Вопреки распространенному мнению, что Высоцкий чувствовал себя неуютно на «своих Елисейских Полях», Костя Казанский, бывший соавтором его трех французских дисков, утверждал, что «он в Париже себе создал семью… У него были 2–3 дома в Париже, в которые он всегда приходил, знал, что может прийти спать, есть, смотреть телевизор, как у себя дома. Это — Марина, но она жила за городом. Потом они сняли квартиру, в которой я раньше жил, — это квартира моего дяди. И Миша Шемякин. Потом у нас дома. Потом у Таньки, которая сестра Марины (Одиль Версуа. — Ю.С.). Он чувствовал себя очень хорошо. В Москве была такая тяжелая атмосфера. Поэтому для него Париж, каким он его себе сам сделал, был отдыхом невероятным… Он себе создал такую семью, в которой он ни перед кем не отчитывался…»[717]
Переводчик, подвизавшийся на ниве отечественного кинематографа, Давид Карапетян какое-то время был женат на француженке Мишель Кан. По его мнению, это была странная, необычная женщина. В возрасте Жанны Д’Арк она стала коммунисткой по зову сердца — в те самые октябрьские дни, когда советские танки вовсю утюжили мостовые Будапешта, а вчерашние сталинисты дружными косяками дезертировали из европейских компартий. Этот спонтанный поступок «девственницы из Нанси» выглядел настолько алогично, что газета «Юманите» поспешила оповестить о нем все прогрессивное человечество. В своей книге Карапетян признает: «Все 13 лет их знакомства Мишель оставалась одним из самых близких и преданных ему людей. Мало кому еще он доверял так безоговорочно. Именно Мишель он попросил сделать песенные переводы для обложек своих французских и канадских пластинок. Володю вообще трудно было чем-либо удивить, но однажды, года за три-четыре до смерти, он вновь заговорил о Мишель, не скрывая своего изумления:
— Конечно, Мишель уникальная женщина. Ты представляешь, она до сих пор краснеет, когда чем-то бывает возмущена».
В конце 1967-го — начале 1968 года, пока Карапетян отсутствовал в Москве, работая на съемках «Красной палатки», Мишель ухитрилась превратить свою квартиру в салон, завсегдатаями которого стали супружеские звездные пары — Лариса Лужина с кинооператором Алексеем Чардыниным, Жанна Прохоренко с неизменно мрачным спутником Артуром Макаровым, заскакивали к ней и некоторые актеры с Таганки. Ну и, естественно, Высоцкий с Иваненко.
Возможно, малозначительная деталь, но Иван Бортник по сей день отчетливо помнит, как встречали Высоцкого в знаменитом парижском ресторане «Распутин»: «Его владелица, мадам Мартини, хорошо знала Володю. И вот когда мы подъехали — официанты распахнули двери, даже ковровую дорожку расстелили…»[718] Восторг Ивана Сергеевича понять можно — ковровые дорожки в Москве расстилали перед первыми секретарями ЦК братских компартий. А тут…
Склеить распадающиеся отношения Высоцкого и Влади в свое время попыталась венгерский режиссер Марта Мессарош. Она познакомилась с Владимиром Семеновичем на одном из Московских кинофестивалей, куда привезла свой фильм «Удочерение»… Потом Таганка в 1976 году прикатила в Будапешт на гастроли, «и Володя позвонил, стал заходить после спектаклей ко мне на чай. Выпивал два литра из огромного чайника, и говорил, говорил и звонил. Звонил так: сначала в Москву на Центральную. Там у него была какая-то знакомая — Наташа, Анюта… Всегда другая. Высоцкий говорил мой номер в Будапеште, и она ему включала весь мир: Нью-Йорк, Париж. Он без конца говорил и курил. Потом уезжал спать часа на три…»
По его просьбе Марта обычно заезжала за ним на машине в отель, чтобы ему не ехать автобусом вместе со всеми. И чай после спектаклей, и нежелание быть в гостинице. Мессарош потом объясняла: «…Когда он не пил, он совсем не мог спать. И не хотел оставаться в номере, потому что у него клаустрофобия… В Венгрии он не пил абсолютно. Если на столе была водка, то подносил рюмку к носу и нюхал. В течение этих двух недель от меня потребовалось немало терпения. Он приходил часов в 11–11.30 и без конца говорил, пил чай и курил папиросы…
Я организовала, чтобы его сняло телевидение… Дело было в парке. Там стоял дом, мы сами придумали, как снимать песню о подводной лодке…»[719]
Высоцкого в Венгрии мало кто знал. Марта знакомила его с коллегами, устроила его концерт для них. А через неделю, после съемок из Испании, в Будапешт прилетела Марина. Марта и Владимир встречали ее. Мессарош, желая украсить свой будущий фильм «Их двое» звездой европейского класса, пред-дожила одну из ролей Влади. Та прочла сценарий, и они условились, что Марина приедет на съемки будущей весной.
В то время Высоцкий как раз был занят записью своей пластинки в Париже. Как заметила Мессарош, «и что-то у них не ладилось. Они каждый день говорили по телефону, и были какие-то напряженные отношения… Наконец он сказал, что прилетает. Мы сидели с Мариной в аэропорту — была неплохая, солнечная погода… но вдруг спустился туман, и самолет, не заходя на посадку, полетел дальше до Белграда. Оттуда Володя приехал поездом в шесть утра. Отношения между ними оставались натянутыми… А я старалась придумать что-нибудь такое, чтобы они помирились, чтобы он тоже поехал с нами на съемки в маленький город Цуонак… и предложила Володе сыграть… эпизод. В конце концов, атмосфера съемок их помирила…»[720]
Спасибо, милая госпожа Марта.
Некоторое время спустя Мессарош и ее приятель, польский актер Ян Новицкий, оказались в Париже, в гостях у Влади и Высоцкого. Марина развела огонь в камине и решила поджарить там большой кусок мяса… Они с Володей все время спорили, и Марта вспоминает, «Янек сказал: «О, в этом доме висит гроза. Давай уйдем. И еще такой плохой ужин!» Володька начал ему петь какие-то песни, а Ян хотел завести интеллектуальный разговор…»[721] Они говорили о Достоевском, «Идиоте» и «Преступлении и наказании», о какой-то совершенно неосуществимой совместной работе…
На следующий год там же, в Париже, была еще одна встреча, в гостях у сестры Марины — Одиль Версуа. В то время она была в статусе жены какого-то маркиза и жила в настоящем дворце. Марта Месса-рош восхищалась обстановкой, чудесными гобеленами. «А Володя, очень злой, вышагивал под этими гобеленами и говорил: «Идем отсюда!» Очень нервный был, очень, хотел уйти. Мы отправились в театр, а он исчез. И нашли мы его на Монпарнасе, в бистро с приятелем — русским художником. Марина очень разгневалась. Потом она рассказала, что в эту ночь они бистро подожгли…»[722] И написал тогда Высоцкий такие строки:
«Как зайдешь в бистро-столовку,
по пивку ударишь, —
вспоминай всегда про Вовку —
где, мол, друг-товарищ?/.»
С Одиль у Владимира Семеновича были очень близкие, добрые, теплые отношения. Полное взаимопонимание. Он даже хотел выдать ее замуж за кого-то из своих российских друзей. То ли в шутку, то ли всерьез.
По мнению Татьяны Дорониной, Одиль «чем-то неуловимым и узнаваемо русским: мягкой женственностью, светлостью облика, сиянием ясных серых глаз напоминала свою сестру — Марину Влади…»[723]
Среди всех советских актеров капризная польская актриса Барбара Брыльска выделяла только Владимира Высоцкого[724]. Не менее популярная ее со-отечестница — певица, лауреат Сопотского фестиваля Марыля Родович после смерти поэта первой в Польше исполнила знаменитые «Кони привередливые». Нет-нет, с ней романа у Высоцкого не было. Зато у нее был — с красавцем Даниэлем Ольбрых-ским. «Когда мы… приезжали в Москву, — вспоминает польский актер, — Володя забирал нас из гостиницы к себе. Отдавал свою спальню, а сам ложился в кабинете. Мой бурный роман с Марылей протекал на Володиных глазах…»[725]
Израильтянка Илана Золотар, как рассказывал один из иммигрантов из России Аркадий Духин, выучила русский язык исключительно из любви к Высоцкому и сделала о нем довольно интересный фильм.
Уже упоминавшаяся американка польского происхождения Барбара Немчик, аспирантка МГУ, через знакомых каким-то чудом сумела выйти на таганского администратора Валерия Янкловича, попала на «Преступление и наказание», а после спектакля даже оказалась в гостях у Высоцкого. Как она потом призназала, «все было очень прилично и замечательно…»[726]
У Высоцкого, озабоченного судьбой товарища, вскоре вызревает план: как вытащить Янкловича на ПМЖ за кордон. Как в «Гамлете», «вот и ответ»: Барбара! Барбара и Янклович. Бракосочетание — и в Штаты! С помощью Высоцкого все необходимые документы были оформлены буквально за день. Регистрация была назначена (внимание! — Ю.С.) на… 25 июля 1980 года. Владимиру Семеновичу, словно чувствовавшему «проклятую дату», удалось сдвинуть это число на два месяца вперед. А когда в конце апреля Немчик выселили из общежития, она переехала на Малую Грузинскую. Хозяин квартиры объяснил: все равно его в Москве не будет — Франция, потом Польша… Живи, не горюй, не тужи!..
«24 июля Барбара улетела в Штаты. На следующий день в ее квартире раздался звонок Янкловича: «Володя умер»[727]
В свое время Владимир Высоцкий был, как считала Марина Влади, покорен Симоной Синьоре. Марина пишет: «Чувствуется, что в этой даме пятидеся-ти двух лет не осталось ничего от той роковой женщине из знаменитых фильмов, но мужчины все равно в нее влюбляются, и именно потому что она — по-настоящему человек. К тому же глаза ее полны блеска и улыбка все такая же хищная»