Оперативно-розыскное дело «Странница» вскоре сдали в архив. Руководство, наконец, поняло, что женщина — агент-нелегал и, будучи под страхом разоблачения, должна сразу исчезнуть — быть вывезенной своими хозяевами из СССР. Поэтому зачем лишний шум и ажиотаж? Зачем рассылать ориентировки, коль скоро всё равно уже некого искать.
Глава восьмая«Пиковая дама» с Лубянки
Вербовка на компромате
Однажды у входа в магазин «Алмаз», что в Столешниковом переулке, секретный агент КГБ «Павлов» встретил молодую женщину экзотической красоты и загадочного шарма, которая пыталась сбыть золотой браслет.
Агенту было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что вещь имеет не только материальную, но и художественно-историческую ценность.
Разговорились. Выяснилось, что Тамаре, преподавателю новейшей истории московского Архивного института, — так представилась незнакомка — браслет подарил иранский дипломат, а сбыть она его решила не от хорошей жизни: нужны были деньги на аборт.
«Павлов», как всегда в форме морского офицера, предложил за браслет цену, вдвое превышавшую оценочную. Не без пафоса заявил, что офицерская честь не позволяет ему наживаться на горе такой красивой женщины. Просил полчаса, чтобы найти недостающую сумму. На самом деле эти тридцать минут нужны были, чтобы известить своего оператора полковника Казаченко. Когда «Павлов» обрисовал женщину, Казаченко прокричал в трубку, что немедленно высылает бригаду захвата.
Женщина оказалась на Лубянке, где строгий дядя «следователь» — в этой роли выступал полковник Казаченко — сказал: статья такая-то, спекуляция в особо крупных размерах, восемь лет как минимум, и к бабке не ходи.
Тамара плакала, умоляла простить и не сообщать в Архивный институт о ее связи с иностранцем и о полученном от него подарке. Но «следователь» объяснил, что Лубянка — не церковь, где можно отмолить грехи, здесь их отрабатывают.
Разговор по душам закончился предложением выполнить несколько деликатных поручений, познакомившись с иностранцами. Полковник сразу предупредил, что для их выполнения, возможно, придется вступать с объектом в сексуальный контакт.
Способ разоблачения шпионов показался Тамаре несколько странным, но чего не сделаешь во благо своей социалистической Отчизны и своего собственного…
— Похоже, возвращаются времена обобществления девиц и женщин… — потупив очи долу, тихо произнесла она.
— Вы с чем-то не согласны?
— Нет-нет, товарищ следователь, продолжайте…
Вслед за этим полковник Казаченко, чтобы развеять возникшие у женщины сомнения о целесообразности ее участия в разработке интересующих органы госбезопасности лиц, привел ей несколько примеров о роли женщин — агентесс экстра-класса — в деятельности различных секретных служб мира.
По окончании экскурса в историю вербовочной деятельности Тамара поняла, что лучше «стучать», чем перестукиваться. Она одарила своего «благодетеля» обворожительной улыбкой и, глядя ему прямо в зрачки, сказала:
— Благодарю вас, Олег Юрьевич, за лекцию… Я согласна работать с вами!
И началось…
От мелкой спекуляции — к большой контрразведке
Тамара — в оперативных учетах КГБ агент «Алиса» — оказалась способной ученицей, доказательством чему служили и профессии, которыми она овладела, готовясь участвовать в оперативной разработке интересующих полковника Казаченко объектов, и добытая ею информация.
Магическая красота и загадочная харизма новоиспеченной агентессы, ее умение настроиться на волну собеседника срабатывали безотказно. Будто невзначай поставленные вопросы развязывали языки. Одним намеком на возможность провести с ней вечер она делала покладистыми объектов, независимо от их возраста, расы и профессии. «Алисе» было свойственно не только гипнотическое обаяние, но и чрезвычайная самоуверенность. Еще бы — за спиной полковник КГБ!
На этом и зиждилась тактика Казаченко, превратившего свою секретную помощницу в не знающую поражений обольстительницу и похитительницу интересующих его сведений.
Манящий шарм агентессы придавали ее отношениям с объектами особую пикантность, ей по плечу были амплуа парикмахера, машинистки или манекенщицы. Порой «Алиса» была журналисткой, ведущей рубрику светской хроники в молодежной газете, временами — актрисой театра. Иногда впечатляющих результатов она добивалась, выступая в роли массажистки элитной сауны. Там сама обстановка располагала к откровенности: обнажались не только тела, но и души. Получив «санкцию на любовь», «Алиса» от легкой пальпации плавно переходила к общему массажу тела, приговаривая: «живот на живот, и всё заживет». Факт общеизвестный: когда красивая голая женщина распахивает ноги, мужчина рассказывает в с ё.
Словом, в какой бы ипостаси ни выступала «Алиса», Казаченко получал ценную информацию.
Агентурный тандем
«Алиса» и «Павлов» нередко работали в паре, изображая влюбленную пару.
Казаченко их выступления называл «Театром двух актеров».
В ресторане, как правило, это был «Метрополь», «Националь» или «Пекин», молодые люди — мачо в форме морского офицера и его ослепительной красоты спутница — устраивались за столиком по соседству с ужинавшим в одиночестве иностранцем, объектом разработки, о неистребимом влечении которого к красивым женщинам было известно заранее и доподлинно.
Сразу после того, как «Алиса» начинала плотоядным взглядом пожирать инородца и выразительно ему подмигивать, между любовниками вспыхивала ссора.
Бурная сцена ревности неизменно заканчивалась уничтожением ресторанного реквизита. «Павлов», разыгрывая праведный гнев, вскакивал из-за стола, разбивал пару фужеров, а в зависимости от настроения, еще и замахивался на свою «неблаговерную», флиртующую с кем попало. Бросал на стол крупную купюру и с гордо поднятой головой демонстративно покидал ресторан. Выход из зала был гвоздем мизансцены, призванным убедить объект, что возмущенный поведением своей спутницы моряк покинул ее и, по крайней мере, на сегодняшний вечер они разошлись, «как в море корабли», а у иноземного счастливца — целых «семь футов под килем»…
Оставшись в одиночестве, «Алиса» загадочно посматривала в сторону объекта, ожидая утешений, — ведь он явился причиной ссоры! Не было случая, чтобы слова сочувствия заставили себя долго ждать. Выждав две-три минуты и убедившись, что морской офицер не вернется, иностранец подсаживался к безвременно «овдовевшей» красавице. Слово за слово, и знакомство состоялось, а дальше… Дальше «Алиса» никогда не подводила своего оператора, то есть полковника Казаченко. Информация всегда была добротной и своевременной.
«Анютины глазки»10
Подстава «Алисы» иностранцам в ресторане помогла Казаченко привлечь к сотрудничеству пару англичан и голландцев.
Однажды он, выясняя оперативные возможности новоявленной секретной помощницы, поинтересовался, не приходилось ли ей иметь близкие отношения, кроме иранского дипломата, с другими иностранцами, находящимися в Москве в долгосрочных командировках?
Тамара с готовностью ответила, что у нее были контакты с дипломатами, работающими в посольствах Великобритании и Нидерландов в Москве. Однако общение с ними она прервала по причине их экстравагантных сексуальных запросов. Хотя, при необходимости, она могла бы возобновить знакомства, так как сохранила визитные карточки.
— И в чем их экстравагантность? — насторожился полковник.
— Да все они — «анютины глазки»…
— Голубые», что ли?
— Нет-нет, Олег Юрьевич… Они — мазохисты…
— И что ты с ними делала?
— За триста долларов я их размазывала по стене… И никогда не позволяла им себя трогать. Впрочем, они и не нуждались в половой близости… Один из таких моих «дружков» был советником английского посла. Однажды он предложил мне заключить с ним контракт: за тысячу фунтов стерлингов в месяц я должна была играть роль изощренной великосветской дамы и по первому вызову, днем ли, ночью ли, мчаться к нему и делать всё, что он мне предварительно продиктует по телефону… Предложение, конечно, заманчивое, но меня беспокоил его слишком буйный темперамент. Он переодевался в женское платье и хотел, чтобы я его унижала и оскорбляла… Я должна была называть его женским именем и обращаться с ним, как со своей собственностью, ну, скажем, как с провинившейся домработницей. Кстати, его коллекции женских трусиков можно было позавидовать — она стократ превосходила мою…
Другой мой «дружок» хотел, чтобы я делала вид, будто отрезаю у него член огромным ножом. Я изображала всё, как он просил. Как оказалось, его девушка когда-то проделала с ним этот трюк, но не понарошку, а всамделишно и чуть было не лишила его мужского достоинства. Так вот, с тех пор от ощущения лезвия ножа на коже он балдел и достигал оргазма…
Вообще-то, иметь дело с «анютиными глазками» — всё равно что вертеть в руках гранату с выдернутой чекой: постоянно испытываешь страх, что она вот-вот взорвется. С этой публикой нужен постоянный контроль. Над ними и над собой. Ты командуешь, а они тебе подчиняются…
Однако такие отношения очень неустойчивы: «дружки» иногда начинали использовать мои штучки против меня же… Но я, как правило, умела увидеть, когда у них наступал перелом, ну и предвосхищала последствия… Какое-то время они мне нравились больше, чем иранец, из-за того, что к ним не надо даже прикасаться…
Я пришла к заключению, что их нужно было провести через три стадии. Первые две — унижение и рабское состояние. Во время третьей они просто мастурбировали передо мной. Но в течение всего общения необходимо было с ними разговаривать, постоянно подчеркивая, что они недостойны даже прикоснуться ко мне… Я на собственном опыте убедилась, как можно вертеть людьми с помощью одних только слов и команд… Знаете, Олег Юрьевич, мне кажется, «анютины глазки» — не редкость среди английских и голландских дипломатов, даже при том, что их жены здесь, в Москве…
— Что, в их среде есть и женатые?!
— Да в том-то всё и дело, Олег Юрьевич! Я сделала вывод, что чем большего они достигли в жизни, тем скучнее им становится оттого, что окружающие — особенно женщины — охотно подчиняются их прихотям и капризам. Мне кажется, что со временем у них возникает потребность, чтобы кто-нибудь сказал им, что они — пустое место…
Как-то — и это явилось последним кадром в этом садомазохистском фильме с моим участием в главной роли — я приковала одного англичанина наручниками к биде, изрезала ему бритвой всю спину, а потом стала поливать раны водкой. Он словил кайф, а я почувствовала приступ тошноты. Когда я вернулась домой, меня вырвало. Вот тогда-то я решила: всё, баста, иначе можно свихнуться! Но, вы знаете, не прошло и недели, мне вновь захотелось пообщаться, вдохнуть, так сказать, аромата «анютиных глазок»… Увы, не срослось — я встретила иранского дипломата…
— Ну а сейчас? Сейчас ты могла бы при необходимости возобновить отношения с кем-нибудь из знакомых тебе «анютиных глазок»? Не стошнит?
— Думаю, не стошнит…
— Что ж, будем считать, что твое согласие получено!
10 Анютины глазки» (ит.) — мазохисты.