Как вовремя пришел сюда Цезарь в качестве служителя! Он, из рода Юлиев, потомок Марса. Обратясь к богу войны, Цезарь осторожно снял со щитов мягкие покровы и стал смотреть на них, затаив дыхание в благоговейном страхе. Двадцать три щита представляли собой копии единственного – священного. Того, что упал с неба по повелению Юпитера, чтобы защитить царя Нуму от его врагов. И он тоже хранился здесь. Но копии были такими же древними, что и оригинал, и никто, кроме самого царя Нумы Помпилия, не узнал бы, который из них подлинный. Царь утаил правду специально, как гласила легенда, чтобы сбить с толку возможных воров, ибо только один щит из двадцати четырех обладал магической силой. Похожие щиты нарисованы на стенах – на Крите и в греческом Пелопоннесе. Они были почти в человеческий рост и имели форму двух слезинок, соединенных вместе тонкими концами, образуя что-то вроде талии. На рамы из твердой древесины натянуты черно-белые воловьи шкуры. Щиты сохранялись в довольно приличном состоянии. Это объяснялось тем, что их ежегодно выносили для проветривания в марте и октябре, когда жрецы-патриции, называемые salii, исполняли на улицах воинственные танцы, отмечая открытие и закрытие сезона военных кампаний. И вот теперь это – его щиты.
Его копья. Цезарь никогда не видел их так близко, потому что в том возрасте, когда он уже мог принадлежать к коллегии жрецов-салиев, он стал flamen Dialis.
Помещение было грязным и находилось в полном запустении. Надо будет поговорить с Луцием Клавдием, царем священнодействий, чтобы тот прислал сюда младших жрецов для уборки. Неприятный запах ощущался везде, несмотря на отверстие в крыше, а пол усеян крысиным пометом. Поистине чудо, что священные щиты не пострадали. Крысы должны были бы объесть все шкуры уже столетия назад. Свиткам в корзинах, стоящих у самой длинной из стен, не так повезло. Лишь несколько десятков каменных таблиц, лежавших рядом, оказались грызунам не по зубам. Ну что ж, пора начать ликвидировать следы разрушений, причиненных временем и животными!
– Я думаю, – сказал Цезарь Аврелии вечером за обедом, – что не смогу поселить во дворце Нумы маленькую собачку или пару кошек, это шло бы вразрез с нашими религиозными законами. Но как же мне отделаться от крыс?
– Я бы сказала, что присутствие крыс во дворце Нумы противоречит нашим религиозным законам не меньше, нежели появление там собаки или кошки. Однако я понимаю, что ты имеешь в виду. Решить проблему легко, Цезарь. Две старые женщины, которые чистят общественную уборную через дорогу от нас в Малой Субуре, могут дать мне адрес одного человека. Он делает ловушки для крыс. Они давно пользуются его услугами. Очень умно придумано! Это удлиненный небольшой ящик с дверцей на одном конце. Открытая дверца соединена с нитью, которая крепится к крючку с сыром. Когда крыса пытается съесть сыр, дверца захлопывается. Важно, чтобы человек, который будет вынимать пойманных грызунов из ловушки и убивать их, не боялся крыс, иначе они убегут.
– Мама, ты все знаешь! Могу я поручить тебе приобрести несколько таких ящиков?
– Конечно, – ответила она, довольная собой.
– В твоей инсуле никогда не было крыс.
– Еще бы! Тебе должно быть известно, что твой дорогой Луций Декумий всегда держит собаку.
– И каждую зовут Фида.
– И каждая превосходно ловит крыс.
– Я заметил, что наши весталки предпочитают держать кошек.
– Очень ловкие животные, если это именно кошки. – Аврелия озорно улыбнулась. – Понятно, конечно, почему они не держат котов, но кошки действительно более искусные охотники. В отличие от собак, у которых в этом вопросе нет различия между полами. Проблема с их потомством, как сказала мне Лициния. Но она неумолима, даже в тех случаях, когда девочки-весталки просят ее сохранить котят. Всех котят при рождении топят.
– А Юния и Квинтилия тонут в слезах.
– Мы все должны привыкать к смерти, – сказала Аврелия, – и не поддаваться желаниям сердца.
Поскольку это обсуждению не подлежало, Цезарь сменил тему:
– Я смог спасти около двадцати книжных корзин. Их содержимое немного попорчено, но в целом сохранилось. Такое впечатление, что мои предшественники перекладывали свитки в новые корзины, когда старые приводились в негодность крысами. Но было бы разумнее ликвидировать крыс. Некоторое время я подержу документы здесь, в моем кабинете, – хочу прочитать их и составить каталог.
– Архивы, Цезарь?
– Да, но не Республики. Они относятся ко времени самых первых царей.
– А-а! Я понимаю, почему они так тебя интересуют. Тебя всегда привлекали древние законы и архивы. Но сумеешь ли ты прочесть их? Наверняка разобрать их содержание невозможно.
– Нет, они написаны хорошим латинским языком – так, как писали лет триста назад. На пергаменте. Я так и вижу, как один из великих понтификов той эпохи разбирает оригиналы и делает с них копии. – Он откинулся назад на своем ложе. – Я еще нашел каменные таблицы, на которых начертано такими же буквами, как и на Черном камне. Они такие старые, что я едва узнал латынь. Думаю, это самая древняя латынь, ровесница песни салиев. Но я расшифрую ее!
Его мать с любовью смотрела на него.
– Надеюсь, Цезарь, среди всех религиозных и исторических исследований ты найдешь время вспомнить, что в этом году ты выставляешь свою кандидатуру на должность претора. Тебе нужно уделять внимание обязанностям великого понтифика, но нельзя пренебрегать карьерой на Форуме.
И Цезарь не забыл об этом. Свою предвыборную кампанию он провел с надлежащим размахом и энергией. А каждый вечер в его кабинете допоздна горели лампы, пока он работал над тем, что называл «Хрониками царей». И благодарил всех богов за того неизвестного великого понтифика, который расшифровал и переписал эти тексты на пергамент. Где хранились оригиналы и какими они были, Цезарь не знал. Их не оказалось на таблицах, которые он нашел. Те, решил Цезарь, предварительно просмотрев их, относились к периоду ранних царей. Может быть, даже ко времени Нумы Помпилия. Или Ромула? Что за мысль! Даже страшно! Ничто на пергаменте и на камне не было исторической летописью. И то и другое имело отношение исключительно к законам, правилам, религиозным ритуалам, наставлениям, должностным обязанностям и чинам. Их необходимо опубликовать как можно скорее. Весь Рим должен знать, какое сокровище находится во дворце Нумы. Варрон будет в восторге. И Цицерон – тоже. А Цезарь устроит званый обед.
Венцом этого необычного года взлетов и огорчений стала для Цезаря первая строчка на курульных выборах, проводимых в начале квинтилия. Все центурии называли его имя. А это значило, что его непременно изберут. Цезарь мог быть в этом уверен еще до того, как проголосует последний выборщик. Филипп, его друг еще с осады Митилены, будет его коллегой. И еще – вспыльчивый младший брат Цицерона, хрупкий Квинт Цицерон. Но, увы, и Бибул тоже стал претором.
Когда бросили жребий, чтобы решить, кому какая работа достанется, Цезарь одержал полную победу. Он будет городским претором, самым старшим среди восьмерых. Это означало, что Бибул не сможет донимать его (он получил суд по делам о насилии), а вот Цезарь как раз сможет донимать Бибула!
Пора разбить сердце Домиции, бросив ее. Она оказалась настолько осторожной, что Бибул ни о чем не подозревал. Но он непременно обо всем узнает, как только она начнет рыдать и стенать. Все они так делают. Кроме Сервилии. Может быть, поэтому их связь и продолжается так долго.
Часть IV1 января – 5 декабря 63 г. до Р. Х.
Не повезло Цицерону. Он стал консулом в период тяжелой экономической депрессии, и, поскольку экономика не являлась его коньком, настроение у него было довольно мрачное. Это совершенно не то консульство, о котором он мечтал! Он хотел, чтобы впоследствии о консуле Цицероне говорили как о человеке, который подарил Риму спокойный, безмятежный год, как обычно вспоминали о совместном консульстве Помпея и Красса, бывшем семь лет назад. Имея Гибриду в качестве младшего коллеги, следовало ожидать неизбежного: вся слава достанется ему. А значит, Цицерону лучше не ссориться с Гибридой, как Помпею с Крассом.
Экономические трудности Рима шли с Востока, который в течение двадцати лет был закрыт для римских деловых и торговых операций. Сначала его захватил царь Митридат. Затем Сулла, вырвав Восток у Митридата, ввел там достойные похвалы финансовые правила и таким образом помешал всадникам Рима возвратиться к старым дням, когда они буквально «доили» восточные провинции. К тому же пираты, хозяйничавшие на море, не способствовали развитию торговли к востоку от Македонии и Греции. Следовательно, те, кто собирал налоги, давал деньги в долг, торговал пшеницей, вином и шерстью, держали свой капитал дома. Ситуация осложнилась еще больше, когда в Испании разразилась война с Квинтом Серторием, несколько засух подряд снизили урожаи, а Наше море стало опасным для плавания.
Все это способствовало тому, что в течение двадцати лет капитал и инвестиции концентрировались исключительно в Риме и Италии. Не представлялось никаких соблазнительных возможностей для римских коммерсантов, которые заставили бы их решиться на путешествие по морю. Поэтому им не нужно было изыскивать большие суммы денег. Проценты у ростовщиков стали низкими, арендная плата упала, инфляция, наоборот, выросла, и кредиторы не торопились требовать долги.
В несчастье Цицерона целиком был виноват Помпей. Сначала этот Великий Человек очистил море от пиратов, потом выгнал царей Митридата и Тиграна с тех территорий, которые некогда входили в сферу деловых интересов Рима. Он также отменил финансовые правила Суллы, хотя Лукулл настаивал на их сохранении – единственная причина, по которой всадники желали удалить Лукулла и передать командование Помпею. И как только Цицерон и Гибрида вступили в должность, на Востоке открылась масса возможностей. Там, где когда-то были провинция Азия и Киликия, теперь находилось целых четыре провинции. Помпей добавил к империи новые территории – Вифинию-Понт и Сирию. В них он устроил все так же, как и в двух других, предоставив крупным компаниям публиканов, находящимся в Риме, право взимать налоги, храмовые сборы и подати. Частные контракты, заключаемые с позволения цензоров, спасли государство от обязанности собирать налоги и избавили от избытка государственных служащих. Пусть у публиканов болят головы! Все, чего хотела казна, – это ее оговоренная доля в прибылях.