– Предстоит проделывать более восьмидесяти миль от восхода до захода. Это не шутка, – сказал Бальб, вставая.
– Но это возможно. При условии, что ветер будет попутным. Доверься моей удаче и богам, Бальб! Я принесу великолепные дары морским ларам и богине Фортуне. Они услышат меня.
Боги услышали Цезаря, хотя как ему удалось завершить все необходимые приготовления за те пять коротких часов, которые у него оставались до отплытия из Гадеса, было выше понимания Бальба. Квестором Цезаря служил очень работящий и опытный молодой человек. Он с энтузиазмом принялся организовывать доставку собственности Цезаря по суше из Испании в Рим Домициевой дорогой. Трофеи были давно уже отправлены в сопровождении легиона, отобранного Цезарем для своего триумфа. К его удивлению, сенат согласился на просьбу о триумфе. И boni промолчали, не возражая. Однако это непонятное явление подробно растолковал Помпей в своем письме. Для «хороших людей» нет причины отказывать Цезарю в том, что, с их помощью, окажется катастрофой. Его войска должны были прибыть на Марсово поле к июньским идам, и именно на этот день Целер назначил его триумф. Если бы Цезарю разрешили зарегистрировать свою кандидатуру на должность консула in absentia и триумф состоялся бы, это было бы печальное зрелище: уставшие солдаты, нет времени для приготовления красочных представлений на платформах, трофеи в беспорядке навалены на повозки. Совершенно не тот триумф, к которому стремился Цезарь. Однако сначала надо прибыть в Рим до июньских нон. О боги, молю вас, пусть будет сильный юго-западный ветер!
И действительно, ветер дул с юго-запада, но не сильно. Парусам помогали гребцы. Почти весь путь они изматывали себя работой. Цезарь и Бургунд гребли полную смену по три часа четыре раза в сутки, что очень нравилось профессиональным гребцам. Равно как и веселое дружелюбие Цезаря. Они знали, что их ждет награда, и поэтому старались грести изо всех сил, а Бальб и штурман приносили им амфоры с водой, в которую было добавлено немного отличного испанского вина.
Когда вдали показался италийский берег и перед ними раскрылось устье Тибра, команда до хрипоты кричала от радости. По двое они налегли на каждое весло – и маленький изящный миопарон птицей влетел в гавань Остии. Дорога из Испании морем заняла двенадцать дней. В порт они прибыли через два часа после рассвета третьего июня.
Оставив Бальба и Бургунда, чтобы те заплатили штурману и гребцам, Цезарь вскочил на отличного коня, нанятого в Остии, и галопом помчался в Рим. Его путешествие закончится на Марсовом поле. Путешествие – да, но не мучения. Ему надо будет найти кого-то, кто быстро попадет в город и разыщет Помпея. Решение, которое не понравится Крассу, но решение верное. Помпей прав. Цезарь нужен ему больше, чем Крассу. Кроме того, Красс – друг. Он успокоится, когда Цезарь все ему объяснит.
Известие о том, что Цезарь уже возле стен Рима, достигло Катона и Бибула одновременно с Помпеем, ибо все трое находились в сенате, где все еще обсуждали проблему взимания налогов в Азии. Новость сообщили Помпею, который от радости издал такой вопль, что дремавшие заднескамеечники чуть не попадали со своих стульев. Помпей вскочил как ужаленный.
– Умоляю, извини меня, Луций Афраний! – крикнул он, стараясь подавить смех и уже направляясь к выходу. – Гай Цезарь – на Марсовом поле, и я просто обязан первым приветствовать его!
Присутствующие – их было немного – почувствовали себя так, словно из них выпустили воздух. В таком же состоянии уже давно пребывали азиатские публиканы. Афраний, у которого были фасции на июнь, распустил собрание до конца дня.
– Завтра через час после рассвета, – сказал он, хорошо зная, что это будет последний день перед июньскими нонами, когда чиновник, регистрирующий кандидатов на консульские должности, то есть Целер, прекратит прием заявок.
– Я же говорил вам, что он успеет, – сказал Метелл Сципион. – Он – как пробка. Как бы ты ни старался его прижать, он все равно выскочит.
– Ну что ж, всегда оставался шанс на его появление, – сквозь зубы проворчал Бибул. – В конце концов, мы ведь не знали, когда он отправился из Испании. Мы, конечно, слышали, что он намеревается остаться в Гадесе до конца мая. Однако это не означало, что именно так он и поступит. Он не мог знать, что мы ему готовим.
– Он узнает все, как только Помпей окажется на Марсовом поле, – обрезал Катон. – Почему, ты думаешь, Плясун назначил собрание на утро? Цезарь будет просить разрешения зарегистрироваться in absentia, я более чем уверен.
– Мне не хватает Катула, – сказал Бибул. – Завтра его влияние было бы очень полезным. Вопреки ожиданиям Цезарь весьма преуспел в Испании, так что наши сенаторские овцы позволят этому неблагодарному зарегистрироваться in absentia. Помпей поспособствует этому, да и Красс тоже. И Мамерк! О боги, хоть бы он умер!
Катон только улыбнулся с таинственным видом.
Но Помпею на Марсовом поле было не до улыбок. Он увидел Цезаря. Тот стоял, прислонившись к круглой мраморной стене гробницы Суллы, намотав на руку уздечку коня. Над его головой видна была эпитафия: «Нет лучше друга – нет хуже врага». Помпей подумал, что это можно было бы отнести и к самому Цезарю. Или к нему, Помпею.
– Что ты здесь делаешь? – строго спросил Помпей.
– Для ожидания это место ничуть не хуже любого другого.
– Разве ты не слышал о вилле на Пинции?
– Я не намерен оставаться здесь долго.
– Недалеко, на Широкой улице, есть гостиница. Пойдем туда. Миниций – хороший человек, а тебе, Цезарь, нужна крыша над головой, даже если это всего на несколько дней.
– Я подумал, что важнее всего найти тебя, а потом уж искать, где остановиться.
Это понравилось Помпею. Он тоже спешился (поскольку он опять вошел в состав сената, он стал держать в Риме небольшую конюшню). Оба зашагали по совершенно прямой Широкой улице, которая была началом Фламиниевой дороги.
– Думаю, девяти месяцев пребывания на Марсовом поле тебе было достаточно, чтобы узнать местонахождение всех здешних гостиниц, – заметил Цезарь.
– Мне это было известно еще до того, как я стал консулом.
Гостиница оказалась довольно большой и респектабельной. Ее хозяин привык принимать у себя знаменитых римских военачальников. Он приветствовал Помпея как друга, встреченного после долгой разлуки, и очень вежливо дал понять, что ему известно, кто такой Цезарь. Их проводили в уютную гостиную, где горели две жаровни, согревая дымный воздух. Посетителям немедленно подали воду, вино, жареного ягненка, сосиски, свежий хлеб с хрустящей корочкой и салат, заправленный маслом.
– Я умираю с голоду! – удивленно воскликнул Цезарь.
– Тогда ешь. Признаюсь, могу тебе в этом помочь. Миниций по праву гордится своей кухней.
Поедая все эти вкусности, Цезарь одновременно рассказывал Помпею о своем путешествии.
– Северо-западный ветер в такое время года! – поразился Великий Человек.
– Конечно, не скажу, что он был очень сильный, но достаточный, чтобы я мог плыть в нужном направлении. Boni, наверное, не ожидали увидеть меня так скоро?
– Разумеется, Катон и Бибул были неприятно поражены. Но прочие, например Цицерон, думали, что ты наверняка уже в пути. Хотя у них и не было шпионов в Дальней Испании, чтобы выведать твои намерения. – Помпей нахмурился. – Цицерон! Что за позер! Ты знаешь, он набрался наглости, поднялся в сенате и объявил, что раскрытие заговора Катилины покрыло его неувядаемой славой! В каждой своей речи он обязательно упоминает о том, как он спас отечество.
– Я слышал, что ты подружился с ним, – сказал Цезарь, обмакивая хлеб в салатное масло.
– Это он хочет дружить. Он боится.
– Чего? – спросил Цезарь, отодвигаясь наконец от стола.
– Изменения статуса Публия Клодия. Плебейский трибун Геренний добился того, что плебейское собрание перевело Клодия из патрициев в плебеи. Теперь Клодий твердит, что намерен баллотироваться на должность плебейского трибуна – чтобы отправить Цицерона в вечную ссылку за казнь римских граждан без суда. Это новая цель в жизни Клодия. И Цицерон белеет от страха.
– Ну что ж, могу понять, что такой человек, как Цицерон, приходит в ужас от нашего Клодия. Клодий – это стихия. Не совсем сумасшедший, но и не вполне в уме. Однако Геренний неправильно использовал плебейское собрание. Патриций может стать плебеем только в результате усыновления.
Миниций вошел, чтобы убрать со стола, и разговор прервался. Цезарь был рад этому. Пора переходить к делу.
– Сенат все еще обсуждает сборы азиатских налогов? – спросил он.
– И конца этому не видно. Из-за Катона. Но как только Целер прекратит регистрацию кандидатов, я пошлю моего плебейского трибуна Флавия к плебеям с моим законопроектом о земле, выхолощенным из-за этого назойливого дурака Цицерона! Ему удалось удалить из закона все общественные земли старше трибуната Тиберия Гракха. И потом он объявил, что ветераны Суллы – те самые, что связались с Катилиной! – должны сохранить свои земли. И что Волатеррам и Аррецию следует позволить удержать их общественные земли. Поэтому бо́льшую часть земель для моих ветеранов придется выкупать, а деньги для этого взять из налогов с Востока. И моему бывшему зятю Непоту пришла в голову потрясающая идея. Он предложил отказаться от портовых сборов и налогов по всей Италии. И сенат посчитал это замечательным. Он получил consultum от сената и провел свой закон через трибутное собрание.
– Умно! – оценил Цезарь. – Это значит, доход государства от Италии снизится до двух статей – пятипроцентный налог на освобождение рабов и рента с общественных земель.
– Я хорошо выгляжу на этом фоне, не правда ли? Кончится тем, что казна не увидит ни одного лишнего сестерция от моей работы – с потерей портовых доходов и потерей ager publicus, когда их передадут моим ветеранам. Да еще затраты на покупку дополнительной земли.
– Ты знаешь, Магн, – сказал Цезарь недовольно, – я всегда надеюсь на то, что придет день, когда все эти умные люди начнут думать о родине больше, чем о мести врагам. Каждый их политический шаг нацелен на то, чтобы кого-то ущемить и покарать, или на то, чтобы защитить привилегии очень немногих. Почти ничего не делается ими ради Рима или его владений. Ты очень постарался, чтобы увеличить владения Рима и набить его общественный кошелек. В то время как они очень постарались поставить тебя на место – за счет бедного Рима. В письме ты говорил, что я тебе нужен. И вот я здесь к твоим услугам.