вигли на Палатине с видом на долину Мурции и Большой цирк. Во многих отношениях культ Великой Матери был чужд консервативному Риму. Римляне питали отвращение к евнухам и ритуалам самобичевания. Это считалось религиозным варварством. Однако культ богини был введен в тот момент, когда весталка Клавдия чудесным образом сдвинула севшую на мель баржу со священным камнем Великой Матери. И теперь Рим вынужден был страдать от последствий ее подвига, например когда жрецы-кастраты, истекающие кровью от нанесенных себе ран, орали на улицах в четвертый день апреля, таская за собой изображение Великой Матери и выпрашивая подаяния у тех, кто вышел посмотреть на эту прелюдию к играм.
Сами игры были типично римскими и длились шесть дней, с четвертого по десятое апреля. В первый день – процессия, затем церемония в храме Великой Матери и наконец зрелища в Большом цирке. Следующие четыре дня посвящались театральным представлениям в нескольких временных деревянных строениях, специально для этого воздвигнутых. В последний день игр процессия богов шествовала от Капитолия к цирку, а затем в течение нескольких часов проходили гонки на колесницах в самом цирке.
В качестве старшего курульного эдила Цезарь должен был председательствовать в первый день игр и приносить Великой Матери на удивление бескровную жертву. На удивление – потому что Кубаба Кибела была известна своей кровожадностью. Жертвой служило блюдо трав.
Некоторые называли эти игры «Играми патрициев», потому что вечером первого дня, согласно обычаю, патрицианские семьи ходили друг к другу в гости. Принимать в эти дни они могли только патрициев. Считалось благоприятным знаком для патрициата, когда курульный эдил, приносящий жертву, принадлежал к их сословию – как, например, Цезарь. Бибул был плебеем и в день открытия игр чувствовал себя изгоем. Цезарь занимал специальное место на широких ступенях храма вместе с патрициями, оказывая особую честь роду Клавдиев Пульхров, имевших непосредственное отношение к присутствию Великой Матери в Риме.
Хотя в этот первый день эдилы и должностные лица не спускались в Большой цирк, а наблюдали за происходящим со ступеней храма Великой Матери, Цезарь устроил пышное представление. Обычно толпа, следовавшая за кровавой процессией богини, довольствовалась борьбой. Время не позволяло устроить гонки на колесницах. Но Цезарь придумал нечто более оригинальное. Он отвел воду из Тибра через Бычий форум, чтобы имитировать реку на арене цирка, где spina – перегородка – служила островом, разделяющим этот поток. Под восторженные крики толпы весталка Клавдия с усилием тащила баржу от того конца Бычьего форума, где в последний день будут установлены стартовые ворота для колесниц, обвела ее вокруг spina и поставила у Капенских ворот. Баржа блестела позолотой, ее пурпурные паруса украшала вышивка. Все жрецы-евнухи собрались на палубе вокруг черного стеклянного шара, представляющего священный камень. Высоко на корме стояла статуя Великой Матери в колеснице, запряженной парой львов в натуральную величину. Цезарь не стал нанимать силача, одетого весталкой Клавдией. Он взял хрупкую, стройную красивую женщину, а мужчин спрятал в воде по самые плечи, чтобы они незаметно толкали баржу с позолоченным корпусом.
После этого трехчасового зрелища восторженная толпа начала расходиться по домам. Цезарь стоял, окруженный восхищенными патрициями, принимая их преувеличенные комплименты по поводу его вкуса и воображения. Бибул понял намек и ушел рассерженный, потому что никто не обращал на него внимания.
Не менее десяти театров было построено от Марсова поля до Капенских ворот. Самый большой из них вмещал десять тысяч зрителей, самый маленький – пятьсот. Не желая, чтобы театры выглядели тем, чем они являлись на самом деле, то есть времянками, Цезарь настоял на том, чтобы их покрасили и позолотили. Фарсы и мимы ставили в больших театрах, пьесы Теренция, Плавта и Энния – в меньших по размеру, а Софокла и Эсхила – в самых маленьких, построенных в греческом стиле. Трагедии исполнялись на любой вкус. В течение четырех дней все десять театров играли с раннего утра и почти до сумерек. Наслаждение. Истинное наслаждение, Цезарь устроил бесплатные закуски и напитки во время перерывов.
В последний день процессия собралась на Капитолии и прошла вниз через Римский форум и по улице Триумфаторов к Большому цирку, неся позолоченные статуи богов – Марса и Аполлона, Кастора и Поллукса. Поскольку платил за все Цезарь, было неудивительно, что Поллукс оказался куда меньше размером, чем его близнец Кастор. Смех, да и только!
Хотя предполагалось, что игры финансировало государство, и гонки на колесницах были дороги сердцу каждого зрителя, фактически государство никогда не давало денег на развлечения. Это не остановило Цезаря, который в тот последний день ludi Megalenses устроил такие гонки, каких Рим никогда прежде не видел. Как старший курульный эдил, Цезарь должен был объявлять забеги. В каждом забеге по четыре колесницы – красная, синяя, зеленая и белая. Первый забег – для колесниц, запряженных четырьмя конями в ряд. В других забегах участвовали колесницы, запряженные парой или попарно цугом. Цезарь также устроил забеги с участием одиночных всадников. Каждый забег объявлялся на пять миль – семь кругов вокруг перегородки-spina, украшенной множеством статуй. На одном ее конце находились семь золотых дельфинов, на другом – семь золотых яиц в больших кубках. Когда один круг кончался, нос одного дельфина опускался, а хвост поднимался и одно яйцо убирали из кубка. Каждый забег занимал четверть часа, что означало огромную скорость – дикий галоп. Если случались падения, то это обычно происходило, когда огибали metae, где каждый возничий с намотанными на талию вожжами и заткнутым за пояс кинжалом, чтобы освободиться от них при падении, ловко держался внутренней, более короткой стороны дорожки.
Толпа была в восторге, потому что Цезарь не делал длинных перерывов после каждого забега, а выпускал колесницы почти сразу друг за другом. Букмекеры пробирались между возбужденными зрителями, записывая ставки. Им приходилось безумно спешить, чтобы не отстать от хода событий. Все места были заняты. Жены сидели на коленях у мужей. Ни детей, ни рабов, ни даже вольноотпущенников не пускали, но женщины сидели рядом с мужчинами. На играх Цезаря в Большом цирке собрались более двухсот тысяч свободных римлян, а еще тысячи наблюдали происходящее со всех высоких точек на Палатине и Авентине.
– Это лучшие игры, когда-либо проводившиеся в Риме, – сказал Красс Цезарю в конце шестого дня. – Великолепная инженерная работа – отвести воду из Тибра, а потом убрать ее всю, чтобы земля высохла для гонок на колесницах.
– Эти игры – ничто, – усмехнулся Цезарь, – совсем нетрудно было использовать воду распухшего от дождей Тибра. Подожди до сентября, когда ты увидишь ludi Romani. Лукулл будет просто раздавлен, если, конечно, пересечет померий, чтобы посмотреть на это диво.
Но между ludi Megalenses и ludi Romani Цезарь затеял еще нечто столь необычное и эффектное, что Рим говорил об этом несколько лет. Когда в начале сентября город задыхался от наплыва сельских жителей, которые ринулись туда посмотреть большие игры, Цезарь устроил погребальные игры в честь своего отца и использовал для этого весь Римский форум. Конечно, было жарко, на небе ни облачка. И он натянул над всей ареной тент из пурпурной парусины, прикрепив ее края к высоким зданиям на каждой стороне площади. Там, где не было зданий, вкопали столбы. Цезарь любил инженерное дело, ему нравилось изобретать, и он всегда лично следил за осуществлением своих проектов.
Но когда началось это невероятное строительство, прошел слух, будто Цезарь собирается показать бой тысячи пар гладиаторов. Катул срочно созвал сенат.
– Что ты задумал, Цезарь? – грозно вопросил Катул. – Я всегда знал, что ты намерен подорвать Республику, но тысяча пар гладиаторов, когда нет легионов, чтобы защитить наш любимый город? Это не тайно прорыть туннель для воды, это – использовать боевой таран!
– Что ж, – медленно произнес Цезарь, встав с кресла на курульном возвышении, – это правда, что у меня есть мощный таран. Правда также и то, что я тайно прорыл не один туннель. Но я всегда делал одно с помощью другого. – Он оттянул ворот туники и опустил голову, словно обращаясь к чему-то скрытому там, в глубинах одежды. – Я правду говорю, мой боевой таран? – Рука его упала, ворот туники встал на место. Цезарь поднял голову и пленительно улыбнулся. – Он говорит, что это правда.
Красс испустил нечто среднее между мяуканьем и воем, но прежде, чем его смех набрал силу, послышался радостный вопль Цицерона. Весь сенат грохнул от хохота. Катул потерял дар речи и побагровел.
После этого Цезарь назвал количество выступающих, которое он собирается выставить, – триста двадцать пар гладиаторов в серебряных доспехах.
Но перед началом погребальных игр новая сенсация привела в ярость Катула и его коллег. Когда занялся рассвет и Форум явился перед домами на краю Гермала – северо-западного склона Палатинского холма – подобно гомеровскому мягко колышущемуся винно-чермному морю, римляне, пришедшие сюда очень рано, чтобы занять лучшие места, увидели на Римском форуме кое-что еще помимо натянутого тента. Этой ночью Цезарь поставил все статуи Гая Мария на их пьедесталы и вернул боевые трофеи Гая Мария обратно в храм Чести и Доблести, который тот построил на Капитолии. И что могли поделать с этим консерваторы из сената? Ничего. Рим никогда не забывал – и не переставал любить – великолепного Гая Мария. Из всего, что сделал Цезарь за тот памятный год, когда был курульным эдилом, возвращение Гая Мария оказалось его величайшим свершением.
Естественно, Цезарь не упустил возможности напомнить всем выборщикам, кем он является. На каждой маленькой арене, где сталкивались пары гладиаторов, – на дне колодца комиция, в пространстве между трибуналами, около храма Весты, перед портиком Маргаритария, на Велии – везде он вывесил родословную своего отца, вплоть до Венеры и Ромула.