Вот только в глазах Сигваля все та же пустота безразличия.
Раньше это всегда действовало. Когда он был мальчишкой. Теперь, конечно, когда он может легко получить любую шлюху во дворце в любое время… Ей не сравниться.
Но она королева. Он не имеет права обращаться с ней так!
— А сегодня утром? — почти игриво говорит она. — Ты не торопился ко мне. У тебя тоже были дела?
Он пожимает плечами… О-оо, все знают, что у него куча дел! Он занят с утра до ночи.
— Расскажи, — нежно просит она, все еще пытается гладить его, даже сама пододвигается как можно ближе.
Он смотрит ей в глаза.
— Я мог бы заглянуть на рассвете, но ты еще спала. Поэтому, вместо тебя мне досталась толпа, жаждущая справедливости и правосудия, — говорит устало. — Если помнишь, этой херней давно занимаюсь я, отцу недосуг.
— Они замучили тебя? А потом?
— Потом Гверо из Мирока. Нам, все-таки дадут денег и не будут так активно стрясать долги до будущего года, я договорился. Но только в том случае, если финансовыми вопросами буду заниматься лично я. Мне еще предстоит донести эту мысль до отца. Не думаю, что ему понравится… Ну, а потом Бранд заловил меня кататься на лошадках.
— Что? — Исабель вздрогнула.
— Бранд ждал меня у дверей кабинета, хотел покататься. Мы взяли девчонок и поехали. А они храбрые, знаешь. Беате так забавно визжит от радости, когда скачешь рысью.
Вздрогнула. Даже руки убрала.
— Рысью? Верхом? Беате два года, ты сошел с ума?
— Я держу их, не бойся. Ничего с ними не случится, им нравится. Иса, я брал Беате, да и Нете тоже, в седло, как только они начинали ходить. Какого хера сейчас? Бранд, конечно, большой мальчик и едет сам, отлично держится. А я вместе с девочками.
— С девочками?! Ты брал их обеих? Сразу?
— Не заставлять же их ждать.
— А если бы они упали с лошади? Как ты можешь держать их обеих?!
— Иса… — Сигваль подхватывает, поднимает ее и ставит рядом, встает сам. — Хватит. Что ты хотела?
Нужно к делу. А то он уйдет…
Исабель изо всех сил пытается взять себя в руки. Думать только о деле. Успокоиться.
— Северин отказался шить мне новые платья! — говорит она, пытается грозно, но выходит обиженно. — Он хочет чтобы я сидела в четырех стенах! Хочет разогнать половину двора! И даже музыкантов! Скажи ему!
Она говорит и видит, как Сигваль начинает тихо ржать. Совершенно неприлично.
— Это не он хочет, а я, — говорит с таким выражением, что только «да ты тупая курица» тут не хватает. — Я же сказал, нам нужно сократить расходы. Иначе не выйдет. И, в первую очередь, я намерен сократить расходы двора.
— Ты сошел с ума?!
— Иначе мирокский банк не даст нам денег. Я не прошу понимания, просто будет так, как я сказал. На эти деньги я намерен покупать не побрякушки для тебя, а зерно. Иса, у нас выжжены и разграблены все южные земли, подчистую. А то, что не дограбили бейонские благородные рыцари, под шумок вывезли и распродали по приказу короля. В его личных целях. А амбары пусты. Я стряс с Бейоны сколько мог, и стрясу еще. Но если ничего не сделать, к зиме начнется голод.
— Голод?
— Ты не будешь голодать, это точно. И нового платья, тем более, за такие деньги, тоже не будет.
— Скоро твоя свадьба! Ты хочешь, чтобы на пир я вышла в старом тряпье?
— Да, хочу, — говорит он жестко. — Тем более, что будут только свои, я не намерен собирать весь Остайн здесь. Мы обвенчаемся, тихо поужинаем и пойдем в спальню. На этом все. И ты наденешь старое, найдешь что-нибудь подходящее случаю.
— И все? Не будет гостей? Что скажут люди? — к такому Исабель оказалась не готова, это слишком. Сигваль наследник, все должны видеть…
— Мне похуй, Иса, — говорит он. — Ты как-нибудь это переживешь, — потом ухмыляется. — У тебя что-то еще? А то мне надо идти, рассказать отцу, какая я теперь жадная тварь. Думаю, он как раз успел проснуться и протрезветь. Оценит. Не скучай.
Чмокнул ее в щеку.
Ублюдок…
7. Ингрид, отблески огня
Она ждет его даже не у дверей, а чуть в стороне. Если Сигваль захочет, он заметит ее и позовет. Если нет — пройдет мимо. Сегодня она не станет настаивать.
Ингрид думала, он вернется к себе сразу, после встречи с отцом, и даже тихонько караулила его, спрятавшись за портьерой, неподалеку от покоев короля. И там, за портьерой, к ней незаметно подошел Хаук. Лорд Хаук… хотя он совсем не лорд.
Ингрид даже вскрикнула, но он лишь покачал головой — не по твою душу пришел. От него несло кровью, горелым мясом и сырыми подвалами. И крысами. Да, крысами тоже. До тошноты. Но, возможно, это лишь ее фантазия. Пытками и нехорошей смертью.
— Вы можете не ждать, леди. Как только Сигваль освободится, он захочет поговорить со мной.
И снова — почти до паники.
Но ведь нет же. Не по его душу тоже. Хаук служит Сигвалю, и, наверняка, у лорда-дознавателя есть ценная информация для принца.
И, конечно, не стала заставлять уговаривать себя.
Ушла и стоит чуть в стороне.
И шаги Сигваля — не узнать сразу. Тихие.
Он почти проходит, даже открывает дверь. И только потом осознает присутствие Ингрид где-то рядом. Долго стоит, смотрит на нее, словно не узнает и не понимает, зачем она здесь. Потом кивком приглашает войти.
Ингрид идет за ним. Подходит ближе.
У него стеклянные пустые глаза, словно мертвые. Ничего не выражающее лицо.
— Мне не стоило приходить, да? — спрашивает она. — Я не вовремя?
Ему нужно время, чтобы осознать.
— Заходи.
Сердце замирает.
Они заходят в спальню вместе.
Сигваль подходит к столику, наливает себе вина и залпом выпивает целый бокал. Молча стоит, повернувшись к ней спиной.
Потом снова наливает, но на этот раз в оба.
— Хочешь вина, Ингрид?
— Да, — соглашается она.
Он берет, несет ей, отдает в руки.
— За тебя, — говорит он и снова выпивает залпом, не чувствуя вкуса.
Глаза — стеклянные.
И, внезапно, так хочется обнять его. Приласкать даже. Почти — пожалеть.
Только не выйдет. Ей не хватит тепла его согреть. Будет фальшь. А фальшь никому их них двоих не нужна.
Ингрид тоже выпивает вино, ставит на пол бокал.
Сигваль подходит к ней, обходит сзади, принимается расшнуровывать платье. Не пытаясь порвать в этот раз, очень аккуратно и вдумчиво, умело. Кажется, ему просто нужно немного времени, и это отличный повод.
Ингрид чувствует, как колотится ее сердце. Особенно, когда его пальцы касаются кожи. Когда он, чуть просунув ладони, поддевает у плечей и стягивает, заставляя платье падать к ногам. Когда с легким нажимом гладит ее шею… хочется застонать.
Он глубоко и ровно дышит, она слышит у самого уха.
Раздевает ее. Она стоит перед ним голая, как в первый раз.
Слышит, как он скидывает сапоги, стоя, упираясь носком одной ноги в пятку другой.
Потом разворачивает Ингрид к себе.
И Ингрид понимает, что делать. Она так же неторопливо начинает раздевать его. Расстегивает пуговицы камзола, одну за одной. Стаскивает с него рубашку, сама касаясь пальцами его груди…
Снимает с него все.
Нет, обнять все равно не выходит — это слишком личное.
Она даже пытается встать на колени перед ним, но он подхватывает ее подмышки, потом легко поднимает на руки и несет на кровать.
Ставит на четвереньки. Молча. Так, как ему удобно, поближе к краю, раздвигает ее ноги, заставляя прогнуться, выгнуться к себе. И больше никакой нежности, никаких ласк.
И это нравится и пугает одновременно. Добавляет остроты, заводит своим ощущением ее подчинения и его власти. Но что-то важное ускользает…
Потом Сигваль крепко обхватывает за бедра и насаживает на себя. До упора, на всю длину. Так, что Ингрид кусает губы. Он чуть покачивается, словно удобнее устраиваясь в ней. Потом заставляет податься вперед, и снова к себе, направляя. Сначала медленно, потом наращивая темп. С тихим злым рычанием сквозь зубы.
Но Ингрид вдруг кажется — он здесь вообще не с ней. Она кукла… предмет, который дергают вперед-назад для получения удовольствия. От нее ничего не требуется, только стоять, как надо, расслабиться, подчиняясь ритму его рук. Кто бы ни был на ее месте — ему плевать. Он даже спиной к себе ее поставил только для того, чтобы не смотреть в глаза. Не видеть. Он просто использует ее.
И это его право.
Только на лишние мысли нет сил. Дыхание сбивается и кружится голова, и думать некогда, то самое томительное напряжение растет в ней, не давая вздохнуть.
Чуть медленнее, и быстрее снова, следуя каким-то своим ощущениям.
И все же, ее накрывает раньше, чем кончает он сам. Он еще двигается в ней, а она уже не может, до боли и судорог, до огненного взрыва внутри себя, до прокушенных губ.
Она еще чувствует его последний толчок… и тепло… а потом… он так и не позволяет ей упасть на кровать без сил. Он подхватывает, переворачивает ее на спину, сдвигая вглубь кровати. Раздвигает ее ноги, заводя себе за спину. И обнимает, наконец. Она прижимается к нему всем телом, и носом в плечо, и все начинается снова. Только сейчас он с ней. Это так пронзительно хорошо… до одури.
Когда Ингрид, наконец, приходит в себя, понимает, что его нет… он ушел.
Она еще плохо осознает куда… его просто нет рядом.
Но он где-то здесь.
Надо чуть-чуть отдохнуть… думать все еще не выходит…
И только потом…
Он рядом, на кровати, только у изголовья. Сидит, опираясь о колени локтями, немного сгорбившись…
Опустошенность…
Ингрид подползает к нему, дотрагивается ладонью до его спины, у поясницы.
Он вздрагивает.
Хочется спросить: «тяжелый был день»? Но она не спрашивает, просто медленно гладит его кончиками пальцев, между вчерашних шрамов. У него горячая спина, немного мокрая… еще бы, после такого!
Он чуть поворачивается к ней, вполоборота. И в его глазах, отражаясь, танцует пламя свечи, и от этого кажется, что взгляд теплеет… но только кажется. Это свечи на столике рядом…