ом можно поджигать факелы. У Хёка на лбу даже выступает вена — теперь действительно не по себе. Видимо, правду говорят: те, кто много улыбается, страшны в гневе.
…а Минхёк любит улыбаться.
— Прости, — сглатывает она, тут же выбрасывая фантик в мусорное ведро под столом. — Это была последняя, я проверила.
На это Минхёк лишь закатывает глаза, отказываясь как-либо комментировать этот беспредел. Просто подставляет стаканчик в кофемашину, нажимая кнопку «двойной капучино».
— После съёмок будет фуршет. Все собираются отметить первый день, — чтобы перекричать шум кофемашины, ему приходится повышать голос. — Ты в деле?
— Меня никто не приглашал, — Джи тоже приходится говорить громче.
— А тебе нужно приглашение? — ломает бровь Минхёк, будто подобная робость для Джи вовсе не свойственна. — Вообще, Тэхён должен был тебе передать. Вы же с ним целый день крутились вместе.
Что? Всех позвали, надеясь, что Тэхён передаст информацию Джи, а он умолчал? Другого от него она и не ожидала.
— Вот свинья! — выкрикивает от возмущения Тэджи, а кофемашина предательски замолкает, что звонкий голос разлетается по всему павильону, точно в режиссёрский в рупор. И только что вошедший в помещение Ли Джун удивлённо смотрит в их сторону, словно делая некие выводы.
Джи и сама испугалась собственного голоса, что теперь прикрывает рот рукой, с сожалением глядя на Джуна. Его представили, как главного по безопасности на съёмочной площадке, но и по совместительству личным телохранителем Ким Джинсо.
Утреннее собрание съёмочной группы проходило прямо в павильоне. Всем представили группу телохранителей, которые оцепили съёмочный павильон, чтобы избежать проникновения назойливых папарацци. А сотрудников, которые имеют отношение к съёмкам шоу, обязали подписать бумаги о неразглашении конфиденциальной информации. За несоблюдение прописанных правил, нарушителям грозит солидная сумма, при пересчёте нулей в которой Тэджи сбилась четыре раза.
Популярность Джинсо сейчас на пике. А запуск шоу находится в строжайшем секрете. Поэтому Тэджи не удивляет, что у айдола есть личный телохранитель. Но что их площадку будут охранять ещё три десятка двухметровых амбалов, конечно, поражает. Они то и дело ходят по территории, пристально следя за каждым, чьё поведение кажется им странным или неприемлемым. А получить такой косой взгляд от самого Ли Джуна — позорно.
— И незачем так орать, — усмехается Минхёк, забирая готовый кофе и подставляя на его место второй стаканчик для Тэджи.
— Ты прикинь, он же даже не обмолвился насчёт фуршета, — возмущается она, наклоняясь к уху Минхёка, чтобы больше так не кричать. — Впрочем, я не очень-то и удивлена.
Эта бессмысленная война будто не имеет конца. Тэхён настоящий маньяк — получает удовольствие, изводя свою жертву. Но Джи не будет его овечкой — она тоже может быть мясником. Кан Тэхён должен пожалеть обо всём, что сделал с ней. В голове уже генерируются бестолковые мысли о подложенных на стул кнопках, и Джи забирает свой приготовленный кофе, с осторожностью делая первый глоток, обжигая нёбо — это боль победы.
— Вы же подписали бумаги о неразглашении? — Джун уже стоит совсем близко, набирая из кулера воду.
Впервые Джи видит его настолько близко. Высокий и в прекрасной физической форме, которую не скрыть под классическим костюмом — чёрная рубашка и пиджак ему чертовски идут. Он делает глоток воды, ставя одну руку на пояс, а Джи тут же подмечает кобуру с пистолетом — всё серьёзно.
У Ким Джинсо даже охранник красивый. С айдолами работают только красивые люди, что ли? Нужно какой-то особый кастинг проходить или они уже в процессе работы хорошеют? Кажется, если это всё же правда, то в музыкальную компанию Мин Тэджи могла бы устроиться только уборщицей. Собственная внешность ей не особо нравится — простовата.
— Да, мы ребята ответственные, — отвечает Минхёк, подмигивая Тэджи.
— Отлично. А то полбеды, если раскроется само шоу, — Джун опирается поясницей о стол, делая ещё один глоток. — Я очень не хочу представлять, что начнётся, если поклонники смогут прорваться на площадку, — его даже передёргивает от одной мысли об этом, а Джи напрягается, стараясь не подавать виду. — Стоит одному фанату пронюхать — всё, на студию мы не попадем. Они оккупируют тут каждый метр. Мы это уже не раз проходили.
Отчего-то Джи становится стыдно. Она же и сама несколько раз была в числе тех, кто дожидался Джинсо в аэропорту, чтобы хоть одним глазком посмотреть на него вживую. Конечно, с того расстояния, где она стояла, видно было только его макушку и край уха, но эмоций осталась уйма.
— А что плохого в том, что фанаты хотят поддержать своего кумира? — осторожно интересуется она, глядя на полумесяц кофейной пенки в своём стакане, будто это просто любопытство — она вообще никогда не фанатела от айдолов. Если услышите обратно, то это враньё.
— В поддержке? Ничего, — пожимает плечами Джун. — Но ведь, скорее всего, придут самые дикие фанатики. Те, кто поджидает Джинсо возле студии звукозаписи или на радио. В аэропорт ещё любят приезжать. Там вообще побоище начинается. Стоит Джинсо только выйти из машины или из зоны прилёта — толпа становится неуправляемой. Мы, конечно же, стараемся всё деликатно делать. Потому что в основном это молодые девушки, — Джун неожиданно смотрит на Джи в упор: — Вроде тебя, — а вот теперь ей точно не по себе. — Но они только кажутся маленькими и хрупкими. А потом как начинают кулаками махать, пихать телефоны Джинсо прямо в лицо, толкать его и всячески пытаться потрогать.
Это так всё выглядит по ту сторону? Неужели всё это воспринимается как стадо диких животных? Всегда казалось, что это должно быть очень мило: когда поклонники ждут часами любимого артиста около отеля, чтобы хотя бы на пару секунд увидеть его. Ведь фанаты тратят так много сил, времени и денег на то, чтобы порадовать кумира. А Джинсо всегда с радостью приветствует своих поклонников. Никогда не отказывает в фото, даже когда бывает «в плохой» форме.
Но для фанатов он всегда идеален.
— А сколько синяков ему загримировали за все эти годы, — продолжает Ли Джун, а Тэджи горит от стыда. Она никогда не хотела, чтобы её так воспринимал любимый айдол — одной из стада. Это до отвращения унизительно. — Ему как-то мягкой игрушкой глаз повредили. Швырнули прямо в лицо со всей силы. Менеджер Чон хотел судиться, но Джинсо не позволил. Сказал, что судебные разборки с фанатами, пусть и агрессивными, плохо скажутся на отношениях с аудиторией, — он тяжело вздыхает, переводя дыхание и допивая воду. Видно, что он действительно заинтересован в благополучии Джинсо и сочувствует ему. — Он даже не может спокойно провести время с семьей, — забивает последний гвоздь в крышку гроба совести Мин Тэджи. — Не может прокатиться на велике в парке или сходить поесть токпокки. Простые человеческие радости теперь для него под запретом.
— Я не раз слышал от коллег, которые имели опыт работ с айдолами, что происходило на съёмках, — тяжело вздыхает Минхёк. — Доходило иногда даже до такого, что съёмочной группе приходилось жить прямо на площадке и спать в пустом павильоне в спальных мешках. Народ не мог элементарно поехать ночевать домой. Толпа держала «оборону» целыми сутками. Они там как в оккупации сидели.
— Вот, а я о чём, — Джун, возможно, тоже когда-то спал в оккупированном фанатами павильоне. — А теперь представьте, что тут начнется, если хотя бы один такой фанат пронюхает. Всё, нас отсюда на вертолетах придётся эвакуировать.
— А если среди съёмочной группы окажется кто-то из фан-клуба Джинсо? — на плечах Тэджи как будто сидят ангел и демон, и второй на этот раз вырывает победу.
Ей сейчас лучше стоять и помалкивать, будто всё равно. Но чёрт, Джи ведь не всё равно — она и есть та самая фанатка, которых так опасается Ли Джун.
…как же стыдно.
— Тогда… — Джун на секунду задумывается, отводя взгляд в сторону. — Тогда нам остаётся только молиться, чтобы этот фанат был слишком запуган штрафом в случае несоблюдения конфиденциальности. В противном случае, его ждёт не только штраф, но и суд. Дела с преследованиями всегда передаются в вышестоящие органы. Просто огласке не придаются. Это ведь уже, получается, не просто домогательства, а настоящий сталкеринг и вторжение в частную жизнь.
Он говорит это таким простецким тоном, будто уже вычислил всех фанаток на площадке. Джи точно тут не одна такая, но прятаться будет лучше других — нельзя потерять работу из-за глупой влюблённости в айдола. Она не специально устроилась сюда — это Хумин с Шиву всё устроили. Вот они и пусть несут ответственность. А сама Тэджи только сегодня узнала о том, что в съёмках шоу будет участвовать Ким Джинсо — это лишь совпадение, и оно будет стоить ей карьеры.
А если Кан Тэхён узнает? Вот это уже точно похуже позорного увольнения. Коллеги, с которыми они не так уж и близки, вскоре забудут о каком-то сценаристе Мин Тэджи. А вот Тэхён будет помнить её провал вечность.
— Не переживайте сильно, — кажется, Джун замечается беспокойство на её лице. — Это не ваша забота, — он по-доброму улыбается, а Тэджи уже подумывает встать на колени и раскаяться во всех совершённых ранее фанатских грехах. — Если среди нас есть «вредитель», — он театрально показывает кавычки в воздухе, — то мы его быстро вычислим и проведём сначала дружескую беседу в целях профилактики.
Тэджи натягивает непринуждённую улыбку, а внутри всё поднимается от волнения, что сердце колотится уже где-то между ключицами. Сегодня утром как минимум три человека из съёмочной группы уже видели её с Ким Джинсо в руках — при чём буквально. Один из которых противная задница — Кан Тэхён, а второй — сам Ким Джинсо. Но даже если шоу сорвётся, то точно не по вине Тэджи. И при следующем походе в дамскую комнату она сменит заставку телефона, где прежде красовался Ким Джинсо, а теперь будет стандартная картинка из базовых настроек. Джи в могилу с собой этот секрет унесёт. А с учётом того, сколько нервных клеток у неё осталось после сегодняшней встречи с Джинсо, у неё есть все шансы отправиться на тот свет ещё до конца съёмочного процесса.