Даже Катон молчал. Еще одна тога из его скудного запаса быстро пропитывалась кровью.
– Я еще нужен тебе, старший консул? – спокойно спросил Цезарь Силана. – Кажется, драка затихает и здесь уже больше нечего сказать, да? – Он холодно улыбнулся. – Слишком много уже было сказано.
– Ты подозреваешься в инициировании общественного беспорядка, Цезарь, – чуть слышно проговорил Силан. – Пока действует senatus consultum ultimum, тебе запрещается участвовать в собраниях и исполнять должностные обязанности. – Консул перевел взгляд на Бибула. – Я советую тебе, Марк Бибул, начать готовить иск по обвинению этого человека de vi сегодня.
Цезарь рассмеялся.
– Силан, Силан, подумай! Как может эта блоха обвинять меня в его же собственном суде? Ему придется заставить Катона сделать за него всю грязную работу. И знаешь что, Катон? – тихо обратился к нему Цезарь, глядя в серые глаза, с ненавистью смотревшие на него между складками тоги. – У тебя нет ни одного шанса. В моем таране больше мозгов, чем во всей твоей крепости!
Он оттянул ворот туники и наклонил голову, обращаясь к тому, что находилось под туникой:
– Не так ли, мой таран? – Цезарь поднял голову и нежно улыбнулся присутствующим. – Он говорит, что именно так. Почтенные отцы, доброго дня вам!
– Это было потрясающе, Цезарь! – воскликнул Публий Клодий, который подслушивал снаружи. – Я и не знал, что ты можешь так рассердиться!
– Подожди, Клодий, когда в следующем году ты войдешь в сенат, ты еще не то увидишь. С Катоном и Бибулом я уже никогда не смогу держать себя в руках. – Он стоял на платформе среди поломанных стульев из слоновой кости и смотрел на Форум, теперь почти пустой. – Видно, все негодяи уже разошлись по домам.
– Как только появились солдаты гарнизона, их энтузиазм начал улетучиваться. – Клодий спускался с боковой лестницы со стороны конной статуи Кастора. – Я обнаружил кое-что. Их нанял Бибул. Он – любитель таких гнусностей.
– Эта новость меня не удивляет.
– Он организовал это, чтобы скомпрометировать тебя и Непота. Когда ты явишься в суд Бибула за инициирование общественного беспорядка, сам увидишь, – сказал Клодий, махнув рукой Марку Антонию и Фульвии, которые сидели рядом на нижнем ярусе подиума Гая Мария.
Фульвия промокала своим носовым платком кровь на костяшках пальцев правой руки Антония.
– Это было потрясающе, правда? – спросил Антоний. Один глаз у него так заплыл, что он ничего им не видел.
– Нет, Антоний, это не было потрясающе! – с горечью ответил Цезарь.
– Бибул собирается обвинить Цезаря по закону lex Plautia de vi в своем суде, – сообщил Клодий. – Цезаря и Непота винят во всем случившемся. – Он ухмыльнулся. – Ничего удивительного, коль скоро фасции у Силана. Не думаю, что ты пользуешься его любовью, если учесть все обстоятельства.
И он стал напевать хорошо известные куплеты о муже-рогоносце с разбитым сердцем.
– Все вы идете ко мне домой! – засмеялся Цезарь, хлопнув по окровавленным рукам Антония и Фульвии. – Вам нельзя здесь сидеть, как уличным ворам, иначе вас заберут солдаты гарнизона. К тому же теперь те герои, что находятся внутри храма Кастора, в любой момент могут высунуть свои носы, чтобы разнюхать обстановку. Меня уже обвинили в том, что я якшаюсь с хулиганами, но, если они увидят меня с тобой, они немедленно пошлют меня паковать вещи. Поскольку я не шурин Помпея, то вынужден буду присоединиться к Катилине.
И конечно, за время короткого пути к резиденции великого понтифика – буквально за считаные минуты! – к Цезарю вернулось спокойствие. К тому времени как он проводил своих беспутных гостей в ту часть Государственного дома, которую Фульвия знала не так хорошо, как верхние апартаменты Помпеи, он уже понял, как справиться с этим бедствием и расстроить все планы Бибула.
На рассвете следующего дня новый городской претор занял место в суде. Шестеро ликторов (которые уже считали его лучшим и самым благородным из магистратов) стояли с одной стороны трибунала, держа фасции, словно копья. Его стол и курульное кресло были поставлены так, как ему нравилось, и небольшой штат писцов и посыльных ожидал указаний. Поскольку городской претор обязан был, наряду с гражданскими делами, предварительно рассматривать заявления об уголовных преступлениях, несколько тяжущихся и адвокатов уже толпились у трибунала. Как только Цезарь дал понять, что готов приступить к работе, все ринулись к нему, и притом каждый старался быть первым. Рим – это не то место, где люди чинно выстраиваются в очередь, согласные терпеливо ждать, когда настанет их черед. Цезарь не пытался установить порядок. Он обратил внимание на самый громкий голос в толпе, кивком подозвал его и приготовился слушать.
Не успел тот сказать и нескольких слов, как появились консульские ликторы – с фасциями, но без консула.
– Гай Юлий Цезарь, – обратился к нему старший ликтор Силана, пока остальные одиннадцать оттесняли небольшую толпу подальше от трибунала, – в соответствии с действующим senatus consultum ultimum ты лишен полномочий. Пожалуйста, немедленно прекрати заниматься преторскими делами.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивился адвокат, который как раз собирался подать иск Цезарю. То был не знаменитый юрист, а просто один из сотен подобных ему, слонявшихся по Нижнему форуму, предлагая свои услуги. – Мне нужен городской претор!
– Старший консул поручил Квинту Туллию Цицерону взять обязанности городского претора на себя, – объяснил ликтор, которому не понравилось, что его прервали.
– Но я не хочу Квинта Цицерона, я хочу Гая Цезаря! Он – городской претор. Он ничего не боится, не затягивает дело в отличие от большинства преторов в Риме! Я хочу, чтобы мое дело было рассмотрено сегодня утром, а не в следующем месяце или в следующем году!
Вокруг трибунала постепенно скапливалась толпа, завсегдатаев Форума привлекло внезапное появление стольких ликторов и громкие протесты адвоката.
Цезарь молча поднялся с кресла, знаком приказал своему слуге сложить его и забрать, повернулся к своим шестерым ликторам. Улыбаясь, он подошел к каждому из них по очереди и каждому в правую ладонь опустил горсть денариев:
– Возьмите ваши фасции, друзья, и отнесите их в храм Венеры Либитины. Положите их туда, где им следует лежать в тех случаях, когда человек, перед которым их должны нести, не может исполнить своих обязанностей – в силу его смерти или отстранения от должности. Жаль, что так мало нам было суждено быть вместе. Благодарю вас от всего сердца за ваше доброе ко мне отношение.
От ликторов он прошел к писцам и посыльным, дав каждому деньги и выразив свою благодарность.
После этого он снял с левого плеча складки своей toga praetexta с пурпурной полосой и аккуратно свернул ее, проследив, чтобы ни один ее уголок не коснулся земли. Он умело справился с этим. Слуга, державший кресло, получил сверток, и Цезарь кивком отпустил его домой.
– Прошу прощения, – обратился он затем к растущей толпе, – кажется, мне не позволяют выполнять обязанности, которые вы поручили мне, избрав городским претором.
И – как удар ножа:
– Вы должны согласиться на моего заместителя, Квинта Цицерона.
Прятавшийся на некотором расстоянии со своими ликторами Квинт Цицерон чуть не задохнулся от возмущения.
– Что все это значит? – крикнул Публий Клодий из задних рядов толпы и стал пробираться вперед, когда Цезарь приготовился покинуть трибунал.
– Я отстранен от должности, Публий Клодий.
– За что?
– Меня подозревают в инициировании общественного беспорядка во время собрания, которое я созвал.
– Они не могут этого сделать! – театрально воскликнул Клодий. – Во-первых, тебя сначала надо судить, а потом уже выносить приговор!
– Действует senatus consultum ultimum.
– А какое отношение он имеет к вчерашнему собранию?
– Просто он пришелся кстати, – ответил Цезарь, покидая трибунал.
И пока он, в одной тунике, шел к Государственному дому, толпа сопровождала его. Квинт Цицерон занял место Цезаря в суде городского претора, но там никого уже не было. И за весь день так никто и не пришел.
Толпа на Форуме постоянно росла и по мере ее роста становилась опасной. На этот раз не видно было бывших гладиаторов, только множество уважаемых жителей города, свободно расхаживающих среди таких людей, как Клодий, Антонии, Курион, Децим Брут. А еще там были Луций Декумий с братьями из общины перекрестка. Много граждан, от второго класса до неимущих. Два претора, начавшие слушание уголовных дел, посмотрели на море лиц и решили, что знаки неблагоприятны. Квинт Цицерон собрал свои вещи и рано ушел домой.
Самым странным было то, что ночью никто не ушел с Форума, освещаемого множеством небольших костров. Если смотреть из окон домов, расположенных на Гермале, северо-западном склоне Палатина, это напоминало стоящую лагерем грозную армию. Впервые с тех пор, как голодные массы заполнили Форум в дни перед мятежом Сатурнина, люди, стоявшие у власти, поняли, как много в Риме обыкновенных людей и как мало – облеченных властью.
На рассвете Силан, Мурена, Цицерон, Бибул и Луций Агенобарб собрались на верхней ступени лестницы Весталок и увидели тысяч пятнадцать народу. Кто-то внизу, в этом ужасающем сборище, заметил магистратов и что-то крикнул, указывая на них. Океан людей начал вращаться, словно закручивая первый большой круг водоворота, и небольшая группа важных лиц инстинктивно отступила. Они понимали: увиденное скоро превратится в неостановимую пляску смерти. Затем, когда лица всех собравшихся были повернуты к ним, правая рука каждого, сжатая в кулак, взметнулась вверх и погрозила им.
– И все это из-за Цезаря? – дрожа, прошептал Силан.
– Нет, – отозвался претор Филипп, присоединяясь к ним, – все это из-за senatus consultum ultimum и казни граждан без суда. Цезарь – это последняя капля. – Он бросил на Бибула испепеляющий взгляд. – Какие же вы дураки! Неужели вы не знаете, кто такой Цезарь? Я – его друг, я знаю! Цезарь – единственный человек в Риме, которого вы не смеете даже пытаться уничтожить публично! Вы проводите вашу жизнь здесь, глядя на Рим сверху вниз, подобно тому как боги взирают на разгул чумы, а он всю жизнь проводит среди них, и его они считают своим! Едва ли в этом огромном городе найдется человек, кого он не знает. Возможно, лучше сказать, что все в этом огромном городе полагают, что Цезарь знает их. Улыбка, взмах рукой и радостное приветствие, куда бы он ни пошел, – и всем, а не только ценным выборщикам. Они любят его! Цезарь не демагог – ему и не надо быть демагогом! В Ливии людей связывают и оставляют муравьям на съедение. А вы, дураки, додумались расшевелить римский муравейник! Будьте уверены, убьют они не Цезаря!