Разлившееся на мили море человеческих лиц пожирало его глазами. Когда он начал произносить речь, Тедди и Кетти и тысячи бушевавших вокруг людей смолкли, на Уайтхолл опустилась глубочайшая тишина почтения.
Дорогие мои друзья, – начал Уинстон Черчилль, – этот час – вам. Эта победа принадлежит не партии и не какому-либо классу. Это победа всей великой Британской нации. Мы на этом древнейшем острове были первыми, кто обнажил меч против тирании. И вскоре мы, никем не поддержанные, оказались один на один с величайшей из когда-либо существовавших военных машин. Мы были с ней один на один целый долгий год. И выстояли в одиночестве. Кто-нибудь помышлял сдаться врагу? – Черчилль выдержал паузу в ожидании ответа, и толпа дружно взревела: «Нет!» – Был ли дух наш сломлен? – потребовал ответа премьер-министр. «Нет!» – раздался единый тысячегорлый глас.
Премьер-министр сказал:
Свет померк, и пали на нас бомбы. Но ни один мужчина, ни женщина, ни ребенок в этой стране не помыслили о прекращении борьбы. Лондону она оказалась по плечу. И вот после долгих месяцев мы вернулись из преисподней, из когтей смерти на диво всему миру. Суждено ли пошатнуться репутации в вере и этом поколении англичан и англичанок в людских сердцах? Я вам скажу: в долгой череде грядущих лет не только на этом острове, но и в остальном мире, где в душах людей еще подает голос птица свободы, народ оглянется на дела наши и скажет – не впадайте в отчаянье, не покоряйтесь насилию и тирании, шагайте смело вперед и, если надо, умрите, но не сдавайтесь. Теперь мы завершили смертный бой, могущественный враг повержен к нашим ногам и уповает на нашу милость.
Тедди ощутила струившиеся по лицу слезы, нашарила в сумочке носовой платок и утерла мокрые щеки.
– Как себя чувствуешь, милочка? – спросила Кетти, беря Тедди за руку и заглядывая в глаза.
– Прекрасно, тетя Кетти. – Тедди высморкалась и заморгала, сдерживая новые, непрошеные слезы. – Мистеру Черчиллю всегда удается меня растрогать своей речью. Его слова как-то по-особому правдивы, он и убеждает и вдохновляет. Таких, как он, нет больше нигде.
Наверняка тысячи людей на улицах, слушавших в эту минуту выступление Черчилля, согласились бы с ней. Когда оратор договорил, люди зашумели, выкрикивая приветствия, до хрипоты вопя от радости, а потом запели «Потому что парень он – что надо!» и «Страна надежд и славы». Тедди и Кетти присоединились к общему хору, заливаясь, словно расчирикавшиеся воробышки. И вдруг, в то время как она пела, в голове у Тедди пронеслась мысль: а ведь эта война, словно вехами, обозначена призывными речами Черчилля и песнями народа, и его слова и песни, певшиеся людьми, придавали им силы идти вперед, когда будущее выглядело безрадостным и мрачным.
Премьер-министр помахал рукой и удалился с балкона. Народ начал не спеша растекаться; обе женщины, потоптавшись, тоже пошли. Было уже довольно поздно, а у Тедди с Кетти был долгий и хлопотный день, и не только волнующий, но и утомительный. У вокзала Виктория им удалось найти такси, и, благословляя удачный случай, женщины забрались в машину. Они были счастливы оказаться наконец вдвоем, отъединенные от жерновов людских толп.
Тедди взглянула на тетушку и, хотя свет в машине был тусклый, заметила, сколь изможденный у нее вид.
– Тетя Кетти! – воскликнула она. – Да вы же вконец измотаны!
– Боюсь, ты отчасти права. А сама-то ты как?
– Пожалуй, я тоже, – призналась Тедди. – Но было из-за чего. Ведь мы праздновали победу над нацистами и разгром Третьего рейха.
На следующий день, 9 мая, был двадцать шестой день рождения Теодоры. Тетя Кетти устроила в ее честь дневное чаепитие и пригласила любимых подруг Тедди – Джулию и Лидию Пелл.
Они пришли ровно в четыре, каждая с подарком в красивой обертке. Тедди распаковала их и, как всегда, была тронута вдумчивым отношением подруг к подарку. От миссис Пелл она получила шелковую шаль ручной росписи в очень красивых сочетаниях тонов: сиреневый, фиолетовый и розовый, а от Лидии – бусы из аметистов, тоже очень красивые.
– Вы меня портите, вы страшные транжиры, – сказала Тедди, целуя сперва миссис Пелл и затем Лидию. – Большое спасибо вам обеим.
Вскоре тетя Кетти принесла серебряный чайный поднос, и четыре женщины уселись за чайный столик в стиле королевы Анны, ломившийся от изобилия тоненьких сандвичей и бисквитов. В центре возвышался глазированный торт с единственной горделивой свечкой. Они уже почти покончили с чаепитием, когда в дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – задалась вопросом Кетти, хмурясь. – Тедди, милочка, мы, кажется, никого не ждем, а, Тедди?
– Да нет вроде. Я схожу посмотрю, кто там, – вызвалась она, вскочила и убежала по коридору к входной двери. Распахнув ее, Тедди увидела стоявшего на крыльце Марка, весьма ее поразившего.
– С днем рождения тебя, родная! – воскликнул он, входя в холл. Он обнял девушку и, приподняв, закружил так, что ноги у нее полетели по воздуху.
– Но ты же меня поздравил по телефону, – сказала Тедди, когда он наконец опустил ее на пол и запечатлел еще один поцелуй на щеке.
– А мне захотелось сделать это лично и присовокупить вот это, – пояснил он, преподнося сверток. – Это бутылка лучшего папиного розового шампанского, – пояснил он.
– О, как это мило с твоей стороны, Марк, благодарю тебя. Пойдем в гостиную, там тетя Кетти с Лидией и миссис Пелл, мы пьем чай. Может, и ты выпьешь чашечку с праздничным тортом?
– Спасибо, нет, – отказался он, улыбаясь, – предпочитаю шампанское.
Остальные также были удивлены появлением Марка в дверях гостиной. Весело и мило поздоровавшись со всеми, он стал откупоривать бутылку.
– Оно достаточно холодное, можно сразу пить, – сообщил он, когда Тедди достала из буфета бокалы для шампанского. – Отец всегда держит на льду несколько бутылок на всякий пожарный случай, и ради сегодняшнего торжества я выпросил одну из его подвала. – Пробка из бутылки «Дом Периньон» выстрелила как из пушки, и немного пенистого вина перелилось из горлышка. – Оп-па! – воскликнул он, быстро разливая шампанское по бокалам. – Не имею права пролить ни капли этой драгоценной жидкости.
Марк поднял бокал за здоровье Тедди, и все последовали его примеру, чокнулись и принялись с наслаждением потягивать вино. Марк поставил свой бокал и повернулся к Тедди.
– Можно мне кое-что сказать тебе наедине?
– Конечно. – Тедди бросила на него быстрый взгляд, подумав, что случилось что-то важное. Его просьба прозвучала с необычной для него серьезностью, даже мрачновато.
Они извинились перед присутствовавшими, и Марк повел ее по коридору в заднюю прихожую, а оттуда в сад. Он знал, что Тедди любила в теплую погоду посидеть под старой яблоней с книжкой или рукоделием, и, держа ее руку в своей, он повел ее к любимому месту.
Он взглянул на растерянное лицо девушки.
– Ты же знаешь, Тедди, я тебя люблю, я хочу на тебе жениться и знаю, что ты любишь меня. Но ты никогда не соглашалась на помолвку. Всякий раз ты говорила, что хочешь отложить ее до окончания войны. Что ж, вот война и кончилась. Изволь сказать «да», изволь стать моей невестой сегодня же.
– Да, Марк, я согласна, – сказала она после крошечного колебания. Ее неожиданная радость была приглушена назойливой тревогой за судьбу Вестхеймов, но она не позволила проявить своего беспокойства. Она взглянула на озаренное любовью лицо Марка и улыбнулась. Ее улыбка была лучом любви.
Он опустил руку в карман френча, достал черную кожаную коробочку и молча вручил ей. Его глаза были прикованы к ее глазам.
Тедди медленно открыла футлярчик. Умопомрачительное кольцо с квадратным изумрудом и бриллиантами покоилось в складках белого атласа.
– О, Марк! Как оно красиво!
– Как ты, моя Тедди, – сказал он и, помолчав, спросил: – Тебе в самом деле нравится?
– Еще бы! Это изумительно!
– Изумруд – твой камень, у него цвет твоих глаз, потому я его и выбрал. И поздравляю тебя еще раз с днем рождения, любимая.
– О, Марк!
Он вынул кольцо из коробочки и надел его на средний палец ее левой руки.
– Теперь все по-настоящему официально. – С этими словами он сгреб ее в охапку и поцеловал в губы.
Чуть погодя они, держась за руки, медленно поднимались по садовой дорожке, возвращаясь в дом, чтобы объявить о своей помолвке тете Кетти и гостям. Ни ее тетя, ни приятельницы отнюдь не удивлялись этой новости. Они тепло поздравляли жениха и невесту.
– Знаете, а ведь мы ожидали этого давным-давно, – призналась Кетти, – и мы тут втроем только сейчас говорили, что никогда не встречали людей, более влюбленных друг в друга, чем вы.
Все посмеялись над этим комментарием, и новоявленные жених и невеста поблагодарили Кетти и гостей за добрые пожелания. Был провозглашен следующий тост.
Едва пригубив бокал, Марк поставил его и сказал:
– Я должен уйти, Тедди. Мне необходимо возвратиться в Биггин-Хилл. Мой пропуск действителен всего несколько часов, увы. Это была любезность нашего очень романтичного командира эскадрильи, согласившегося со мной, что обручальное кольцо ты должна получить в день рождения. И он, кстати, настаивает на своем присутствии на свадьбе.
– Значит, мы должны его пригласить.
Марк попрощался с тетей Кетти и ее гостями, а Тедди проводила его до парадной двери. Она встала на цыпочки и целовала его на прощание.
Когда настал момент расставаться, Марк тихонько пробормотал:
– Давай назначим день свадьбы.
Лицо Тедди мгновенно изменило выражение.
– Ты же знаешь, Марк, я не могу! До тех пор, пока я не получу весть от Вестхеймов и не узнаю, когда они приезжают… Я всегда тебе говорила, я не смогу выйти замуж в отсутствие родителей Максима.
– Но ведь могут пройти многие месяцы, прежде чем ты что-либо узнаешь о них! Германия вся вверх дном, там сейчас сплошной хаос и разруха!
– Я понимаю, Марк, но, зная Урсулу Вестхейм, я совершенно уверена: она найдет способ в ближайшее время связаться со мной. Или появится кто-то еще от ее имени.