Он взбежал по лестнице, размахивая ружьем и угрожая застывшим от ужаса жильцам и сотрудникам. В конце концов ему удалось найти бывшую жену в комнате подруги. Увидев ее, он тут же прицелился и выстрелил в упор. Событие это, впрочем, попало на страницы лишь одной из местных газет.
Ровно через три дня состоялось почти такое же убийство, правда, в другом регионе Франции. И подобные зверства происходят каждую неделю, каждый месяц, иными словами, круглый год.
Вивьен никому не рассказала, что нашла пристанище во Дворце женщины. Уходя, она все оставила позади: свой образ жизни, дом, друзей. Дети ее уже выросли, она виделась с ними крайне редко. Она так и не осмелилась им признаться, что скрывается в приюте. Не хотела, чтобы они ее стыдились. Она предпочла сказать, что выбрала для себя дом престарелых. Вивьен регулярно посылала им вязаные вещички, таким образом давая понять, что любит их и думает о них. Она словно говорила ими: Я люблю вас. Я никогда вас не забывала.
И так ли уж важно, что она променяла прекрасный загородный дом на комнатку в двенадцать квадратных метров? По крайней мере, здесь она была в безопасности. Вивьен вряд ли могла претендовать на что-то лучшее: она трудилась всю жизнь, не будучи официально трудоустроенной. Эта реальность, крайне несправедливая по отношению к ней, носила название «взаимное сотрудничество». Афера чистой воды. Так что на деле Вивьен ни на что не имела права – ни на пособие по безработице, ни на пенсию, словно всю жизнь провела в праздности. Двадцать лет работы, стертые с бумаги ластиком.
А ведь она пыталась найти работу, но в пятьдесят семь об этом нечего было и мечтать. Тогда Вивьен начала вязать, вязать днями напролет. Из своей секретарской практики она усвоила пунктуальность и четкое расписание обязанностей. Она продавала на улице свои работы по будням с десяти до шести, а по субботам до семи часов вечера. Ни в воскресенья, ни в праздничные дни она этого не делала. Утром она готовилась к уличной торговле, словно собиралась в офис на директорское место. Одежда ее всегда была безупречна, с иголочки. Она никогда не просила милостыню, это было совсем не в ее духе. Она продавала то, что успела связать.
Солен регулярно видела ее на улице сидящей прямо на земле, иногда дрожащей от холода. Эта скромная женщина вполне могла быть моей матерью, думала Солен. Иногда Солен думала и о том, как могла бы сложиться жизнь Вивьен, живи она с другим мужем. Дурной выбор, что ж, это случается. От этого никто не застрахован. Выбор, который постепенно обнуляет жизнь. Никто не заслуживает такой жизни.
И хотя во Дворце Вивьен так и не сумела связать нечто прочное, что соединило бы ее с другими приютскими женщинами, она очень ценила то, что жила с ними бок о бок. Частенько в большом фойе возле кадки с растением к ней подсаживалась маленькая Сумейя. Той нравилось наблюдать за спицами, порхавшими в ее руках. Вивьен делала для нее помпончики, вязала одежки для ее кукол. Как-то раз она протянула девочке крошечную распашонку и совсем маленький чепчик. Сумейя молча их взяла. У них не было необходимости обмениваться словами, не было нужды разговаривать. Сейчас Вивьен как раз вязала для малышки пуловер; Сумейя сама выбрала цвета из клубочков в ее рабочей корзинке. Красный, желтый и зеленый, чтобы обмануть серость зимы.
Так, своим чередом, текла жизнь во Дворце: между руганью Синтии, вечным вязанием Вивьен, чашками чая африканок. Если уж сравнить эту жизнь с водным потоком, то текла она подобно неспокойной, бурлящей, шумной, а порой и кипящей реке. Все здесь было неспокойным, постоянно меняющимся; равновесие же всегда было временным, буквально держалось на волоске.
Солен никогда не знала, что ждало ее во Дворце, не знала и того, с чем может столкнуться, открывая дверь большого фойе. Каждый четверг ее мог поджидать сюрприз, если не целая куча сюрпризов. Каждое дежурство могло обернуться неизвестно чем. Каждая встреча могла стать событием.
Глава 19
Как найти деньги?
В гостиной своей квартиры Пейроны держали совет. Альбен нервно вышагивал по комнате. Рядом с ним Бланш казалась на удивление спокойной, решительно настроенной. Подобно военачальнику она излагала мужу свой план завоевания Дворца. Перво-наперво нужно собрать три с половиной миллиона франков золотом, необходимых для его покупки. Но это была только часть затрат, потребуются еще деньги на дополнительные расходы: нотариус, перекрытия комнат, меблировка, оборудование служебных и хозяйственных помещений. Альбен был обескуражен: у Армии спасения не имелось таких средств, она едва сводила концы с концами. Нужно было платить жалованье офицерскому составу, платить за аренду помещений, платить пенсии ветеранам плюс командировочные, да еще расходы на обучение курсантов… Армия спасения во Франции не располагала собственным фондом, а Международный генеральный штаб в Лондоне не слишком-то много им отстегивал. Да и состояние его счетов было довольно плачевное, иными словами, сейчас финансовое состояние парижского подразделения Армии оставляло желать лучшего.
Да оно всегда было таким, и что дальше? – ответила ему Бланш. Она напомнила, как они варили суп из крапивы, поскольку иного просто не было, и как на новоселье Армия им выделила три стула, один из которых оказался без ножки. И при всем том мы всегда выходили из положения, – не унималась она. – Эти чертовы миллионы, мы их раздобудем. Не будь мы с тобой Пейронами!
Твердым шагом Бланш направилась в спальню, открыла шкаф и достала чемодан Альбена. Несчастный сундучок повидал виды, а уж сколько стран он объездил, и говорить нечего. Сколько времени из своей семейной жизни Пейроны провели в дороге, они и сами вряд ли могли сказать. Вся их супружеская жизнь прошла в командировках, поездках по провинциям или за границей. Да и сам Альбен уже не тот, чтобы пускаться в дальнее плавание.
Поезжай в Лондон, – сказала она ему, – и поговори насчет этого с генералом.
Брэмвелл Бут[28], старший сын Уильяма, возглавил Армию спасения после смерти отца в 1912 году. Брэмвелл был мудрым, взвешенным человеком, который всегда с благожелательным вниманием относился к инициативам, исходившим от четы Пейронов.
Альбен вернулся из Лондона с чеком на тысячу фунтов стерлингов в кармане. Глава Армии не смог пожертвовать больше на осуществление их проекта. Но к счастью, Альбену удалось получить кредит от одной страховой компании и таким образом получить недостающую сумму для приобретения особняка.
В субботу 9 января 1926 года Альбен официально вступил во владение особняком по адресу: дом № 94 по улице Шаронн, предназначенным для Армии спасения. Бланш в этой операции не фигурировала. В те времена женщинам не позволялось открывать счета в банке, так что Альбен взял все на себя.