— Я-то думала, у меня будет приличный муж, — говорит Оливия, — как у всех приличных принцесс. Мы будем спать на разных кроватях, в разных комнатах. А он, изредка, с кислой миной, весь такой в золоте и кружевах, будет приходить ко мне для исполнения супружеского долга. Быстро делать все, что там положено, и возвращаться к себе. А я спать себе спокойно.
Сигваль просовывает под нее руку, обнимает за попу и притягивает к себе.
— А я неприличный муж, — говорит, чуть прикрыв глаза, ухмыляясь. — Тебе не нравится?
— Надо подумать, — говорит она, заставляет его перевернуться на спину, сама оказываясь сверху. — Я еще не разобрала, тебя вечно где-то носит.
Он гладит ее спину, так вдумчиво и увлеченно.
— Сегодня я весь твой, моя принцесса. Можешь разглядеть меня со всех сторон.
— Весь мой? — удивляется она. — На весь день?
Неслыханная роскошь. Обычно он убегает по делам на рассвете.
Вместо ответа Сигваль лезет целоваться к ней.
— На весь день, — наконец, говорит он, поглаживая ее ногу своей. — Ну, ближе к вечеру у нас будет пир в честь победы, нам с тобой придется вылезти из постели и пойти, торжественно присоединиться к остальным. Но сидеть там долго не обязательно. Ну их к черту! Я сделал в Кероле все, что мог. Имею я право денек отдохнуть спокойно? Пусть Баргайр разбирается сам.
Оливия вздрагивает.
— Юн?
Что-то больно колет в сердце.
Сигваль вздыхает.
— Дагмер, — говорит он. — Старший Баргайр. Он взрослый мужик и сам почти герцог, у него большой опыт, он разберется тут без меня. И этому… долбоебу еще мозги вправит.
Сигваль все так же гладит Оливию по спине, но невозможно не почувствовать, как его руки напрягаются.
Дагмер — старший брат Юна, наследник, он пришел с войсками, ему почти сорок лет, серьезный, бородатый, огромный, как гора. Рядом с ним Сигваль выглядит почти ребенком. Дагмер действительно вполне в состоянии справиться. Один день — уж точно. Дома он почти полностью ведет все дела герцогства, отец уже стар…
Но… хочется знать другое.
Имеет ли она право спросить сейчас? Стоит ли…
Утренняя беспечность и без того рассыпалась от одного неосторожного слова. Стоит ли продолжать?
Она замирает. Словно прислушиваясь к Сигвалю, к себе… как быть?
— Лив, я не собираюсь менять свое решение, — тихо говорит Сигваль, он очень старается говорить ровно, не показывать своих чувств, но Оливия все равно понимает, как ему тяжело об этом. — Если Юн не выкинет что-нибудь еще, то он останется здесь… земля и титул. Он заслужил, и… одна глупость не может этого перечеркнуть.
Хмурится, напряженно сглатывает, пытаясь найти слова.
— Ты прощаешь его? — спрашивает Оливия. И сама понимает, что нет, не то.
А Сигваль напрягается уже отчетливо, едва сдерживая порыв снять Оливию с себя и… сбежать? Отойти в сторону?
— Прощение — это не совсем то, Лив, — глухо говорит он. — Я не готов забыть и сделать вид, что ничего не было. Я не готов видеть его рядом, и, уж тем более, рядом с тобой. Но я просто понимаю причины. Я знаю Юна достаточно давно, чтобы понимать. С раннего детства. Дело даже не в тебе… Хотя и в тебе тоже… Лив, в тебя невозможно не влюбиться, — он быстро целует ее в уголок губ, словно в подтверждение. — Все, что Юн говорил тебе, уверен, он говорил честно. Но дело не в этом. Он испугался ответственности.
- Ответственности?
— Да. Заняв место Леннарта, — говорит Сигваль, — он останется здесь один. Единственная и полноправная власть на этой земле. Да, он все еще будет подчиняться мне, но от Кероля до Таллева слишком далеко. Так что все решения — его личные. Не боятся ответственности только дураки, которые не понимают, что это такое. Либо те, кто давно к ней привык. Ну, либо те, кому похер на все, кроме личных целей. Юну не похер, но он привык оглядываться на меня. Кероль не тихая провинция, он получает власть не из рук престарелого отца. Удержаться здесь будет нелегко. У Юна хватает ума и воли для любых решений, но сложно переступить черту, когда никто не похлопает по плечу и не подтвердит, что он прав. Оставшись тут, он останется один, совсем и навсегда. Он потеряет меня, он потеряет тебя, прежнюю жизнь, вообще все. Да, он получит власть. Но ему страшно. Я прекрасно понимаю, каково это. И он ищет повод отказаться от этого.
Сигваль лежит на спине, глядя даже не на Оливию, а куда-то в потолок. Оливия положила голову ему на плечо, слушает… его голос отдается легкой вибрацией в теле.
— Конечно, если спросить об этом Юна, — говорит Сигваль, — он никогда не признается. Думаю, он даже сам себе не признается в этом. Но отказаться от титула только потому, что боится не справиться — это глупо. Отказаться во имя любви — красиво и благородно. И от тебя ему нужно было то самое подтверждение, что он прав. Да, все что он наговорил — это искренне. Но изначально дело даже не в тебе.
Сигваль поджимает губы, Оливия видит, как чуть дергается кадык.
Лежит молча…
Она осторожно гладит его ладошкой по плечу.
Потом Сигваль, поднимает голову, смотрит на нее. Долго смотрит, разглядывает. Ему тоже надо немного времени…
— Ладно, — говорит, наконец, словно переворачивая страницу. — Мы что-то отвлеклись.
И заваливает, переворачивает ее на спину, под себя. В его серых глазах вспыхивают горячие искорки.
— Или ты хотела сверху? — интересуется он.
Оливия фыркает.
— Ты же говорил, что у нас весь день? Мы все успеем.
Весь день с Сигвалем — это, конечно, немыслимо.
Они едва успевают закончить в первый раз, Оливия едва успевает упасть и расслабиться, как в дверь уже стучат.
Ждали они там, что ли? Слушали ее стоны, и как только все затихло — принялись рваться к ним.
— Ох, твою ж мать… — тяжело вздыхает Сигваль. — Я сейчас, Лив. Я быстро.
И быстро целует ее еще разок, вылезает из кровати. Потом подбирает на полу штаны, натягивает, идет к двери.
Разговаривает там с кем-то.
Потом возвращается.
Подбирает с пола рубашку.
— Я скоро вернусь, Лив, — говорит виновато. — Поспи немного без меня.
— Что-то случилось, да? — спрашивает она.
Его лицо уже успело стать жестким и суровым.
— Леннарт умер ночью… но это понятно было. Надо подойти. И еще, по мелочи… Я скоро вернусь. И заодно найду слуг, а то что они там, перепились все на радостях? Завтрак нам не несут. И ванну. Ты хочешь теплую ванну?
— Хочу, — говорит она. — Но тебя я хочу больше.
Он слабо улыбается.
Залезает к ней в кровать, обнимает и целует еще раз.
— Поспи тут немного, пока никто не пристает.
И убегает снова.
Кто бы сомневался.
Оливия потягивается, а потом сворачивается под одеялом клубком. Без Сигваля неожиданно одиноко.
И все же, после бессонной ночи — она засыпает.
Просыпается от звона корыта.
— Простите, ваше высочество… — перед ней смущенная и слегка испуганная женщина. — Его высочество велел принести ванну. Вам воды сейчас, или попозже наливать?
Спать ей сегодня точно не дадут.
— Неси сейчас, — говорит Оливия. — И в воду брось вербены и мяты, если найдется.
Снова залезает под одеяло с головой. Пока готовят, она может немного поваляться.
От воды поднимается легкий пар. И… боже мой! Как хорошо. Залезть и даже окунуться с головой. Ванна большая, Сигваль явно велел принести такую с расчетом на двоих. Хочется верить, что он скоро вернется, как и обещал. Или даже не скоро… так хорошо, что можно даже ни с кем не делить. Он прибежит, влезет, и с ним уже не расслабишься.
Оливия закрывает глаза.
Просто полежать, погреться и не думать ни о чем.
Завтрак она тоже велела принеси сразу. А то прибежит Сигваль — и тут завтрак, это его отвлечет, даст ей еще немного тихо понежиться в воде.
— Можно к тебе?
Сигваль.
Ох, она чуть не уснула тут снова.
Он садится на кровать, стаскивает сапоги. Лицо у него все еще серьезное и напряженное после всех его дел, но в глазах уже поблескивает азарт и предвкушение. Сейчас влезет…
Он разглядывает Оливию.
— Или не мешать? Лив? А то я сейчас влезу и… И все.
Он машет рукой, показывая, что все полетит к чертям. Так и есть.
— Вон там завтрак принесли, — говорит Оливия. — Не хочешь поесть, пока горячее?
Сигваль ржет, потирает руки.
— У меня хитрая жена, — говорит он.
Оливия соглашается. Есть у кого учиться.
Сигваль лезет в горшочки и мисочки на столе, довольно хмыкает. Оливия не видит, что там, но видит, что ему нравится. Он отхлебывает из кувшинчика… вино? Молоко. У него даже белые усы остаются. Потом берет миску с какой-то кашей, ложку, и забирается с миской на кровать, усаживается, скрестив ноги.
— Хорошо! — говорит страшно довольно. — Знаешь, а я вчера вообще ничего не ел, не до того было. Не успел.
Он такой смешной сейчас, и совсем мальчишка, не смотря ни на что. Так удивительно все это. И так хочется, чтобы это утро не кончалось, хочется, чтобы так было всегда. Легко. Вдвоем. Хочется, чтобы он был рядом, чтобы не нужно было ничего бояться, а просто жить…
— Что? — спрашивает он. — Лив, ты так смотришь на меня.
Она качает головой.
Как объяснить?
— Долго мы еще останемся здесь? А потом?
— Три дня, думаю. Потом нужно возвращаться, — говорит Сигваль. — За три дня мы тут все решим. Потом надо идти разбираться с Тифридом, иначе уже никак. Хватит. Альденбрук не Кероль, штурмом не взять. Но… Лив, давай не будем сейчас?
— Не будем, — соглашается она. Сейчас совсем не хочется о делах. Хочется обо всем забыть. И все же…
Оливия наблюдает, как он доедает всю кашу в миске, буквально выскребает последнее. Ставит миску на пол, поднимается на ноги, потягиваясь всем телом. Стаскивает рубашку.
— Ну все, — говорит он. — Я к тебе. Подлить немного теплой?
Попробуй, поспорь тут.
Он подливает. И умудряется влезть даже не напротив, а невероятным образом проскользнуть под Оливию, обняв ее, выплеснув воды больше, чем подлил только что. Под нее и прямо в нее, одним движением, легко и естественно. И, упираясь ногой в дальний край корыта, обхватив Оливия за талию, заставляя ее немного выгнуться, толкается в ней, так настойчиво. Аж перехватывает дух.