– Что же с ней сделают? Посадят в тюрьму? Лартиг криво усмехнулся и запустил пятерню в свою густую шевелюру.
– Мне кажется, – сказал он, – что именно над этим вопросом сейчас ломают головы наши комиссары. Если ее арестовать, это вызовет грандиозный скандал, который отравит последние дни ее несчастного супруга. А с другой стороны, столь чудовищное преступление нельзя оставлять безнаказанным...
– Как вы думаете, почему она его совершила?
– Кто знает, – Лартиг сделал неопределенный жест. Он явно не намеревался посвящать Орхидею в свои мысли на этот счет.
– Думаю, что наилучшим выходом при сложившихся обстоятельствах будет именно психиатрическая клиника...
– Но она заслуживает смерти, – возмутилась Орхидея. – Этого требует правосудие и я... я поклялась...
– Мне известно, в чем вы поклялись, но сейчас нам лучше помалкивать на этот счет. Поймите, в вашем положении...
– Я знаю, что ваши суды уже не приговаривают женщин к смертной казни. Но это же идиотам! Неужели вы хотите, чтобы этому чудовищу оставили жизнь?
– Я хочу, чтобы вы жили, – веско сказал журналист. – Что касается этой убийцы, я думаю, ее ждет пожизненное заключение в клинике для сумасшедших. И вовсе не в такой щадящей клинике, где светские дамочки лечат свои головокружения и расшатанные нервы. Та клиника, куда она попадет, будет для нее ужасным наказанием. Особенно, если в действительности она не является сумасшедшей. Хотите, я вам покажу одну из таких клиник?
Вдруг он прервал разговор: в комнате появилась Агата Лекур. Видно было, что только что она пережила глубокое потрясение, глаза ее покраснели. Агата высморкалась, затем обратилась к полицейским.
– Он хочет видеть вас, господа, но прежде он хотел бы с глазу на глаз переговорить с нею. – Агата кивнула головой в сторону своей кузины.
– Как он себя чувствует? – спросил Россети.
– Думаю, конец уже близок, но сейчас он находится в полном сознании, и дух его тверд. Тем не менее, постарайтесь его пощадить... Он не заслуживает таких мук.
И, не в силах больше сдерживаться, она зарыдала в объятиях Орхидеи. Тем временем два полицейских подошли к Аделаиде и, взяв ее за руки, подняли из кресла. Она не проявляла ни малейших признаков сопротивления. Наоборот, она им улыбалась!
Часом позже вся компания собралась в салоне генеральши на Ривьера-Плас. Орхидея, Лартиг, комиссар Ланжевен попивали кофе с коньяком, слушая рассказ о том, как мадам Лекур встретилась с Анри Бланшаром. Инспектор Пенсон по просьбе Орхидеи отправился на борт «Робин Гуда», чтобы распорядиться отозвать ее багаж и прекратить терзания лорда Шервуда, не знавшего, то ли ему ждать дальше, то ли поднимать якорь.
На глазах мадам Лекур только что высохли слезы. Тем не менее она уже взяла себя в руки и хорошо поставленным голосом рассказывала:
– Анри уже давно понимал, что Эдуард не является его сыном. К этой мысли его подвело сходство между Эдуардом и его настоящим отцом. В конце концов он добился от Аделаиды признания, но это произошло уже после того, как на свет появился Этьен, так что он предпочел не поднимать скандала, который мог плохо отразиться на будущем обоих мальчиков. К тому же, он искренне любил обоих, не делая различия между ними и гордясь этим. Это помогало ему забыть о том, насколько он несчастлив в любви и как ему тяжело жить рядом с этой... Думаю... он даже начал испытывать к ней отвращение, после того как заметил, что она проявляет куда больше материнских чувств по отношению к Эдуарду, чем к своему собственному сыну, которому она постоянно демонстрировала свое презрение и раздражение. Это вызвало целую серию тяжких семейных сцен. Они стали особенно отвратительны после того, как Эдуард вырос и стал мужчиной, а Аделаида начала испытывать к нему чувства Федры к Ипполиту.
– То есть попросту, приемная мать влюбилась в него, – пояснил Лартиг Орхидее, которая никогда не читала Расина.
– Какой ужас! – воскликнула шокированная Орхидея. – Неужели такие вещи случаются?
– Это тем более вероятно, что Эдуард был для нее вовсе не сыном, а лишь племянником, – возразила генеральша. – Чтобы избавить его от домогательства своей супруги, Анри побудил Эдуарда избрать карьеру дипломата. Конечно, он страдал, когда сыну пришлось уехать в Китай. Но он правильно счел, что тысячекилометровое расстояние будет наилучшей гарантией от любых семейных неурядиц.
– Ясно, что известие о вашем браке произвело эффект разорвавшейся бомбы, – продолжала генеральша. – Аделаида, оскорбленная в своих нежных чувствах, а равно и в надеждах, которые она возлагала на блестящую дипломатическую карьеру Эдуарда, решила во что бы то ни стало наказать его. Анри, к тому времени уже больной, фактически предоставил жене свободу. Он был слишком изнурен борьбою с ней, длившейся более тридцати лет. Правда, он отдал своему нотариусу секретные распоряжения о том, чтобы за Эдуардом были сохранены все наследственные права.
– Я знаю об этом, – подтвердила Орхидея. – Мне все рассказал сам метр Дюбуа-Лонге. Но я отказываюсь прикасаться к этим деньгам.
– Но почему? – спросил Ланжевен. – Они принадлежат вам по праву, согласно нашим законам... как, впрочем, все состояние Бланшаров, единственной наследницей которого вы теперь являетесь.
Изящным жестом, в котором одновременно сочеталось неприятие и отвращение, Орхидея выразила протест.
– А вы не находите, господин комиссар, что на этих деньгах слишком много крови. Включая сюда и эту несчастную старуху, которая умерла сегодня.
Ланжевен выдержал эффектную паузу, а на лице его вдруг появилась загадочная улыбка.
– Она чувствует себя не хуже нас с вами, – наконец заговорил он. – История об ее отравлении была единственным способом, чтобы расколоть ее внука. Как и все корсиканцы, Орсо свято хранит верность своему шефу, даже если речь идет о женщине. Скорее, он дал бы себя разрезать на куски, чем предать мадам Бланшар.
Лартиг глубокомысленно присвистнул, продолжая, впрочем, наливать себе новую чашку кофе.
– Не знаю, верующий ли вы человек, комиссар, – заметил он, – но советую вам хорошенько помолиться, чтобы Лена был поскорее осужден и казнен. Иначе вам придется ходить в кольчуге...
– Ну если бы я запоминал все те угрозы в свой адрес, которыми неоднократно оглашался зал суда, мне бы пришлось давно убежать в пустыню. Единственное, что имеет значение, это правосудие. Все, что я могу сделать в данном случае, это попытаться избавить от ответственности престарелую Ренату Лена... Ведь именно она принесла Гертруде Муре отравленный шоколад.
– Но ведь она находится в больнице, где я видела ее своими глазами, – сказала Орхидея. – Каким же образом могла она отправиться в Париж и явиться к изголовью моей поварихи?
– Элементарно, мадам Бланшар, под предлогом обследования у парижского профессора, привезли ее с собой в столицу, а затем попросили ее об услуге – отнести коробку шоколадных конфет Гертруде, которую она знала давно, так как семья Муре работала у Бланшаров прислугой еще в те времена, когда ваш свекор был консулом. Обе женщины обожали Этьена. Не спрашивайте меня, почему... Наоборот, они сильно не любили Эдуарда и были готовы помочь своей хозяйке избавиться от него... ну и от вас заодно. Они полагали, что действуют на благо Этьена... Именно поэтому и поступили к вам на службу – им надо было дождаться своего часа.
– Но ведь это тянулось четыре года? Значит, они ждали четыре года? Почему так долго?
– Спешка могла погубить все дело, но когда Густав узнал от вашей консьержки, что вами интересовались китайцы, они предупредили об этом Аделаиду Бланшар и вот, ловушка была расставлена. Наконец-то им представился тот самый случай, о котором так давно мечтали...
– Распустили слух, что у меня тяжелейший удар, чтобы вытянуть у этого проклятого Фроментена признания, – простонал Лартиг...
– Только не раскаивайтесь ни в чем! Ведь именно вы ввели меня в курс аферы с привратником. Так что я вам крайне обязан... также как и мадам Лекур. Именно она вывела меня на след братьев Лена, – добавил он, поклонившись пожилой даме. – И именно она в одно прекрасное утро обрушилась на меня, подобно грому среди ясного неба, требуя найти ее протеже.
– Так вы меня искали? – расцвела Орхидея. – А я-то думала, что вы меня забыли.
– Как мог я вас забыть?.. Мой телефон буквально раскалился от звонков, но когда я смог наконец до вас дозвониться, никто не поднял трубку. Одному Богу известно, как рьяно я вас искал!
– Ничего удивительного! – улыбнулась Орхидея. – Ведь моя горничная Луизетта испытывает суеверный ужас перед тем, что она называет говорящей трубкой.
– Именно об этом мы подумали, когда вместе с мадам Лекур пришли к вам. Надо сказать, что по дороге между нами состоялся весьма... откровенный разговор.
– Комиссар мне рассказал об отравленном шоколаде и о том, как два человека покушались на вас около Орлеанского вокзала. И тут я вспомнила о Ренате – служанке моей кузины Аделаиды, бесконечно ей преданной, поскольку в свое время Аделаида вытащила ее из нищеты вместе с двумя сыновьями, Орсо и Анжело. Потом я вспомнила, что Рената была вместе с нами в Швейцарии... Итак, мы пришли к вам...– ...и застали в квартире лишь вашу юную горничную, которая сообщила нам, что вы отправились в Ниццу и не предупредили ее, где остановитесь.
– В равной мере она не знала и того, что вы сменили имя. Но, узнав о вашем местонахождении, мадам Лекур решила немедленно ехать вслед за вами.
– Я лишь заехала домой и захватила с собой Ромуальда, поскольку полагала, что он может быть нам полезен.
Тут Лартиг бесцеременно прервал этот трогательный дуэт, удивленно спросив:
– Зачем это вам понадобился метрдотель? Это не тот багаж, который берут в дорогу. Ладно бы еще взяли свою горничную.
Мадам Лекур сурово посмотрела на ангелоподобное лицо журналиста.
– Вы не знаете, о чем говорите, мой юный друг! Ромуальд – это особый случай. Я считаю, что он всегда мог претендовать на то достойное место в обществе, которое наконец теперь занял. У него чисто британское чувство собственного достоинства. Мы с мужем познакомились с ним при довольно странных обстоятельствах. Дело было в Шанхае. Он убегал, как заяц, от одного торговца и полицейского: первый хотел вернуть себе похищенную им сумму, а второй – вставить его голову в колодки и отправить гнить заживо в тюремную камеру. Он спрятался в фургоне, перевозившем наши чемоданы, и мы ему разрешили остаться у нас при условии, что он отдает похищенные деньги продавцу. И, надо сказать, никогда не раскаивались в своем решении. У нас Ромуальд принялся читать хорошие книги, нагулял животик, словом, оказался настоящей находкой...