Он тоже обнимает ее во сне левой рукой, немного повернувшись к ней.
Спит. Оливия впервые видит его спящим. Он всегда засыпал позже и просыпался раньше нее. Сейчас уже совсем светло.
Тонкий длинный шрам на его груди, прямо у ее щеки, и чуть ниже — повязка, но рана с другого бока, ей не видно. И рядом еще один старый рваный шрам под ребрами. На груди немного светлых волос, а живот прямо покрыт весь, словно шерстью… и так и тянет потрогать. Она ведь и так обнимает его… через два дня он будет ее мужем. Сейчас не лучший момент… он спит и он ранен…
Вчера, засыпая рядом с ним, она и не думала ни о чем таком.
И вообще раньше не думала. Ей было легко с ним, спокойно, она готова была принять… Да, он целовал ее, и ей даже нравилось, но сейчас что-то другое. Дистанция между ними исчезла окончательно. Еще немного осторожности…
С этим невозможно бороться.
Медленно сдвигает руку, так, что теперь не локоть, а ладонь лежит на его животе. Мягкие светлые волосы и твердые мышцы под кожей. И у Оливии самой что-то сжимается внутри.
Чуть-чуть гладит его пальцами.
И как-то упускает момент, когда дыхание Сигваля едва уловимо меняется. Она не видит его лица, не видит, открыл ли он глаза или нет, зато вдруг видит, как у него в штанах что-то медленно шевелится… в смысле, не что-то… Оливия вздрагивает от неожиданности, едва ли не дергается в сторону, но он ловит левой рукой, придерживая ее под спину. И тут же, почти беззвучно, втягивает воздух сквозь зубы, ему самому дергаться больно.
— Тихо, — смеется он. — Куда ты?
Как ему объяснить?
— Я… я разбудила тебя?
Он фыркает.
— Да уж.
— Прости…
— Ничего, — ему весело, он поворачивается на бок, к ней, с видимым усилием. — Мне даже понравилось.
Как она гладила его живот? Ох… Оливия краснеет. Что на нее нашло?
Он тянется к ней, целует ее в лоб, куда может достать.
— Как ты? — спрашивает Оливия.
— Нормально, — говорит он. — Когда лежишь и не двигаешься, то вообще хорошо, но так, конечно, не повернешься. Ничего страшного.
Смотрит на нее. У него бледное лицо и насмешливые огоньки в глазах.
— Я, наверно, пойду? — осторожно говорит Оливия.
— Подожди, — он не отпускает ее. Впрочем, только чуть придерживает, под спину, и стоит ей захотеть, сбежит сразу. Но Оливия вдруг не очень-то хочет…
Ничего ведь не будет? Сейчас совсем не до того?
Ничего… Но он так смотрит на нее.
Она снова щекой прижимается к его груди, осторожно обнимает его, и от этого так хорошо…
Шаги за дверью. Стук.
— Сиг! — Юн заглядывает. — Там Тифрид!
От неожиданности Оливия мигом вскакивает на ноги. Сигваль тоже. Он не так быстро, но перекатывается на бок, отталкиваясь левой рукой, встает на колени, и только потом, шипя, слезает с кровати.
— Что ему надо?
Юн качает головой.
— Он к Оливии. С ним гвардейцы.
Сигваль ругается сквозь зубы, хватает рубашку, оставленную ему на утро, пытается натянуть, но правая рука не сгибается, не выходит.
— Сейчас, — Оливия помогает ему.
— Лив, оставайся пока здесь, — говорит он.
И выскакивает за дверь. Его слегка пошатывает на ходу.
— Сэр Гералль? — слышит Оливия. — Что вы здесь делаете?
Она подходит к двери. Подслушивать, конечно, не хорошо, но ведь это касается и ее тоже. Пришли к ней.
— Доброе утро, ваше высочество, — сладкий яд в голосе Тифрида. — Как вы себя чувствуете? Ваше ранение не слишком серьезно?
Яд и разочарование. Он бы, пожалуй, предпочел, чтобы Сигваль умер.
— Ничего страшного, просто царапина, — говорит Сигваль спокойно и уверено. — Что вам нужно?
— Я должен поговорить с вашей невестой, принцессой Оливией, — говорит Тифрид. — А так же, проводить ее к королю.
— Нет, — говорит Сигваль. — Еще слишком рано, она спит. Что вам нужно от нее?
По приезду в Таллев, Оливию представили королю на третий день, король лишь лениво мазнул взглядом, что-то недовольно буркнул под нос. И пара дежурных, ничего не значащих, вопросов. А потом Сигваль увел ее.
Что же сейчас?
— У меня есть данные, что это люди вашей невесты виновны в покушении на вас.
— В покушении? — удивляется Сигваль. — Мне сказали, что стреляли в оленя, но промахнулись.
— Но вы же все понимаете, ваше высочество… — вкрадчиво говорит Тифрид.
— Отлично понимаю, — говорит Сигваль. — Так что с теми людьми?
— Их уже повесили, ваше высочество. Не стоит беспокоиться.
— Вы слишком торопитесь, сэр Гералль.
Те люди… Вероятно, прибывшие с обозом из Бейоны, два дня назад. Наконец-то, привезли вещи Оливии, приехала горничная. С ними, должно быть, кто-то из охраны. Они мертвы?
— Его величество хочет видеть принцессу Оливию, — говорит Тифрид.
— Нет, — спокойно и твердо говорит Сигваль. — Если отцу нужно, то пусть приходит сюда и говорит с ней в моем присутствии. Я сам, к сожалению, не могу пойти с вами, я ранен и мне тяжело много ходить. Но дело касается меня, и я имею право знать. Впрочем, думаю, его величеству не стоит утруждать себя, я сам поговорю с принцессой. Спасибо за информацию, вы можете быть свободны, сэр Гералль.
Тифрид непреклонен.
— Боюсь, я должен выполнить приказ короля.
- Боюсь, вы не сможете этого сделать, сэр Гералль. Вы не войдете сюда. Если только силой.
— Вы будете драться со мной? — почти усмешка.
— Мне не нравится, когда ко мне или к моей будущей жене врываются без моего согласия, — говорит Сигваль. — Даже у вас нет на это права.
— Вы ищете повод для дуэли, ваше высочество?
— Вы желаете мне этот повод дать?
— Вы ранены, и вам тяжело много ходить.
— Я собираюсь много ходить, — говорит Сигваль. — Я просто прирежу вас. Не волнуйтесь, я могу сделать это даже левой рукой.
Тифрид молчит. Драться он, конечно, не настроен.
Но от всего этого Оливии становится страшно.
Ее обвиняют? Хотят сказать, что это она?
Что-то еще… Там, шепотом, они говорят друг другу, буквально пару слов…она слышит голос Сигваля, но не может понять.
— Я передам королю ваши слова, ваше высочество, — сдается Тифрид наконец.
— Благодарю вас.
И удаляющиеся шаги.
Потом Сигваль входит.
Оливия стоит у дверей, прижав к груди руки.
— Ты слышала, да? — тихо спрашивает он.
— Да.
Глупо отрицать.
— Я поставлю охрану, Лив. Здесь я еще смогу тебя защитить, врываться силой они не станут. Но в покоях отца или Большом Зале будет слишком много гвардейцев и людей Тифрида, я могу не справиться. Не ходи никуда и ни с кем. Если меня не будет рядом, пошли кого-нибудь за мной… я им скажу. Юну скажу, что делать, он проследит. Если что, тут в стене есть тайный ход, где дверь между комнатами, я покажу тебе. Сразу туда. Будет лестница вниз и потом за стены замка. Я постараюсь разобраться с этим.
Это немного не укладывается в голове… Ее ведь обвиняют? Ее люди? Как такое может быть?
— Я не виновата… — осторожно и растерянно говорит Оливия.
Сигваль смотрит на нее удивленно, словно не понимая, о чем она. Потом подходит, обнимает левой рукой за плечи, осторожно целует в висок.
— Ты тут ни при чем, Лив, — говорит он. — Это наши игры. Просто будь осторожна.
Потом зовет слуг, чтобы принесли ему воды и одежду. Ему нужно идти.
Ему лежать нужно, на самом деле! Отдыхать, прийти в себя! Так нельзя…
Он невесело улыбается. «Все будет хорошо».
«Ты и твоя сестра только инструменты для достижения целей или средства давления» — вспоминается вдруг.
Они попытаются надавить на Сигваля через нее? Добиться своего.
30. Оливия, свадьба
Льняное платье вышло просто шикарно, но Оливии почти все равно. Не до того. Впрочем, мастер Гисле все понимал, и даже принес Оливии медовых орешков для успокоения нервов, сказал — ему помогает. Она поблагодарила, как могла.
Вчера утром в Таллеве, на площади, состоялась казнь. Какие-то два парня Тифрида, из Альденбрука. Ответный ход. Почти случайные люди, некстати оказавшиеся в неподходящем месте. До тех, кто реально стрелял и передавал приказы — не добраться. До самого Тифрида — тем более. Но признание непричастности Оливии Сигваль добился.
«Ты тут ни при чем». Только понимание этого не помогало. Из-за этих игр умирают люди…
Вчера, поздно вечером, Сигваль тренировался драться левой рукой. Прямо у себя в спальне, подальше от посторонних глаз. Потому, что выходило плохо. Он думал, что Оливия спит, но она видела, чуть приоткрыв дверь. Смотреть на это было больно и страшно, ясно, как ему тяжело, и как он тяжело дышит, как лоб блестит от пота и… Так нельзя! Он ранен. Сейчас не время для такого! И если ему действительно придется драться, он не выстоит. Но ведь до драки не дойдет?
Сигваль все равно заметил ее, конечно. Отложил оружие…
А потом она полночи рыдала у него на плече. Даже сложно сказать, из-за чего именно. Из-за всего сразу. Накопилось и прорвалось. Оливия давно так не плакала, взахлеб… наверно, со смерти матери. Хотя нет, тогда не так, тогда она старалась держаться, не показывать, как ей плохо. Никому не показывать, даже себе. А теперь… Стесняться слез рядом с Сигвалем не выходило. Он обнимал, гладил ее по волосам, даже баюкал, затащив к себе на колени. С ним было тепло и уютно, не смотря ни на что. Все горе рекой выливалось наружу.
А теперь, утром, у нее красные глаза. Но посторонний человек скорее решит, что она рыдала из-за свадьбы. Из-за чего же еще? «И правильно, не пытайся разубеждать их», — говорит Сигваль. Пусть все считают, что Оливия боится. Так проще.
После долгих дней взаперти кружится голова. От воздуха, от шума, от людей, от курящихся благовоний. Все смотрят на нее, и становится действительно немного страшно, скорей бы закончилось. Королева Исабель презрительно поджимает губы… Оливия и забыла о ней. Но Исабель не забыла. И о платье голубом не забыла, которое стало подкладкой под лен. Может быть, не стоило… Но теперь поздно, все видят. И даже многие с интересом разглядывают, присматриваются, удивляются.