Когда король заявил ему, что собирается жениться на его племяннице, кардинал Мазарини испытал сильнейший удар. Он был раздавлен, уничтожен, может, на мгновение и соблазнен такой перспективой, но в целом очень испуган. Пимантель был в Париже, переговоры насчет брака с инфантой шли полным ходом. Если придется прервать их, то не избежать войны, ведь Филипп IV не проглотит молча страшного оскорбления: его дочерью пренебрегли ради какой-то безродной итальянки! Нет, Мазарини слишком хорошо помнил о своем долге министра.
– Избранный королем, вашим батюшкой, а также королевой, вашей матушкой, в качестве вашего советника и призванный верно служить вам, я не позволю себе ни обмануть вашего доверия, ни воспользоваться вашей слабостью, дабы вы не совершили поступок, не подобающий вашему рангу. Я отвечаю за судьбу племянницы и скорее собственноручно заколю ее кинжалом, чем позволю ей возвыситься ценой неслыханного предательства!
Но Людовик и слышать ничего не хотел. Тогда он пошел к матери и молил ее обеспечить его счастье. Но Анна Австрийская, даже если она и чувствовала симпатию к Марии и могла понять муки любви, была «слишком королевой», чтобы дать себя уговорить. Тщетно молодой король упрашивал, заклинал, даже рыдал, став перед ней на колени, чтобы смягчить ее сердце, та осталась непоколебимой.
– Разве может король Франции выбирать между любовью инфанты и этой девицы? Подумайте, ведь если будет разорван союз с Испанией, разразится война. Народы двух стран не простят, что вы предпочли личное счастье их спокойствию!
Увы, никакие доводы не могли одолеть страсть Людовика. Мария долго ждала короля и теперь крепко держала его в руках. И тот с легкостью отказался бы от короны, лишь бы ее не потерять.
Мазарини это понял сразу, как только пригласил к себе племянницу с целью обязать ее исполнить свой долг и отказаться от этой невозможной любви. Высокомерная, ироничная, уверенная в себе, она открыто посмеялась над дядюшкой. Кто он такой? Просто министр! Она же – станет королевой. Какое значение имело его недовольство? Что за дело ей до будущего Франции? Сила – за ней!
И наблюдая это, кардинал, всегда любезный и доброжелательный, рассердился. Белая холеная рука Мазарини с силой ударила по столу.
– Ваша наглость беспредельна, мадемуазель, и вы еще далеко не королева. Уверяю, что пока я жив, вы ей не станете, лучше я убью вас собственными руками. В самом скором времени двор отправится в Сен-Жан-де-Люз, где король встретится с невестой. Вы же, поскольку все еще моя племянница и обязаны исполнять мои приказы, завтра же утром вместе с сестрами отправитесь в Бруаж[87], и я велю госпоже де Венель глаз с вас не спускать!
С Мари сразу соскочила спесь, из груди девушки вырвался крик отчаяния:
– Нет, дядюшка, умоляю вас этого не делать! Не прогоняйте! Мне этого не вынести!
– Довольно с меня вас и вашего бесстыдства! Раз я сказал, что уедете, значит, завтра уедете! А теперь ступайте прочь и начните собирать вещи!
Все было кончено. Мария, вся в слезах, бросилась в объятия своего царственного возлюбленного, умоляя ее спасти. Но тот отлично знал, что Мазарини имел власть над племянницей, которую даже он, король, не посмел бы нарушить: кардинал олицетворял отцовскую власть. Людовик понял, что нужно смириться.
На следующий день, двадцать второго июня 1659 года, Людовик XIV, который ни от кого не скрывал своих слез, проводил Марию до кареты, ожидавшей девушку во дворе Лувра. Мария села в нее, не произнеся ни слова, и когда молодой человек, бесконечно страдая от предстоящей разлуки, наклонился к дверце, чтобы взглянуть на возлюбленную в последний раз, бросила ему с упреком:
– О, Сир! Вы – король, вы плачете… а я – уезжаю!
Людовик лишь печально склонил голову. И поскольку он подался назад, чтобы карета могла тронуться, Мария схватила его за кружевную манжету и крикнула:
– Я покинута!
Тяжелый экипаж наконец отъехал и направился по дороге в Фонтенбло, в то время как Людовик, который не мог вернуться в Лувр, где все ему напоминало о Марии, уединился со своим горем в глубине лесов замка Шантийи[88]. Там он надеялся спрятать от чужих глаз свою печаль и написал первое из любовных писем, за которым последует множество других.
Во время поездки в Бруаж рядом с насмешницей Гортензией и безразличной ко всему Марией-Анной девушка хотела только одного – умереть. Но вместо смерти ее подстерегла болезнь, и в нескольких лье от Орлеана, в Нотр-Дам-де-Клери, она слегла. Новость быстро дошла до короля, и он переехал в Фонтенбло, чтобы оказаться поближе к возлюбленной, а также отослал мушкетера с письмами к Марии и Мазарини, умоляя кардинала положить конец этому бесчеловечному изгнанию.
Но что могло бы остановить государственного мужа, который твердо решил довести до конца задуманное. Больная продолжила путь, а письмо короля настигло ее лишь в Амбуазе. В письме же, отправленном Мазарини королю, было сказано, что здоровье Марии улучшилось, а морской воздух, несомненно, поможет окончательному выздоровлению. Но до полной победы кардиналу было еще далеко.
Между влюбленными завязалась переписка, да столь оживленная, что мушкетеры и посыльные валились с ног от усталости. В конце концов Мазарини не выдержал и написал Людовику: «По многим причинам будет лучше больше не посылать курьеров, и я всем сердцем молю вас об этом!»
Но разве способны молодые люди, охваченные страстным чувством, внять резонам мудрого старика? Посыльные опять принялись за свое, и кардинал снова отправил послание: «Говорят, и это подтверждают преданные мне люди при дворе, что вы продолжаете переписку с той, кого любите. Такое поведение недостойно монарха…»
Людовик и правда продолжал забрасывать Марию письмами, направившись, однако, к испанской границе. Но он согласился тронуться в путь только потому, что той же дорогой следовала Мария.
Анна Австрийская, приходившая в отчаяние от того, что сын так явно пренебрегает своим долгом государя, решила использовать последнее средство: влюбленным было необходимо устроить прощальную встречу. И для этого королева-мать попросила Марию с сестрами прибыть в Ла-Рошель.
Свидание состоялось тринадцатого августа 1659 года. Длилось оно больше трех часов, однако напрасно Анна Австрийская надеялась, что государственные интересы одержат верх над чувствами: Мария воспользовалась этим временем, чтобы еще больше разжечь страсть короля.
– Не рассчитывайте обойтись со мной так же, как с моей сестрой Олимпией, которая стала вашей после замужества. Принадлежать вам я буду только в браке, и никак иначе.
Тогда Анна Австрийская отступилась. Легко закрыла бы она глаза на любовное приключение сына, утолившее его ненасытную потребность в обладании Марией, но ведь что придумала эта безумица – она станет королевой Франции! И королева-мать отдала ей приказ вернуться в Бруаж как можно скорее. Мария уехала, а королевский кортеж продолжил путь в Сен-Жан-де-Люз, где его уже ждал кардинал.
И вот бедная Мария достигла Бруажа – местечка, окруженного городской стеной, где над уходившими в море солеварнями возвышалась старинная крепость, а в безрадостном небе величаво парили морские птицы. Мария с сестрами прибыли в городок пятнадцатого сентября, и там в ее сердце еще была жива надежда. Продолжали приходить письма Людовика, по-прежнему нежные, часто сопровождаемые подарками. И она продолжала надеяться, вплоть до того зимнего дня, когда ей стало известно, что по приказу короля маршал де Грамон отбыл в Испанию, чтобы от лица монарха просить руки инфанты.
– Он меня больше не любит! – рыдала девушка. – Король окончательно обо мне забыл.
Мария ошибалась. Людовик ее любил, но в этой борьбе между монаршим долгом и любовью сильнейшим оказался старый кардинал.
– Сир, – сказал ему Мазарини, – вы соблаговолили приехать сюда, однако продолжаете переписку, которая может обидеть инфанту. Пришло время определиться, стоит продолжать переговоры или нет.
– Вам прекрасно известно, как я люблю Марию. Мы не сможем отказаться друг от друга!
– Возможно, у Вашего Величества и недостаточно власти над самим собой, чтобы отказаться от любви, которая принижает его достоинство, но, уверяю вас, моя племянница, добровольно или по принуждению, от нее отречется.
– И как это произойдет?
– В случае если мне придется разорвать договоренность с испанскими посланниками, я сложу с себя все полномочия. И в тот же час я отбуду в Италию, с племянницами, разумеется!
Людовик опустил голову. Ясно, что старый лис пойдет до конца, поставив на карту даже благополучие – собственное и своей семьи – ради брака, который он считал необходимым. И впервые за все время он осознал, что значит быть королем.
– Продолжайте переговоры, господин кардинал, – твердо проговорил король, – я женюсь на инфанте, даю слово!
Итак, все разрешилось, и пока в Сен-Жан-де-Люзе Людовик XIV заключал брак с инфантой Марией-Терезией, изгнанница, наконец, получила разрешение приехать в Париж. С балкона она наблюдала за торжественным вступлением в столицу молодой королевы, сверкающей золотом и усыпанной драгоценностями. И вновь девушка, заливаясь слезами, вернулась во дворец Мазарини.
На следующий же день она заявила дяде, что готова выйти замуж за того, кого ей предназначили в супруги, – знатного сеньора, Лоренцо Колонну, герцога Тальякоццо, князя де Палиано и Кастильоне, Великого коннетабля Неаполитанского королевства, с которым, впрочем, ей не будет суждено обрести счастья.
Что касается Людовика, то несколько дней спустя, встретив Марию в галерее Лувра, он сказал:
– Судьба, властвующая и над королями, распорядилась нами вопреки нашей сердечной склонности, но в какой бы стране вы ни оказались, с моей стороны вы увидите лишь глубочайшее почтение и признательность.
Искренние слова, но пустые. Больше влюбленным уже не придется встретиться.