Спустя два года, в 1908‐м, Коко сбежала от Бальзана к его другу — Артуру Кэйпелу, богатому английскому аристократу.
Он снял для нее жилье в Париже и дал денег, чтобы она открыла салон дамских шляпок. Более того, вплоть до конца Первой мировой войны на его деньги Шанель откроет во Франции десятки ателье дамской одежды, наймет сотни мастериц-белошвеек и создаст Дом моды собственного имени.
Интуитивно чувствуя, что мир привилегированной знати уходит в Лету, Шанель действовала по принципу «пусть этот мир прогнется под меня» и с маниакальным упорством разрушала стереотипы, освобождая женщин из плена вычурных туалетов, корсетов и шляпок.
Она решительно выпускала в свет линию рационально-скромной, но дорогой повседневной одежды (дорогую простоту) — дорожные костюмы со строгими блузками, спортивные платья и туфли на низком каблуке.
…В 35 лет Шанель заработала первые миллионы, став маяком женской эмансипации — свободы зарабатывать, сколько вздумается, отдаваться, кому вздумается, жить, как вздумается, и, «освободившись от предрассудков, не пренебрегать гомосексуальными интрижками».
За ней закрепилось звание кутюрье, «устроившей революцию в женской моде и в образе жизни».
И хотя теперь славы и богатства Шанель не занимать, для французского истеблишмента она оставалась фигурой, чья сексуальная всеядность и любовные романы, неумеренное потребление алкоголя, увлечение морфием и опиумом препятствуют ее доступу в приличное общество.
И тогда Коко выдает свой первый афоризм в духе Оскара Уайльда: «Так вот что такое слава — это одиночество!»
Плети сплетен хлещут по спине, и она выдает следующий афоризм: «Мне наплевать, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще!»
Назло бомонду Парижа, но твердо следуя своему принципу «Я не из тех женщин, кто одновременно состоят в собственности у толпы мужчин», Коко, кинув дюжину любовников без роду, имени и званий, поочередно бросается в объятия знаменитостей — Пабло Пикассо, Игоря Стравинского, поэта Пьера Реверди.
Однажды прикинув, что в гареме ее избранников отсутствует венценосная фигура, Коко, обуреваемая тщеславием, решила добавить туда великого князя Дмитрия Романова, осевшего в Париже после устроенного большевиками октябрьского переворота 1917‐го.
В 1920 году в холостяцкой квартире на Монмартре, традиционном районе пристанищ иммигрантов из России, молодой экс-претендент на российский престол Дмитрий Павлович Романов скорбел по утрате родины и по поводу казни своего кузена Николая II и его семьи.
Тогда же в Париже, в роскошной квартире на бульваре богатеев Сен-Жермен, чувство скорби, но по другому поводу — расставания со своим любовником Пьером Реверди — испытывала Шанель.
Зная по собственному опыту, что лекарство от мужчин — это мужчины, она мысленно перебирала вероятных кандидатов, кем можно было бы заполнить образовавшуюся пустоту. Эврика! На ужин она пригласит Дмитрия Романова.
Решено — сделано. Звонок префекту парижской полиции (Шанель имела обыкновение обращаться за помощью только к первым лицам государственных и муниципальных структур), и посыльный мчится на поиски великого князя.
…По свидетельствам современников, разница двух фигур — Шанель и Дмитрия — настолько была очевидной, что они являли физическое воплощение закона о «единстве и борьбе противоположностей».
Она — говорливая, смуглая, обезьяноподобная коротышка с горящими глазами-угольками, увешанная ожерельями и браслетами, которые бренчали при каждом ее движении.
Он — элегантный, длинноногий худощавый блондин с погасшим взглядом зеленых глаз, сдержанный в движениях и репликах, затянутый в строгий военный френч без погон.
Положа руку на сердце, надо признать, что с Дмитрием, русским принцем в изгнании, Коко повезло сказочно. Под его влиянием и при его содействии в ее разгульно-коммерческой жизни образовался «славянский период» — создана русско-славянская коллекция одежды, что обрушила на ее Дом моды водопад заказов из стран Западной Европы и США. Но самое главное — великий князь открыл для нее мир парфюмерии!
Однажды Дмитрий представил Коко своего друга Эрнеста Эдуардовича Бо, главного парфюмера Российского императорского двора.
Этнический француз, Эрнест считал себя русским по рождению, воспитанию и по духу. Мать и отец Эрнеста, подданные Российской империи, связи с Францией не имели и себя тоже считали русскими.
Вполне естественно, что когда в октябре 1917‐го случился переворот в Петербурге, Бо-младший примкнул к Белой гвардии, чтобы сражаться с большевиками. После мытарств на родине он осел во Франции.
Талантливый химик Бо быстро завоевал признание коллег в центре мировой парфюмерии, городе Грасс, и, что важнее, — доверие Шанель.
Узнав, что Эрнест имеет богатый опыт в создании синтетических духов, она настояла, чтобы он сосредоточил усилия на развитии этого направления. Более того, Коко потребовала от парфюмера новых духов, в которых было бы самое главное — аромат, способный пробуждать любовное женское начало.
Ведь в те годы в обиходе женщин Европы, кроме бабушкиного щелочного мыла, были лишь натуральные цветочные экстракты из бутонов роз, фиалок, ромашек, жасмина, апельсина. Наиболее утонченные женщины обрызгивали свои тела цветочными аэрозолями.
Новаторство Эрнеста Бо состояло в том, что он добавлял в аэрозоли синтетические компоненты, которые не только усиливали натуральный букет запахов, но и максимально продлевали благовоние.
И вот, с подачи Шанель, по Парижу поползли слухи, что она, именитая кутюрье французской столицы, собирается выпустить неповторимую «воду Шанель». Секрет этих духов, согласно распространенным по ее инициативе слухам, с XV века хранило знаменитое флорентийское семейство Медичи.
К тому времени молодое поколение французских модниц уже сплошь ходило в маленьких черных платьях, шерстяных кофтах и коротких плисовых юбках от Шанель. Таким образом, ничто не мешало добавить к этим, ставшими привычными модным атрибутам, новый аромат.
Уже через полгода после первой встречи, в марте 1921‐го, Эрнест представил Шанель ряд созданных им синтетических химических составов, пронумерованных от 1 до 5 и от 20 до 24.
Лишь один из всех представленных — № 5 — привел Шанель в неописуемый восторг. Назвав его «Шанель № 5», она решила представить его публике на открытии ежегодной выставки своей одежды «Коллекция-1921».
При содействии Дмитрия, который, выражаясь современным языком, был ее «пиар-паровозом», Шанель начала продвигать «№ 5», который должен был стать частью культуры и ароматической эмблемой эмансипированных девушек-андрогенов, покуривающих марихуану, стригущихся под мальчика, носящих мужские жилетки и галстуки.
«Этот образ, — настаивала Шанель, — надо дополнить ароматом, который мог бы сочетаться с быстрыми сверкающими лаком машинами, путешествиями и чарльстоном».
Следующие два года (пока между Шанель и Дмитрием не угаснет искра любви) влюбленная пара и парфюмер останутся компаньонами-дилетантами. Компаньона-профессионала по части производства и реализации ароматной продукции Шанель найдет в лице отпрыска еврейского клана Вертхаймеров.
5 мая 1921 года первая партия — элитные духи для современных женщин — поступила в продажу в бутике Шанель на рю Камбон, и вскоре о новых духах говорил весь Париж.
К марту 1924 года Коко, так и не научившись считать без помощи пальцев, всё-таки поняла, что для удовлетворения потребительского спроса на «Chanel № 5» необходимо расширять производство.
Лишенная чувства самокритики, Коко тем не менее отдавала себе отчет, что одной ей не справиться. Посредники вывели ее на члена еврейского клана братьев Вертхаймеров.
Встреча длилась 7 минут, затем за дело взялись юристы клана. В итоге братья по дешевке заполучили компанию по производству духов и косметики «Societe des Parfums Chanel».
Коммерческая целесообразность взяла верх, выгода оказалась сильнее антисемитских настроений Коко, и она заключила судьбоносную сделку с Пьером Вертхаймером, президентом международных корпораций, магнатом мировой розничной торговли.
В 1931 году Шанель по приглашению ненавистного ей продюсера-еврея Голдвина (урожденного Шмуэля Гельбфиша) посетила Голливуд — «столицу дурного тона Соединенных Штатов Америки».
Несмотря на приступы мучившего ее гриппозного кашля, она не забывала из маленького пульверизатора скрытно окроплять «Пятым номером» всех визитеров, навещавших ее в роскошных апартаментах отеля «Пьер».
Цель примитивная: все они — и репортеры, и кинодивы, начиная с всемирно известных Греты Гарбо, Кэтрин Хепбёрн, Глории Суонсон и Ины Клэр и кончая сонмом безымянных, станут подневольными распространителями и популяризаторами ее продукции.
При этом она руководствовалась собственной установкой: «Если вы хотите иметь то, что никогда не имели, вам придется делать то, что вы никогда не делали!»
…Прошло немного времени, и «Chanel № 5» снискал мировое признание, став самым прибыльным предприятием в карьере Шанель, сделав ее и Пьера Вертхаймера баснословно богатыми.
Однако на протяжении 25 лет она будет твердить: «Я кое-что подписала в 1924 году. Меня надули и ограбили. И продолжают грабить бандиты — еврейские бандиты!»
По условиям договора львиная доля капитала — 70 % выпущенных акций — отходила клану Вертхаймеров, которые отныне управляли производством и распространением парфюма по всему миру.
Кстати, формула «№ 5» чрезвычайно сложна, в ее состав входили (да и сегодня входят) около 80 ингредиентов, которые поделены на 8 десяток между разными (их тоже 8) менеджерами. Состав каждой десятки в отдельности знал один менеджер. А вся формула «№ 5» известна только Пьеру Вертхаймеру.
Эрнест Бо стал полностью зависим от Пьера Вертхаймера, работодателя и хозяина, который узурпировал право единоличного использования всех его секретов и формул.