consultum, который я представлю народу, тогда он получит привилегию выбрать двадцать всадников и сенаторов для формирования комиссии. Если я не получу consultum, тогда эта привилегия переходит к народу. Будет также задействован комитет из пяти консуляров, наблюдающих за работой членов комиссии. Лично я ни в чем не буду принимать участия. Ни в комиссии, ни в комитете. Не должно возникнуть и тени подозрения в том, что Гай Юлий Цезарь стремится обогатиться или стать патроном тех, кого переселяют согласно lex Iulia agraria.
Цезарь вздохнул, улыбнулся, поднял руки:
– На сегодня достаточно, уважаемые коллеги. Я даю вам двенадцать дней на чтение законопроекта и подготовку к дебатам. Это значит, следующее заседание по обсуждению lex Iulia agraria состоится за шестнадцать дней до февральских календ. Но через пять дней сенат соберется снова. Это будет за семь дней до январских ид. – Он озорно улыбнулся. – Поскольку я не хочу слишком обременять вас, то приказал отнести двести пятьдесят экземпляров закона в дома двухсот пятидесяти самых пожилых членов этого органа. Пожалуйста, не забудьте о молодых сенаторах! Те из вас, кто читает быстро, после прочтения передайте ваш экземпляр молодым коллегам. Впрочем, я могу посоветовать младшим членам сената попросить у старших разрешения ознакомиться с проектом совместно.
После этого Цезарь распустил собрание и ушел вместе с Крассом. Проходя мимо Помпея, Цезарь с серьезным видом поприветствовал Великого Человека кивком – не более.
У Катона нашлось что сказать, когда он вместе с Бибулом выходил из курии.
– Я прочту каждую строчку этих бесчисленных свитков! Я буду искать, за что зацепиться. Советую тебе сделать то же самое, Бибул, даже если ты ненавидишь читать законы. Нам всем необходимо прочесть.
– Он не оставил нам простора для критики своего проекта, если он на самом деле таков, как сказал Цезарь. Подвохов не найдется.
– Хочешь сказать, что ты – за этот закон? – рявкнул Катон.
– Конечно нет! – огрызнулся Бибул. – Я хочу сказать, что если мы заблокируем его, это будет больше похоже на злобную выходку, чем на конструктивную критику.
Катон был озадачен.
– А тебе не все равно?
– На самом деле все равно, но я надеялся на переработанную версию Сульпиция или Рулла – что-нибудь, к чему мы могли бы прицепиться. Нет смысла казаться народу более одиозными, чем это необходимо.
– Он слишком хорош для нас, – уныло протянул Метелл Сципион.
– Нет! – завопил Бибул. – Он не победит! Он не победит! Он не победит!
Через пять дней на заседании сената обсуждали азиатских публиканов. На сей раз не было ведер – только один свиток, который Цезарь держал в руке.
– Данный вопрос мы не можем решить вот уже год, а в это время сборщики налогов, поступая безрассудно, ставят под угрозу правление Рима в четырех восточных провинциях – Азии, Киликии, Сирии и Вифинии-Понте, – жестко начал Цезарь. – Суммы, которые цензоры назначили от имени казны, собрать невозможно. Каждый день, пока продолжается это позорное положение дел, наших друзей и союзников в восточных провинциях безжалостно обирают. И каждый день наши союзники в восточных провинциях проклинают Рим. Наместники этих провинций только тем и занимаются, что успокаивают делегации разъяренных местных жителей и посылают ликторов и войска, чтобы те помогали сборщикам налогов выжимать деньги. Мы не должны больше нести потерь, почтенные отцы. Вот так, просто. У меня здесь законопроект, который я хочу представить в трибутное собрание. Я намерен просить его снизить доходы от налогов с восточных провинций на одну треть. Дайте мне consultum. Две трети от чего-то намного больше, чем три трети от ничего.
Разумеется, Цезарь не получил consultum. Катон отговорил собрание, пустившись в рассуждения относительно философии Зенона и о том, как римское общество переделало ее в угоду себе.
На следующее утро, вскоре после рассвета, Цезарь созвал трибутные комиции, позаботившись, чтобы там присутствовали всадники – сторонники Красса, и поставил вопрос на голосование.
– Если семнадцати месяцев предварительных обсуждений этого вопроса оказалось недостаточно, – заявил Цезарь, – то и семнадцати лет будет мало! Сегодня мы голосуем! А это значит, что документ для публиканов о снижении налогов должен быть готов не позднее чем через семнадцать дней!
Одного взгляда на лица заполнивших колодец комиций было достаточно, чтобы boni поняли: продолжать упорствовать в оппозиции опасно и бесполезно. Катон было заговорил, но его зашикали, а когда Бибул попытался что-то сказать, взметнулись кулаки. Такого быстрого голосования Рим еще не помнил. И доходы казны от восточных провинций оказались урезаны на треть. Толпа всадников приветствовала Цезаря и Марка Красса до хрипоты.
– Какое облегчение! – воскликнул сияющий Красс.
– Хотелось бы мне, чтобы все было так просто, – сказал Цезарь, вздохнув. – Если бы я смог так же быстро решить вопрос с lex agraria, все было бы кончено прежде, чем boni сумели бы организоваться. Твой закон – единственный, для которого мне не нужен был consultum. Глупые boni не поняли, что я все равно добьюсь своего!
– Одно меня смущает, Цезарь.
– Что именно?
– Плебейские трибуны уже месяц как вступили в должность, но ты обходишься без Ватиния. Публикуешь собственные законы. Я знаю Ватиния и уверен – он хороший клиент, но с тебя спросит за каждую услугу.
– С нас спросит, Марк, – спокойно поправил Цезарь.
– Весь Форум смущен. За целый месяц плебейские трибуны не опубликовали ни одного закона. Все спокойно, никакой суеты.
– У меня достаточно работы для Ватиния и Альфия. Но пока еще рано. Я – юрист, Марк, и эта работа мне нравится. Консулы-законодатели – редкое явление. Почему я должен уступать всю славу Цицерону? Нет, я подожду, когда у меня начнутся настоящие трудности с lex agraria. Вот тогда я спущу с поводка Ватиния и Альфия. Просто чтобы запутать всех.
– Я действительно должен прочитать все эти документы? – спросил Красс.
– Было бы неплохо, потому что у тебя могут возникнуть несколько блестящих идей. Конечно, с твоей точки зрения, там все правильно.
– Ты меня не обманешь, Гай. В мире нет способа расселить восемьдесят тысяч людей, выделив десять югеров каждому, не используя при этом земли Кампании и Капуи.
– Я и не думал, что обману тебя. Но пока я не хочу снимать покрывало с клетки этого зверя.
– Тогда я рад, что избавился от своих латифундий.
– А почему?
– Слишком хлопотно, и прибыли мало. Все эти югеры с овцами, пастухами, постоянные споры с работниками – они такие бездельники, Гай! Посмотри на Аттика. Насколько уж я ненавижу этого человека, но не могу не признать: он слишком умен, чтобы использовать под пастбища полмиллиона югеров земли в Италии. Есть люди, которые любят хвастаться, что у них полмиллиона югеров под пастбищами, и примерно столько у них и есть. Лукулл – отличный пример. Больше денег, чем ума. Или вкуса, хотя с этим он бы не согласился. Ни я, ни всадники не будут против твоего законопроекта. Использование общественной земли под пастбища с разрешения государства – развлечение для сенаторов, но не дело для всадников. Такой род занятий может дать сенатору ценз в один миллион сестерциев. Но что такое миллион сестерциев, Цезарь? Каких-то сорок талантов! Я могу выдавить такую сумму за один день из… – Тут он усмехнулся и пожал плечами. – Лучше не говорить. Ты можешь донести цензорам.
Цезарь подхватил складки тоги и побежал через Нижний форум в направлении к Велабру.
– Гай Курион! Гай Кассий! Идите к палатке цензоров! Я хочу кое-что сообщить вам!
К большому удивлению нескольких сотен всадников и завсегдатаев Форума, Красс собрал свою тогу в складки и погнался за Цезарем с криком:
– Не надо! Не надо!
Цезарь остановился, подождал Красса, и они оба расхохотались. Потом направились в Государственный дом. Ну, дела! Два самых знаменитых человека в Риме бегают по городу. О, неужели луна даже не шелохнулась?
Весь январь шел поединок между Цезарем и boni из-за закона о земле. На каждом заседании, когда начиналось обсуждение, Катон устраивал обструкцию. Желая узнать, действует ли еще прежняя тактика, Цезарь наконец приказал своим ликторам вывести Катона и поместить в Лаутумию. Boni сопровождали его, аплодируя. Катон шагал с высоко поднятой головой и с видом мученика на лошадином лице… Нет, это не сработает. Цезарь отозвал ликторов. Катон возвратился на свое место, и обструкция продолжалась.
Оставалось обратиться к народу без этого неуловимого сенаторского декрета. Теперь Цезарю предстояло провести contio в течение февраля, когда фасции будут у Бибула и он сможет легально возражать консулу без фасций. Когда же состоится голосование? В феврале или в марте? Никто не знал.
– Если ты так возражаешь против закона, Марк Бибул, – крикнул Цезарь на первом contio в трибутном собрании, – тогда скажи мне почему! Недостаточно просто стоять здесь и кричать, что ты против. Нужно объяснить этому собранию, против чего именно ты протестуешь! Я предлагаю шанс людям, у которых нет никакого шанса! Они получат землю, не доводя государство до банкротства, не обманывая, не принуждая к разорению старых землевладельцев! Но ты только твердишь: «Я против, я против, я против!» Скажи нам – почему?
– Я против, потому что это твой закон, Цезарь! Только поэтому! Все, что ты делаешь, – проклято, все, что исходит от тебя, – нечестиво!
– Ты говоришь загадками, Марк Бибул! Конкретнее, отбрось эмоции. Скажи нам, почему ты отвергаешь столь необходимый закон! Пожалуйста, растолкуй: в чем заключается твоя критика?
– У меня нет замечаний, но все равно я против!
На Форуме присутствовали несколько тысяч, но воцарилась почти полная тишина. В толпе мелькали новые лица. Там были не только всадники и молодые люди из «Клуба Клодия» или завсегдатаи Форума. Помпей привел в Рим своих ветеранов, готовых как к голосованию, так и к драке, – никто не знал, чем все закончится. Это были специально отобранные люди, по равному числу от тридцати одной сельской трибы, и поэтому очень ценные для голосования. Но и в драке они весьма пригодятся.