Плебс принялся обсуждать законопроект Ватиния, contio за contio. Помпей говорил в его пользу, Красс говорил в его пользу, Луций Котта говорил в его пользу. Луций Пизон тоже высказывался за законопроект.
– Мне не удается убедить ни одного из наших трусливых трибунов наложить вето, – сказал Катон Бибулу, трясясь от гнева. – Поверишь ли, даже Метелл Сципион отказался! Они все отвечают, что им жить не надоело! «Жить не надоело»! О, если бы я все еще был плебейским трибуном! Я бы им показал!
– И был бы мертв, Марк. Не знаю почему, но народ хочет этого. Наверное, они поставили на него по-крупному. Помпей уже показал всем и каждому, кем является. Цезарь – это риск, «темная лошадка». Всадники считают, что он удачлив. Суеверная толпа!
– Самое скверное – то, что ты настаиваешь на необходимости проложить эти маршруты. Ватиний не забыл обратить внимание на то, что кто-то из вас двоих должен выполнить эту столь нужную работу.
– И я выполню ее! – надменно воскликнул Бибул.
– Мы как-то должны его остановить! У Веттия есть успехи?
Бибул вздохнул:
– Не такие большие, как я надеялся. Если бы ты получше соображал, Катон! Но ты – плохой интриган. Идея была хороша, однако Веттий – не самый лучший исполнитель.
– Завтра я поговорю с ним.
– Нет, не надо! – забеспокоился Бибул. – Оставь его мне!
– Помпей намерен выступать в сенате. Будет ратовать за то, чтобы сенат дал Цезарю все, чего тот хочет. Тьфу!
– Он не получит ни одного лишнего легиона, это уж точно.
– Но почему мне кажется, что он их получит?
Бибул кисло улыбнулся.
– Цезарю сопутствует удача? – спросил он.
– Да. И мне это не нравится. Словно сами боги благословили его.
И Помпей поддержал законопроект Ватиния о предоставлении Цезарю проконсульских полномочий, сделав упор на увеличение числа провинций.
– Я обратил внимание, – сказал Великий Человек сенаторам, – что из-за смерти нашего уважаемого консуляра Квинта Метелла Целера провинция Заальпийская Галлия не была передана новому наместнику. Гай Помптин продолжает управлять ею от имени сената, без одобрения Гая Цезаря, или моего, или любого другого способного военачальника. Несмотря на наши протесты, вам захотелось наградить Помптина таким образом. Но теперь я вам скажу, что Помптин не в состоянии управлять Заальпийской Галлией в силу своей некомпетентности. Гай Цезарь – человек огромной энергии и деловых способностей, что вполне доказало его наместничество в Дальней Испании. То, что для большинства было бы невыполнимым заданием, для него оказалось слишком легким. Впрочем, как и для меня. Я предлагаю сенату назначить Гая Цезаря наместником обеих Галлий и командующим легионами. В этом есть много преимуществ. Один наместник для этих двух провинций сможет расставить войска вдоль их границ, и ему не надо будет делить силы на две провинции. В течение трех лет Заальпийская Галлия была неспокойна. Один легион для контроля над мятежными племенами – это смешно. Объединив обе провинции под властью одного наместника, Рим будет избавлен от затрат на дополнительные войска.
Катон поднял руку, желая что-то сказать. Цезарь, сидя в кресле, широко улыбнулся ему:
– Марк Порций Катон, тебе слово.
– Ты так уверен в себе, Цезарь? – громко крикнул Катон. – Ты думаешь, что безнаказанно можешь приглашать меня высказаться? Может быть, и так. Но по крайней мере, протест против такого мошеннического распределения полномочий сохранится в наших протоколах! Как преданно и замечательно новый зять говорит в пользу своего нового тестя! Неужели Рим дошел до того, чтобы покупать и продавать дочерей? Значит, так мы должны объединяться политически – покупая и продавая дочь? Тесть в этом позорном союзе уже использовал своего прихвостня с шишкой на лбу, чтобы обеспечить себе проконсульство, в котором я и остальные истинные патриоты Рима изо всех сил старались ему отказать! Теперь зять намерен обеспечить tata еще одну провинцию! «Один человек – одна провинция» – вот что гласит mos maiorum! Отцы, внесенные в списки, разве вы не видите опасности? Неужели вы не понимаете, что, если вы удовлетворите просьбу Помпея, вы своими руками посадите в крепость тирана? Не делайте этого! Не делайте этого!
Помпей слушал со скучающим видом, на лице Цезаря было такое выражение, словно все происходящее его развлекает.
– Мне все равно, – сказал Помпей. – Я внес предложение из наилучших побуждений. Если сенат Рима хочет сохранить свое традиционное право распределять провинции наместникам, тогда ему стоит его принять. Вы можете игнорировать меня, отцы, внесенные в списки. Как вам угодно! Но если вы это сделаете, Публий Ватиний решит проблему на плебейском собрании и плебс отдаст Галлию Гаю Цезарю. Я лишь говорю, что лучше сделать это вам, чем оставлять решение плебсу. Если вы назначите Гая Цезаря в Галлию, тогда контроль за ситуацией останется за вами. Вы можете возобновлять его назначение в первый день каждого нового года – или нет, как захотите. Но если Цезаря назначат плебеи, он будет управлять Дальней Галлией пять лет. Вы этого желаете? Каждый раз, когда плебс проводит закон в той сфере, которая раньше была прерогативой сената, – всякий раз он чуть-чуть откусывает от власти сената. Мне-то все равно! Вам решать!
Это была лучшая речь Помпея, простая, без прикрас, что послужило только на пользу. Сенаторы подумали над тем, что он сказал, оценили правоту его слов и проголосовали за то, чтобы дать старшему консулу провинцию Галлия на один год, считая с первого дня следующего года. Вопрос продления срока будет решаться в сенате.
– Вы глупцы! – визжал Катон после голосования. – Полные глупцы! Несколько мгновений назад у него было три легиона, а теперь вы вручили ему четыре! Четыре легиона, три из которых – ветераны! И что этот негодяй Цезарь будет делать с ними? Использует их, чтобы успокоить свои провинции? Нет! Он двинется с ними на Италию, на Рим, чтобы сделаться царем Рима!
Речь его не была неожиданной. Для Катона она была и не особенно язвительной. Никто из присутствующих, даже среди boni, не поверил ему.
Но Цезарь не стерпел. Огромное напряжение, в котором он жил в течение последних месяцев, отпустило его, потому что теперь он получил то, что хотел.
Цезарь поднялся – лицо суровое, ноздри раздулись, глаза сверкают.
– Можешь вопить сколько угодно, Катон! – прогремел он. – Можешь вопить, пока небеса не упадут и Рим не исчезнет под водами! Да, все вы можете визжать, блеять, орать, скулить, рычать, критиковать, придираться, жаловаться! Но мне все равно! Я получил что хотел! Я вырвал это у вас! А теперь сидите и молчите, все вы, жалкие людишки! И если вы вынудите меня, я использую то, что получил, и разобью вам головы!
Они сели и замолчали, кипя от ярости.
То ли этот протест Цезаря против несправедливости, как он ее понимал, послужил тому причиной, то ли очень уж много накопилось оскорблений, включая брак дочери Цезаря, но с того самого дня популярность старшего консула и его союзников стала убывать. Общественное мнение насчет Бибула, смотрящего в небеса, оставалось достаточно негативным и дало Цезарю возможность получить две Галлии. Но после выходки Цезаря оно переменилось, и римское общество начало лебезить перед Катоном и Бибулом. Те быстро воспользовались преимуществом.
Им удалось купить молодого Куриона, которого освободили от обещания, данного Клодию. Он жаждал сделать жизнь Цезаря невыносимой. При каждой возможности он появлялся на ростре или на платформе у храма Кастора, немилосердно высмеивая Цезаря и его сомнительное прошлое, причем самым потешным образом. Бибул тоже присоединился к драке, вывешивая анекдоты, эпиграммы, заметки и указы на доску объявлений Цезаря на Нижнем форуме.
Тем не менее законы прошли: второй закон о земле, различные постановления, которые вместе составили leges Vatinae, утверждающие власть Цезаря над его провинциями, и еще многие другие незаметные, но полезные меры, которые Цезарь пытался осуществить уже несколько лет. Царь Птолемей XI, прозванный Авлетом, укрепил свои позиции и стал другом и союзником римского народа. Четыре тысячи талантов осели в банке Бальба в Гадесе, Помпей и Красс получили каждый по тысяче, и Бальб вместе с Титом Лабиеном поспешил на север, в Италийскую Галлию, чтобы начать работу. Бальб будет поставлять оружие и доспехи (где возможно, от лица Луция Пизона и Марка Красса), а Лабиен начал набирать третий легион для Италийской Галлии.
Нацелившись на войну на северо-востоке и в бассейне Данубия, Цезарь относился к Заальпийской Галлии как к помехе. Он не стал отзывать Помптина, хотя презирал этого человека, предпочитавшего улаживать конфликты в бассейне реки Родан дипломатическим путем. Вождь Ариовист из племени германских свевов был новой силой в Дальней Галлии. Теперь он контролировал все пространство между озером Леман и берегом реки Рен, которая отделяла Дальнюю Галлию от Германии. Сначала секваны пригласили Ариовиста на свою территорию, обещая, что он получит треть их земли. Но свевы переходили реку такими массами, что Ариовист вскоре потребовал две трети земли секванов. Волнение охватило и племя эдуев, которые уже много лет имели статус друга и союзника римского народа. Затем гельветы, ветвь большого племени тигуринов, стали покидать свои горные цитадели в поисках более легких условий жизни в плодородных равнинах Галлии.
Угроза войны заставила Помптина организовать более-менее постоянный лагерь недалеко от озера Леман, где он стал со своим легионом в ожидании развития событий.
Цезарь безошибочно определил, что Ариовист – ключ к проблеме, поэтому от имени сената он начал переговоры с представителями германского вождя с целью заключить договор, по которому за Римом оставались все его владения. Цезарю требовалось сдерживать Ариовиста и успокоить многочисленные галльские племена, которых провоцировало вторжение германцев. Делая это, он нарушал договоры, которые Рим заключил с эдуями. Однако это его ничуть не беспокоило. Важнее было установить статус-кво, наименее рискованный для Рима.