Кстати, именно «Вертикаль» развела в разные стороны Говорухина и Кареву. На свою беду, то есть счастье, режиссер как-то заглянул в монтажную Одесской киностудии, увидел молоденькую, 17-летнюю Галину, и, как человек, склонный к неожиданным поступкам, тут же сказал: «Эта девочка будет моей женой». Галя была очарована столь неординарным поклонником, влюбилась.
Несмотря на разлуку с Каревой, Говорухин сохранил с ней добрые отношения. При малейшей возможности приглашал сниматься в свои картины, рекомендовал друзьям. Словом, без внимания не оставлял. Юнона, правда, к кино относилась не слишком серьезно, хранила верность Казанскому театру. Кроме того, увлеклась преподавательской деятельностью, работала режиссером-педагогом в местном театральном училище. Но на «Место встречи изменить нельзя» Говорухин ее все-таки вытащил. «На съемки… Слава меня вызывал несколько раз, — рассказывала Карева. — Предлагал разные роли. Но я не очень хотела сниматься… И вот когда наш сын Сережа заканчивал школу, Слава позвонил из Одессы очередной раз. Сережа мне говорит: «Если ты не полетишь на съемки, я не буду поступать в институт». Согласилась — на роль Желтовской, мало себе представляя, что же такое кино. Прилетаю в Одессу. Слава ветре-чает с охапкой роз, по дороге до гостиницы предупреждая, что улетает рано утром в Германию, а снимать меня будет Высоцкий. Утром приехала на студию — ни жива, ни мертва. Гримируют, а я от страха умираю. Всего два съемочных дня, а Белявский, который Фокса играл, никак не прилетает. Тогда передо мной поставили фольгу и заставили играть эту сцену без Белявского. На фольгу пустили прожектора, а я должна была представить себе, что это — глаза Фокса. Я чуть не ослепла с непривычки.
В день премьеры фильма по телевидению Сережку провожали в армию. Показывали серию, где я и Юрский. Пришли человек пятьдесят гостей, и все смотрят. А я холодным потом обливаюсь. Сережа, видя, как я волнуюсь, сел рядом на диван и прижался ко мне. А утром поездом приехал Слава. Прибежал буквально в тот момент, когда Сережа уже садился в автобус…»[543]
«Как счастье зыбко — опять ошибка!..»
Во второй половине 1960-х годов у Высоцкого и его друзей — Яловича, Епифанцева, Абдулова и других — возникла навязчивая идея — создать собственный театр. Репетировали по ночам, в клубе КГБ.
Вскоре там стала появляться юная актриса театра имени Ленинского комсомола Ирина Печерникова. Она говорила, что у них с Высоцким «странные были отношения… Я первый раз увидела Высоцкого — и возненавидела его всеми фибрами души… Все время цеплялся, острил, издевался. Я его презирала со всей моей детской категоричностью. Как-то раз пришла на репетицию и вдруг слышу — кто-то здорово поет хрипатым голосом: «Парус, порвали парус». Я влетаю — опоздала немножко, — все кучей стоят, слушают. Проползла между ними и вижу, что это тот самый, ненавистный мне… И ляпнула: «Ну, надо же…» Он как раз петь закончил, посмотрел на меня: «Ну, что?» Я говорю: «Надо же, такой противный — и такую песню спел». Он расхохотался…»[544]
Потом наступила довольно длительная пауза в их отношениях. Вскоре после триумфа в фильме «Доживем до понедельника» у Ирины вспыхнул бурный роман с польским музыкантом, руководителем польского рок-ансамбля «Бизоны» Збигневым Бизонем. Ирина, не раздумывая, вступает с ним в брак — и уезжает за границу. Ей завидовали.
Напрасно. Вскоре Печерникова с поп-звездой развелась.
Проведя два года за границей, Ирина совершенно не знала о бешеной популярности Высоцкого на родине. А посему при случайной встрече в коридорах «Мосфильма» она «из вежливости решила задать вопрос: «Скажите, Володя, вот вы тогда свою песню пели, «Парус». А вы еще что-нибудь еще написали?» У него просто шок был. Он меня за руку схватил: «Слушай, тебя Бог послал. Ты вообще ничего не слышала?» — «Нет…» — «Ладно, у тебя время есть?» Я говорю: «Сценарий отдам и свободна. А что?» — «Мне нужно минимум три часа. Пойдем и отдадим твой сценарий». Он повез меня к себе домой, куда-то в Матвеевское, и часа два, может быть, три, пел. Я для него была как чистый лист. Подружились сразу — насмерть просто…»[545]
«Был ли он в меня влюблен? — задавала себе вопрос актриса. — Не знаю, наверное, немножко, если это длилось несколько месяцев, и каждый день я приходила на его спектакль или сидела у него дома. Я его обожала, даже боготворила. За то, что со своей горы Афон разглядел меня, посадил на ладошку и опустил рядом с собой на вершине…»[546]
Во время работы над дискоспектаклем «Алиса в Стране чудес», вспоминает Печерникова, «мы с Севой Абдулова часто у него ночами сидели. Слушали музыку, трепались, пили джин с тоником, а Володя сочинял. Иногда приносил листок: «Вот, родилась строчка». То было замечательное, какое-то волшебное время…»[547]
«Каждый день я приходила на спектакль или сидела у него дома. Володя писал «Алису…», писал трудно, и я кожей ощущала, что я ему нужна… Может, я казалась ему похожей на Алису из Страны чудес. Не знаю…»[548]
Однажды Владимир Семенович заявился в дом Ирины и упросил ее родителей отдать их чадо в его распоряжение на трое суток. Дескать, очень надо. Доверили. Поехали в аэропорт. Она думала, встречать кого-то. А они, незаметно для нее, оказались в самолете. «Я болтаю, он шутит, смешит меня… И тут я спрашиваю: «Володя, а куда мы летим?» Он начинает хохотать: «Слушай, а почему ты сейчас-то спросила?»[549]
Приземлились в Адлере, потом перебрались в Гагры, где находилась киногруппа фильма «Плохой хороший человек». Высоцкий определил Иру в какой-то домик, сам умчался на съемки. Вечером заехал за ней на машине и они рванули в Сухуми. Там был объявлен его концерт, ради которого он, собственно, ее и привез. Не обращая внимания на зал, он пел ей. А она сидела с пылающими щеками.
Такие отношения, конечно, не могли продолжаться вечно. И «в конце концов, Володя попытался их изменить, довольно-таки решительно, — и не получилось. Он был для меня как сказочник, а не-сказки мне не хотелось. Я очень долго все себе придумывала: и людей, и ситуации»[550]
В канун очередного приезда Марины Влади они рассорились. Ирина в лоб спросила Высоцкого, любит ли он Марину. Он честно ответил: «Люблю». «И все, — рассказывает Печерникова. — Наше Зазеркалье мгновенно разлетелось на мелкие стеклышки. И я вместе с ним. Володю это жутко разозлило. Все это было безумно страшно, больно, и я исчезла…»[551]
Долгое время — года три — они не встречались и не разговаривали вовсе. Но бездушная и хладнокровная киносудьба свела их вместе в 1975-м году на съемочной площадке «Арапа». Причем в любовной сцене. «…Кульминация нашей беготни — он бросает меня на роскошную кровать, и мы там изображаем страсть…»[552]
Но в разгар съемок случилась беда — Ира сломала ногу. Месяц искали ей замену, но подходящей кандидатуры так и не нашли: в уникальное, специально для нее сшитое платье, никто не умещался. В итоге режиссер фильма Александр Митта приехал к ней домой, уговаривать. Она стала отнекиваться: «…Мы же там бегаем по лестницам, а я еле-еле на одной ноге стою!» — «Ничего, Владимир Семенович на руках будет носить»… Он носил меня на руках с гипсовой ногой и молчал…»[553] Сцена безумной страсти у актеров никак не получалась. Митта стал орать: «У меня «Кодак»! Семь дублей запороли!» Эпизод они-таки сыграли. Иринино лицо было в белом гриме, у Высоцкого, понятное дело, в коричневом — эфиоп все-таки. «Группа упала: мы выглядели как две мартышки: у меня коричневый нос, подбородок и два пятна на щеках, у него — белый нос, подбородок и пятна на щеках…»
Но, как говорит Ирина, они так и не помирились…[554] Она признавалась: «После съемок я ему не один раз звонила, а он все время кидал трубку…»[555]Потом она еще раз встретила Высоцкого, случайно. Сказала Т.И. Пельтцер, что побежит вперед, займет очередь на такси. «И вдруг на стоянку ее приводит Володя с каким-то приятелем. Я что-то сказала и вместо ответа получила заряд ярости. Я потом неделю болела… Не простил меня Володя»[556]. «Таких злых, ненавидящих глаз я никогда не видела — обошел меня, как чуму какую-то…»[557]
Многих знакомых женщин Высоцкого в силу неведомых причин словно преследовал какой-то злой рок — с кем-то случались несчастья, кто-то тяжко заболевал, у кого-то рушилась личная жизнь…
Не миновал этот рок и Печерникову. Работа не спасала — ни редкие съемки, ни работа в Малом театре. Ирину настигла лавина страшных потерь: сначала умерла мама, следом любимый учитель — художественный руководитель Малого Михаил Царев. Она оказалась в пустоте одиночества. Лекарством стал коньяк. В тишине, наедине с самой собой. Даже самые близкие друзья не догадывались, как Ирина проводила свободные вечера. Так продолжалось год или полтора. «От этой проклятой привычки, которая погубила на Руси немало талантливых людей… удалось благополучно избавиться в 1988 году…»[558]
Она бросила пить. Держалась полгода. Чтобы уберечь себя от подобных срывов в будущем, решила поехать к крымскому целителю Довженко — кодироваться. Там встретила актера Сашу Соловьева, который прибыл в Феодосию с той же целью. Кроме общих проблем их объединяла давняя взаимная симпатия. Они встречались, радовались друг другу, но вскоре расстались: Саши был женат, у него рос маленький сын. Печерникова и Соловьев ок