— Нет! — голос Юна снаружи. Раннее утро. — Вы не войдете!
Оливия подскакивает, пытается быстро одеться — на всякий случай.
Что там снова?
— Приказ принца Сигваля! — объявляет незнакомый настойчивый голос. — Принц приказал привести его жену к нему в Лурж!
— Нет, — говорит Юн. — Принцесса Оливия никуда не поедет. У меня приказ охранять ее здесь, и никого не подпускать. И отменить это может только личный приказ принца.
— Вы намерены ослушаться приказа?
— Я намерен ему подчиниться.
— Вот бумага, сэр Юнас! Вы не верите мне? Не верите печати?
— Дайте сюда, — говорит Юн. Какое-то движение там, и звук рвущейся бумаги. — Вот что я думаю, по этому поводу. Годится, разве что, подтереть задницу!
— Что вы себе позволяете!
— Юн! Хватит! — это голос Леннарта, Оливия стала узнавать. — Я читал это. Действительно его приказ, его печать, его почерк. Что ты творишь?
— Я не верю, — говорит Юн. — Никуда Оливия не поедет. Я не позволю.
— И как же вы собираетесь помешать?
— Как минимум — силой, — говорит Юн. Он намерен драться. Всерьез.
— Юн, не дури!
— Это он боится, что принцу станет известно, как он трахает тут его жену! — незнакомый голос. И гадкий смешок, один, потом подхватывают…
Очень хочется выглянуть и посмотреть на них, им в глаза… Но Оливия не станет этого делать. Если Юн не доверяет — она скорее прислушается к Юну, чем…
— С дороги! — голос того, первого, с приказом. — Если вы не подчиняетесь приказам, я вынужден убить вас.
Звон стали, слышно, как меч выходит из ножен.
Сколько людей у этого человека? Сколько людей у Юна? Тех, что без сомнений встанет с ним на защиту.
— Вы преследуете личные цели, сэр Юнас. Не подчиняетесь приказам принца.
Звон…
— Нет! Леннарт, не верь ему! — почти кричит Юн, очевидно, сила не на его стороне и это последний шанс. — Сиг спустит с тебя шкуру, когда вернется. Он бы никогда не прислал… этого за женой! Он приехал бы сам, здесь за день можно управиться. Он прислал бы Эсхейда! Он прислал бы Бьорна, Ульвара, но не этого! Кого-то, кому я бы мог доверять.
— Ты — доверять?..
— Да! Кому мог бы доверять именно я! Все эти бумажки ничего не значат. Им нужна принцесса, чтобы потом надавить на него. Ты не понимаешь. Ради ее безопасности, он хоть на плаху добровольно! Не делай этого.
Отчаянно сжимается сердце.
Оливия ждет… какое-то время там только тишина.
— Пойдем, поговорим, — наконец, требует Леннарт.
— Я останусь тут, — сурово говорит Юн. — Я буду сидеть тут, пока Сиг не вернется.
Как верный пес.
— Сэр Томас, — говорит Леннарт, — идемте со мной. Нам нужно поговорить.
— Вы совершаете ошибку, сэр Леннарт.
— Разберемся, — хмуро говорит тот. — И не хватайтесь за оружие, это лишнее. У меня в подчинении весь лагерь.
Страшно. Если даже до такого дошло…
Оливия понимает, что ее начинает трясти.
Слышно, как там, на улице, Юн берет лютню, перебирает струны… успокаивая…
43. Мария, город в огне
Он напился.
Он сидит сейчас на перевернутой бочке, опираясь ладонями о колени, навалившись, чуть покачиваясь. В стороне, отвернувшись от всех. Только что он блевал в кустах, теперь, вроде, отпустило. Отвратительно.
Интересно, так пить — обычное дело для остайнского принца?
Еще недавно он казался нечеловечески, непробиваемо хладнокровным, равнодушным, словно бездушная железка. Даже когда убивал Каролине. Когда жег город.
Цена равнодушия?
Ублюдок.
Они в лагере деларского короля Генриха.
Да, ее тоже увезли из дома. Ее и маленького Питера. О, оказывается, у нее есть брат. Нет, Мария знала, но не видела никогда. Ему восемь лет, он смешной, лопоухий и кудрявый, неуклюжий, как щенок. У отца была любовница. Впрочем, у него их было много, как говорят, но сына родила только одна. И даже не усомнишься, парень похож на Хеймонда как две капли воды… только уши торчат…
Ее увезут в Остайн, в Биргир, она станет женой старшего сына герцога… Аскеля, кажется. Он вдвое старше ее. Он уже был женат, но его жена умерла при родах, вместе с ребенком… Ей так сказали. У него четыре младших брата… или пять? Если подумать, не самый плохой вариант. Королевой, как Оливия, ей не быть, но могло быть и хуже. С ней могли обойтись, как Каролине…
Питера увезут в Делар. Отец подписал все бумаги, признал Питера своим сыном, теперь у него есть права на трон. Не очень твердые, но, все же, права. И будущий наследник будет воспитываться королем Генрихом… а, вернее, королевой Эйдис, сестрой Сигваля. Других прямых наследников нет.
Жениться снова и родить новых детей отцу не позволят.
Бейону уже поделили.
Отец пытался воспротивиться этому, хоть как-то. Но Сигваль приказал жечь город. Вынудил отца отдать приказ — чтобы армия не оказывала сопротивления. Сложно сопротивляться, когда войска Остайна и Делара уже заняли дворец.
Мария видела пламя, охватившее город, из окон. Едкий запах дыма до сих пор стоит в горле, мешая дышать. Дым разъедает глаза до слез. До отчаянья… Она запомнит Лурж таким — в огне. Поверженным. Раздавленным.
Впрочем, у принца своеобразное чувство справедливости.
Он позволил людям покинуть свои дома, забрать вещи. Говорят, мародерства почти не было, по крайней мере, со стороны его людей. Говорят, больше всего пострадали богатые купеческие кварталы. Просто дома знати — каменные, они плохо горят, а Сигваль жег без фанатизма. Показательный жест устрашения. Скучно жег, без азарта… Бедные кварталы на окраине не тронули вовсе — кому они нужны.
Говорят, принц сам выходил на улицы. От него до сих пор несет смолой и гарью. Тошнотворно. Он все делает сам. Сам судит, сам карает, своей рукой, не перекладывая на других.
Раньше Марии казалось — она понимает принца. Теперь, поглядев вот так, вблизи, без лишней шелухи… нет, не понимает. Не сходится.
Королева Эйдис подходит к нему. Так по-матерински треплет по волосам, прижимает его голову к себе… «мой мальчик».
— Иди спасть, Сиг, — слышно, как говорит она. — Ты трое суток не спал. Иди спать. Все закончилось.
Он шлет ее нахуй.
Но королева не обижается. Целует его в лоб.
— Принести тебе чего-нибудь?
Он качает головой. Пытается повернуться к ней, и едва не заваливается на бок. Эйдис что-то фыркает насмешливо. Он только отмахивается.
Невольно Марии приходит на ум — могла бы Каролине вот так подойти к ней самой, приласкать? Оливия? Оливия, наверно, могла бы, она всегда могла… но вряд ли стала бы. У них троих никогда не было теплых отношений. Мама любила Оливию больше всего… и Мария за это ее ненавидела. Все слишком сложно.
Что Мария делает здесь?
Пытается понять, что ее теперь ждет?
Что-то не дает ей покоя.
Он видит, как Сигваль, снова оставшись один, трет ладонями лицо… остервенело, устало… потом долго сидит так, почти уронив голову на руки, закрывшись, зажмурившись.
Потом, встряхивает головой, словно проснувшись, подняв глаза, видит ее.
Долго смотрит, словно не узнавая… не понимая.
Марии даже хочется сбежать. Но уже поздно.
Сигваль машет ей — «иди сюда». Сам пытается встать. Его шатает, зверски просто.
Встать удается попытки, наверно, с шестой.
Она… подходит. Что-то завораживает во всем этом.
Останавливается совсем рядом. Так близко, что чувствует тот запах гари, кислого вина и пота… Невольно морщит нос.
Сигваль изо всех сил старается собраться, стоять прямо, смотреть на нее. Даже, кое-как, пытается сделать шаг ей на встречу. Шаг ему удается. Второй — уже нет, он едва не падает.
— Принцесса, — хрипло говорит он, — завтра утром вы отправляетесь в дорогу. Ваш будущий муж ждет вас на границе, и дальше уже сам позаботится о вас.
Сигваль облизывает губы…
Зачем он говорит ей это? Зачем — сейчас?
— Благодарю вас, ваше высочество, — учтиво говорит она. На самом деле, хочется дать ему в морду. Ненависть так и кипит в ней. Ненависть и презрение. Все это из-за него.
Сигваль морщится.
— Вам понравится Биргир, — говорит он. — Там очень красиво, особенно зимой, так много снега, сосны кругом… огромные, зеленые под снегом… и горы… Я… я бывал там в детстве, моя мать родом оттуда… сестра Магнуса…
— Зачем вы говорите мне это? Разве у меня есть выбор?
— Выбор всегда есть, — говорит он. — У вас есть характер, Мария. Хотя опыта и ума вы еще набраться не успели… это, я думаю, вопрос времени. Вам надо повзрослеть. Но выбор есть всегда. Можно плыть по течению, или упрямо идти своей дорогой, чего бы это ни стоило. Вы не заложница и не пленница, вы будущая герцогиня Биргира. Этот брак не наказание для вас, скорее — награда для Аскеля. И вы…
— Вы пьяны! Что вы несете…
Ненависть кипит в ней, нет сил слушать… Какого черта он рассказывает все это ей?
— Да, — послушно соглашается он. — Пьян. Спьяну меня часто тянет на всякую… философскую муть. Простите. Я просто хотел пожелать вам удачи, Мария. Аскель неплохой человек. Возможно, временами резкий и вспыльчивый, упрямый. Но честный и прямой. У вас есть характер, вы с ним справитесь. Я надеюсь, вы будете счастливы.
Искренне. Он даже чуть улыбается ей. Желает ей счастья. После всего… Стоит перед ней, чуть пошатываясь.
И становится так обидно… почти до слез… и даже не сказать, в чем причина… Просто вдруг щиплет глаза, и ком в горле.
А следующим утром, совсем рано, собираясь в дорогу, Мария видит, как Сигваль купается в реке. Ныряет там, с разбегу. Выскакивает, отряхиваясь, словно мокрая собака, и бросается в воду снова. Раз за разом. От этого зрелища — пробирает озноб. Холодно, почти осень. Тучи. Даже дождь принимается моросить… Вода, наверно, ледяная…
Ему тоже пора в дорогу.
44. Ти, амазонка
Ти долго наблюдала, как он купается в реке. Кутаясь в плащ.
Даже смотреть холодно, зубы сводит. А он — то выскакивает на берег, прыгает, как мальчишка, то снова бросается в воду, ныряет, переплывает реку до другого берега, и назад. Сил у него невпроворот, тут же течение сильное… Упрямо, остервенело, пытаясь, очевидно, прийти в себя после вчерашнего. Да он и выпил-то вчера не так много, она видела, но развезло основательно. Просто за последние дни принц почти не спал и почти не ел, некогда было.