р там. «Дура! Хватит реветь! Ты меня уже достала!» Потом напился… она слышала, как он требовал вина, слышала потом его громкий храп.
Сигваль даже не спрашивает, что случилось. Только «идем со мной, ничего не бойся», — говорит он. И рядом с ним действительно кажется, что все будет хорошо.
Как уж он там решает вопросы с отцом… но он решает.
Вернувшись вечером, бросив забавы, Северин сам подходит к ней. Нет, прощения, кончено, не просит. Отдает двух подстреленных зайцев. Зачем ей зайцы? Не важно.
И в эту ночь она остается в той комнате, рядом с комнатой Сигваля. Просто тихо спокойно спит. Впервые спокойно, не боясь ничего, со дня свадьбы.
Потом завтракает вместе с мужем. Он даже сам наливает ей вина, почти любезен с ней. Куда более любезен, чем обычно. Что-то неуловимо меняется. Пусть ненадолго… тогда его хватило недели на две. Но он становится тише и мягче. И даже в постели с ним больше не хочется плакать. Нет, никакой радости от этого нет, но можно потерпеть. Ничего страшного.
Потом он уезжает на охоту, где-то на неделю. Потом в Золотые Сады.
Тихо.
«Если будет нужна помощь, обращайся» — чуть ухмыляясь, говорит Сигваль.
24. Ньяль, сахарные петушки
— Сиг, ты спишь?
Ньяль прокралась к нему в спальню на рассвете.
Она уже взрослая, ей целых десять лет, и, конечно, понимает, что не стоит тайком пробираться в спальню к взрослому мужчине, мало ли какие у него там ночью дела. Да и прыгать на него с разбегу тоже не стоит — она же взрослая! Но Ньяль сначала убедилась, что Сигваль спит один, и только потом…
— Ага! Попался!
Но он, кажется, крепко спящий, успевает перехватить ее на лету, быстренько закрутить в одеяло так, что один нос торчит.
— Сама попалась! Грозная валькирия!
Ухмыляется во весь рот, такой довольный. И сна — ни в одном глазу.
Точно один, девушку какую-нибудь свою никуда не спрятал. Просто когда один — он спит в штанах, и иногда даже в сорочке, как сейчас.
Значит, на это утро он весь в ее распоряжении.
Вот только не двинуться. Он еще и на ноги ей сел.
— Отпусти!
— Не-а, — говорит он. — Попалась, теперь будешь лежать так! Чего тебе не спится в такую рань?
— Потом у тебя снова дела, — говорит Ньяль почти обиженно, у него вечно нет времени. — Или снова прибегут эти вечно верещащие гусята.
Сигваль фыркает.
— Гусята?
— Ее дети! Она глупая гусыня, ненавижу ее! Она думает, что она прекрасный лебедь, но на самом деле только глупая гусыня!
— И что опять случилось? Расскажи мне, — он берет ее на руки, к себе на колени, позволяет выпутать руки из одеяла. И Ньяль обнимает его за шею.
— Ничего, — независимо бурчит она.
— Ага, — понятливо соглашается Сигваль. — А что там с маленькими гусятами? Они покусали тебя?
Ньяль пытается заглянуть ему в лицо… но нет, он просто над ней смеется.
— Они маленькие и глупые! Они вечно крутятся рядом с тобой, не подойти.
— Ты можешь крутиться вместе с ними. Или, как взрослая серьезная девушка, не обижаться, стоя на крыльце, а выехать навстречу, залезть ко мне в седло и испепелять оттуда маленьких гусят своим грозным взглядом настоящего василиска!
— Сиг! — она пихает его в бок.
— А что? — удивиляется он. — Сама не додумалась, сама обиделась? И кто тебе виноват?
— В следующий раз я так и сделаю!
— Только не обижай их, договорились? Они просто маленькие, ты сама была такой.
— Я не была!
— Маленькой?
— Такой глупой! Ты знаешь, что Бранд убежал в город и его два дня не могли найти! А Агнес сама! Представляешь! Залезла на старую дикую яблоню у стены, нарвала яблок, и они с Беате наелись… у них потом несколько дней болел живот. Я не была такой!
— А я вот точно был, — улыбается Сигваль, треплет ее по волосам. — И в город бегал и по яблоням лазил, и еще много всякой дури. Не понимал, что мама ночами не спит и не находит себе места, когда я вытворю такое. Она весь Таллев могла поднять на уши, в каждую подворотню заглянуть… а я тогда просто наелся пирогов в ближайшем трактире, меня там накормили за красивые глазки, еще и эля у кого-то хлебнул, и уснул под лавкой… Они меня всю ночь искали.
— Пфф… Эта гусыня даже не поняла, что Бранда не было. Думала, он где-то с Эйриком, не мешает, и ладно. Бранд сам пришел.
— Во-от, — говорит Сигваль. — А ты Бранду завидуешь.
Ньяль смотрит на него, и… Вдруг становится так обидно!
— У него хоть какая-то мать есть, а у меня вообще никакой! — шмыгнув носом говорит она.
Сигваль вздыхает, обнимает, прижимает к себе.
— Малышка…
И Ньяль утыкается носом ему в плечо.
Он качает ее на руках.
— Я так скучаю по маме, Сиг. Но хуже всего, что я ее почти не помню. Только ее руки, ее голос… Я была как Беате, когда ее не стало. И очень боюсь, что все, что я помню — это только моя фантазия. Сиг, расскажи мне о ней? А ты скучаешь?
— Да, малышка, я тоже очень скучаю. Не важно — фантазия или нет, важно что ты не забываешь о ней.
— Расскажи.
Он послушно рассказывает. Гладит ее по волосам, качает, словно ребенка, завернув в одеяло.
— Знаешь, Сиг, — тихо говорит она, — я так боюсь, когда ты уходишь. Боюсь, что с тобой что-то случится, и я останусь совсем одна.
Сигваль молча обнимает ее.
Отцу до Ньяль нет дела, как и Хальдору. Есть сестра Эйдис, но она королева, в далеком Деларе, она совсем не знает ее. Кто еще?
— Пойдем что ли, покатаемся? — говорит Сигваль. — По полям или в город? Ты давно была в Таллеве? Раз уж все равно разбудила меня в такую рань.
В город.
Ньяль отлично сидит в седле, но в такие прогулки, если не далеко, Сигваль берет ее к себе. Как в детстве. На самом деле, она уже достаточно выросла, и ехать одной удобнее, но с ним — веселее.
По утренним, едва проснувшимся улочкам… Мимо роскошных домов и тихих окраин, по темным закоулкам даже, но с Сигвалем не страшно. По улочке золотых дел мастеров и даже немного завернув к красильщикам — ужасный запах!
И посмотреть на жонглеров у фонтана. Да, представление будет только вечером, но посмотреть, как тренируются две девочки, чуть старше Ньяль, перекидываясь факелами — можно и сейчас. И станцевать с братом вдвоем, прямо там у фонтана, под веселую флейту.
Купить у пекаря свежий, едва из печи, хлеб с хрустящей корочкой… съесть половину, а половиной накормить на площади голубей. И еще сахарных петушков купить у лоточника. Да, и Сигвалю тоже. Имеет он право на сахарного петушка?
Но вот посмотреть, как в полдень бьют часы на башне — не выйдет. В полдень Сигвалю надо быть в замке, его ждут дела.
25. Оливия, остайнский лен
Портной пришел утром.
Оливия едва успела проснуться, а ей уже сказали, что портной ждет. Хорошо.
Она всю ночь думала над платьем, но решения так и не нашла. Мысль была, но слишком смелая, Оливия не уверена — будет ли это уместно при дворе. Надо обсудить.
И сейчас, когда мастер Гисле уже ждет…
Лучший портной при дворе. Сигваль сказал, что можно поискать ей другого, своего, но сейчас на это нет времени. Впрочем, такие вопросы Оливия может решить сама, может обратиться к лорду-камергеру, он что-то посоветует. Ей нужно осваиваться при дворе, она разберется.
Мастер внимательно разглядывает ее.
— Для меня это огромная честь, ваше высочество!
Оливия кивает ему. У мастера тонкие длинные пальцы и цепкий взгляд, но довольно прямой, мастер не боится смотреть в глаза. Испытывающий.
— Что бы вы посоветовали, мастер, — осторожно говорит Оливия. — У Бейоны свои традиции, но мне бы хотелось услышать, как принято шить свадебное платье здесь.
— Вы хотите соблюсти традиции? — в его голосе легкое удивление. — Обычно невеста хочет затмить всех своей красотой.
— И это тоже, — улыбается Оливия. — Разве одно может помешать другому?
— Как знать…
Мастер осторожен.
— Для начала, я бы хотел показать вам образцы тканей, ваше высочество. От этого во многом зависит покрой.
Он разворачивает перед ней.
Полупрозрачная невесомая органза, блестящий атлас, узорчатый дамаск, тяжелая парча… вот такой же шинайский шелк, как на платье королевы, только не насыщенно-голубой, а шафрановый, и ослепительно-белый. И причудливые лиорнские кружева.
— Что бы вы посоветовали, мастер? — Оливии интересно услышать. Ведь это он шьет платья королеве.
— Вот это, без сомнений, — уверенно говорит он, показывая парчу, где золота едва ли не больше, чем шелковых нитей. — Нет ничего, более достойного вас.
Улыбается со значением.
Еще бы! И едва ли не по фунту за ярд, платье из такой парчи будет стоить, как хороший рыцарский доспех.
— Слишком много золота, — говорит Оливия, — боюсь, это будет не уместно.
Что ей предложат еще?
Шинайский шелк, конечно.
— Тогда, может быть, легкий шелк для принцессы? И вот это кружево. Расшить жемчугом.
— Я поняла вас, — улыбается Оливия. — Но мне хотелось бы затмить всех своей красотой, а не красотой платья, — улыбается, да, она знает, что красива. — Для меня свадьба — прежде всего таинство. К тому же, наша свадьба с Сигвалем будет небольшой и скромной, почти в семейном кругу. Мне не нужно платье за такие деньги, это неуместно, я хочу чего-то более простого.
Мастер с пониманием кланяется ей.
— Его высочество, принц Сигваль, строго следит за вашими тратами? Он запретил вам использовать дорогие ткани?
— Его высочество оставил это на мое усмотрение, — говорит она.
— Тогда в чем же проблема, ваше высочество? Платье оплачивает корона. Не стоит беспокоиться.
— Но теперь это и моя корона тоже, — говорит Оливия. — А меня всегда учили бережливости.
— Вас, ваше высочество? — он удивлен.
— Да. Возможно, мой отец не обладает должной храбростью, но он умеет считать деньги. И я хотела бы, чтобы вы помогли мне найти оптимальное решение. Да, я хочу красивое платье, но, вместе с тем, не хочу быть раст