– «Неверной»! – визжала она и рвала на себе волосы. Лицо и грудь над вырезом платья Сервилия расцарапала до крови своими ужасными ногтями. – Неверная! С ним, только с ним! Но я недостаточно хороша для человека из рода Юлиев Цезарей, чья жена должна быть вне подозрений! Ты этому веришь? Я – недостаточно хороша!
Это было ее ошибкой. И вскоре Сервилия поняла это. Ведь отказ Цезаря еще больше укрепил помолвку Брута с Юлией. Отступила опасность, что общество плохо воспримет союз родителей жениха и невесты – формальный инцест, даже если и отсутствует кровная связь. Законы Рима относительно степени единокровности, допускаемой при заключении брака, были достаточно неопределенны, скорее – и чаще всего – это был вопрос mos maiorum, чем специального закона, записанного на таблицах. Естественно, сестра не должна была выходить замуж за брата. Но когда вопрос стоял о браке племянника или племянницы с тетей или, соответственно, дядей, только обычай и традиция, а также общественное неодобрение могли помешать этому. Браки между двоюродными братьями и сестрами вообще были частым явлением. Таким образом, никто не мог ни по закону, ни по религиозным соображениям осудить двойной брак Цезаря с Сервилией и Брута с Юлией. Но, без сомнения, такое никому не понравится!
А Брут был сыном своей матери. Он любил, чтобы общество одобряло все, что он делает. Неофициальный союз его матери с отцом Юлии был все-таки меньшим позором: римляне прагматичны в подобных вещах, потому что подобные вещи случаются, как на них ни смотри.
Кроме того, вспышка гнева Сервилии заставила Брута взглянуть на свою мать как на обычную женщину, а не как на олицетворение власти. Истерика Сервилии посеяла в нем маленькое зернышко презрения к ней. Он не избавился от страха, но теперь мог справиться с этим страхом, не теряя самообладания.
Сейчас Сервилия улыбнулась, села и приготовилась поболтать с ним. О, хоть бы его кожа стала почище! Шрамы под этой неопрятной щетиной, наверное, очень страшны. Они никогда не исчезнут.
– В чем дело, Брут? – мило спросила она.
– Ты не против, если я спрошу у Цезаря, можем ли мы с Юлией пожениться уже в следующем месяце?
Сервилия удивилась:
– А почему это пришло тебе в голову?
– Да так. Просто мы с ней помолвлены столько лет… Юлии уже семнадцать. Очень многие девушки выходят замуж в этом возрасте.
– Это правда. Цицерон позволил Туллии выйти замуж в шестнадцать, но он – не такой уж важный пример. Однако семнадцать лет – вполне приемлемо для представителей настоящей аристократии. Если никто из вас не передумал. – Сервилия улыбнулась, послала сыну воздушный поцелуй. – Почему бы и нет?
Прежняя власть ее над сыном была восстановлена.
– Ты предпочитаешь спросить Цезаря сама, мама, или это должен сделать я?
– Конечно ты, – ответила Сервилия. – Это замечательно! Свадьба через месяц! Кто знает? Мы с Цезарем скоро можем стать дедушкой и бабушкой.
И Брут отправился к своей Юлии.
– Я спросил свою мать, не будет ли она против, если мы поженимся в следующем месяце, – сказал он, нежно поцеловав Юлию и подводя ее к ложу, где они могли сесть рядом. – Она считает, что это просто замечательно. Поэтому я собираюсь просить об этом твоего отца, как только его увижу.
Юлия молчала. О, как она надеялась, что у нее будет еще год свободы! Но нет, этого не случится. И если подумать, не лучше ли сделать так, как предлагает Брут? Чем больше времени пройдет до свадьбы, тем ненавистнее ей будет сама мысль об этом браке. Надо решаться! Поэтому она тихо проговорила:
– Это замечательно, Брут.
– Ты думаешь, твой отец примет нас сейчас? – тут же спросил он.
– Уже темно, но он так рано не ложится. Он закончил работать над законом о земле, а теперь трудится над чем-то еще. Сто писарей еще у нас. Интересно, что сказала бы Помпея, если бы узнала, что ее прежние комнаты превращены в конторы?
– Твой отец не собирается больше жениться?
– Кажется, нет. Не думаю, что он хотел жениться и на Помпее. Он любил мою маму.
Смуглый лоб Брута покрылся морщинами.
– Любовь – это замечательно, хотя я рад, что он не женился на моей матери. Твоя мать была такой красивой?
– Я помню ее, но смутно. Она не была яркой красавицей, а tata очень подолгу бывал в отъезде. Впрочем, вряд ли tata относился к ней так, как многие мужчины относятся к своим женам. Вероятно, он никогда не будет ценить свою жену просто потому, что она – его законная супруга. Моя мама была ему скорее сестрой. Они выросли вместе, и это укрепило их союз.
Юлия поднялась.
– Пойдем поищем avia. Я всегда сначала посылаю к tata ее. Она не боится входить к нему.
– А ты боишься?
– О, он не бывает груб со мной или даже резок. Но он всегда очень занят, а я так его люблю, Брут! Мне всегда кажется, что мои маленькие проблемы только отвлекают его и мешают ему работать.
Ее бережное, мудрое отношение к чувствам других было одной из причин страстной любви Брута к Юлии. Он уже начал ладить с матерью, а после женитьбы на Юлии общаться с нею ему будет все легче и легче.
Но Аврелия была простужена и рано легла спать. Юлия сама постучала в дверь кабинета отца.
– Tata, ты можешь принять нас? – спросила она, не открывая двери.
Цезарь сам, улыбаясь, открыл дверь, поцеловал дочь в щеку, пожал Бруту руку. Они вошли в комнату, освещаемую мигающим светом ламп. Цезарь использовал лучшее масло и фитили из чистого льна, а это означало отсутствие дыма и сильного запаха горящей пакли.
– Вот неожиданность, – сказал он. – Хотите вина?
Брут покачал головой. Юлия засмеялась:
– Tata, я знаю, как ты занят, поэтому мы не займем много времени. Мы хотим пожениться в следующем месяце.
Как ему удалось сдержаться? На лице не дрогнул ни один мускул. Взгляд, устремленный на молодых людей, оставался прежним. Но что-то изменилось.
– Почему так поспешно? – спросил он Брута.
Брут ответил, заикаясь:
– Видишь ли, Цезарь, мы помолвлены уже почти девять лет, и Юлии исполнилось семнадцать. Мы не передумали и очень любим друг друга. Многие девушки выходят замуж в семнадцать лет. Мама говорит, что Юния выйдет замуж в семнадцать. И Юнилла – тоже. Как и Юлия, они помолвлены с мужчинами, а не с мальчиками.
– Вы были… неблагоразумны? – спокойно спросил Цезарь.
Даже в красноватом свете лампы видно было, как покраснела Юлия.
– О tata, конечно нет! – воскликнула она.
– Значит, вы хотите сказать, что если не женитесь, то можете поддаться искушению? – продолжал допытываться юрист.
– Нет, tata, нет! – В глазах Юлии появились слезы, она сжала руки. – Это совсем не так!
– Нет, не в этом дело, – начиная сердиться, заговорил Брут. – Я не обманывал твоего доверия, Цезарь. Почему ты подозреваешь меня в бесчестии?
– Ты не прав, – спокойно возразил Цезарь. – Отец должен спрашивать о таких вещах, Брут. Я уже достаточно давно взрослый человек. Большинство отцов охраняют своих дочерей. Прости, если я рассердил тебя. Я ни в коем случае не хотел тебя оскорбить. Но глуп будет тот отец, который не задаст подобного вопроса.
– Да, я понимаю, – пробормотал Брут.
– Тогда мы можем пожениться? – настаивала Юлия, желая, чтобы судьба ее была решена поскорее.
– Нет, – ответил Цезарь.
Наступило молчание. Юлия почувствовала себя так, словно с ее плеч сняли огромный груз. Цезарь не смотрел на Брута. Он пристально глядел на свою дочь.
– Почему нет? – спросил Брут.
– Речь шла о восемнадцати годах. Значит, надо ждать еще год. Мою бедную первую маленькую жену выдали замуж в семь лет. Не имеет значения, что мы с ней были счастливы, когда стали мужем и женой. Я поклялся, что, если у меня будет дочь, я не лишу ее детства. Восемнадцать, Брут. Не раньше.
– Мы попытались, – сказала жениху Юлия, когда они вышли из кабинета Цезаря и закрыли за собой дверь. – Не переживай так, Брут, дорогой.
– Но я переживаю! – крикнул он, не выдержал и заплакал.
И, отпустив разочарованного Брута горевать весь обратный путь домой, Юлия вернулась в свои комнаты. Она пошла в просторную спальню, взяла с полки бюст Помпея. Приложила его щеку к своей, протанцевала с ним в гостиную. Юлия была невероятно счастлива. Она оставалась с ним. Она по-прежнему принадлежала ему!
Добравшись до дома Децима Силана, Брут уже успокоился.
– Если подумать, то и я считаю, что свадьбу лучше сыграть в нынешнем году, а не в следующем, – объявила Сервилия из своей гостиной, когда он на цыпочках крался к себе, стараясь пройти мимо нее незаметно.
Брут заглянул в гостиную.
– Почему? – осведомился он.
– Потому что через год ваша свадьба отчасти лишит блеска свадьбу Юнии и Ватии Исаврийского, – объяснила Сервилия.
– Тогда приготовься к разочарованию, мама. Цезарь сказал «нет». Юлия выйдет замуж только в восемнадцать лет.
Сервилия удивилась:
– Что?
– Цезарь сказал «нет».
Она нахмурилась, сжала губы:
– Как странно! Но почему?
– Это каким-то образом связано с его первой женой. Он сказал, что ей было всего семь. Поэтому Юлии должно исполниться полных восемнадцать.
– Какая ерунда!
– Он – paterfamilias Юлии, мама, он решает.
– Ах да, но этот paterfamilias ничего не делает из пустого каприза. Что у него на уме на самом деле?
– Я поверил тому, что он сказал, мама. Хотя сначала он был неприветлив. Хотел знать, были ли мы с Юлией…
– Он спросил об этом? – Черные глаза Сервилии сверкнули. – А ты?..
– Нет!
– «Да» заставило бы меня упасть с кресла, уверяю тебя. Ты не находчив, Брут. Тебе надо было сказать «да». Тогда у него не осталось бы выбора. Он был бы вынужден разрешить вам пожениться сейчас.
– Брак из-за бесчестия – ниже нашего достоинства! – резко произнес Брут.
Сервилия отвернулась:
– Иногда, сын мой, ты напоминаешь мне Катона. Уйди!
В одном отношении объявление Бибулом праздничными (скорее выходными, то есть без запрещения торговать на рынке или заседать в суде) всех комициальных дней до конца года оказалось полезным. Два года назад тогдашний консул Пупий Пизон Фруги провел закон