— Ты издеваешься? — ломает бровь Тэджи, чувствуя подвох.
— Ты издеваешься, — он беспардонно парадирует её голос. — Сначала ты меня покалечила, а теперь хочешь, чтобы я остался голодным? Притащили меня сюда, чтобы я слюнями подавился?
— Да можешь ты всё, — возражает она. — Я видела, ты до этого нормально и одной рукой справлялся. А сейчас раскидал всё по тарелке, как капризный ребёнок.
— Хён, давай я тебе помогу, — Минхёк уже тянется к тарелке Тэхёна, но резко отнимает руки, получая пинок под столом.
Похоже, Кан Тэхён нуждается не столько в помощи, как во внимании Тэджи. Вмешиваться туда лучше не стоит, и Минхёк уже хрустит острым кимчи из капусты, подавляя ехидную улыбку, когда Тэджи яростно хватает чистый лист периллы, собирает все куски мяса с чужой тарелки, с горкой наваливает острый соус, щедро кладёт две дольки чеснока и практически запихивает всё это Тэхёну в рот, словно беспощадно заталкивает ему в глотку кляп.
— Доволен?
— Угу, — мычит он, жуя долгожданное мясо и криво улыбаясь.
— Смотри не подавись, — закатывает глаза Тэджи, отворачиваясь, а Сындже кладёт ей на тарелку новые кусочки мяса:
— Эти тоже немного подгорели, но на этот раз виноват не я, а решётка, — усмехается он, будто оправдываясь. — Нам сейчас её заменят.
— Всё равно очень вкусно, — улыбается ему Джи, зацепляя один из кусочков палочками и обмакивая его в соус. Кладёт в рот, пережёвывая, а Сындже тянется к её лицу:
— У тебя пластырь отклеился, — поясняет он, приклеивая обратно торчащий конец пластыря у неё на лбу.
Хумин отвлекается на официанта, который пришёл заменить подгоревшую решётку, а Шиву обновляет стопки, не замечая, как сейчас его сестра смущённо улыбается Чон Сындже. А вот мимо внимания Минхёка это не проходит: он внимательно наблюдает за милой сценой между этими двумя и косится на Тэхёна, который залпом выпивает рюмку, которую обновил ему Шиву, и запихивает в рот сразу два листа периллы.
— Я хочу ещё, — требует он, а лицо Тэджи тут же перекашивается от раздражения:
— Да сколько?.. — она резко разворачивается на него, задевая локоть больной руки.
— Твою мать, — скулит Тэхён, хватаясь за руку и корчась от непритворной боли.
— Прости, — голос Джи поднимается на две октавы, становясь больше похожим на детский. — Очень больно? — тянется к нему, но Тэхён отшатывается, продолжая морщиться.
— На вот, заешь, — Сындже перекладываем ему несколько кусков мяса из своей тарелки, а Джи хватает лист периллы, чтобы положить в него свинину и соус.
— Что тебе ещё положить? — суетится она. — Чеснок? Кимчи? Кунжутное масло любишь? — тянет ему сформировавшийся конвертик, но случайно роняет, пачкая его и без того нелепые брюки. — Чёрт, прости, я сейчас всё вытру, — она хватает со стола салфетку, дотрагиваясь до его колена, которое уже пропитывается жиром.
— Не лезь, — рявкает Тэхён, и Джи тут же замирает, с опаской глядя на него исподлобья. — Вечно от тебя проблемы, — он поднимается из-за стола резче, чем следовало бы, задевая ножку другим коленом, пока вылазит в проход.
— Я схожу за ним, — говорит Минхёк, вытирая руки салфеткой, но Джи подрывается с места раньше, быстрым шагом направляясь за Кан Тэхёном в сторону уборных.
— Наверное, рука сильно болит, — с грустью вздыхает Сындже, будто вообще не догоняя, почему Тэхён так распсиховался на пустом месте.
— Не спали опять мясо, — Хумин толкает его ногой под столом, намекая, чтобы Сындже был внимательнее, если не хочет оставить голодным не только Кан Тэхёна, но и всех остальных.
— Эй, Кан Тэхён! — зовёт Джи, стуча в дверь мужского туалета. — Не вынуждай меня заходить. — Обычно Джи ведёт себя скромнее. Точнее, не имеет привычки врываться в мужские туалеты. Но сейчас она на взводе, так что способна даже на такие безумства. — Кан Тэхён! — колотит в дверь, но по ту сторону слышится лишь звук льющейся воды в раковине. — Кан Тэ…
— Девушка, от вас уже голова трещит, — дверь резко открывается, и из мужского туалета выходит мужчина лет сорока. А Джи заглядывает в щель за его спиной, замечая, что Тэхён сейчас косится на неё через отражение в зеркале. — Просто зайдите и не разыгрывайте комедию. Там никого больше нет.
Он клацает языком, прежде чем обойти Джи, а она, секунду поколебавшись, всё же толкает дверь мужского туалета, заходя и закрывая её за собой на замок.
— Если ты на меня нападёшь, то я закричу, — бесцветно произносит Тэхён, продолжая растирать жирное пятно по колену.
— Зачем ты так? — спрашивает Джи, подходя ближе. — Я ведь хотела помочь.
— Спасибо, больше не стоит.
— Тэхён, — зовёт она, прося посмотреть на себя, но взгляда он не поднимает, продолжая мять мокрые брюки на колене, расплёскивая воду во все стороны.
— Выйди.
— Кан Тэхён! — повышает голос Тэджи, перехватывая его запястье.
Но, похоже, Тэхён и правда сильно раздражён: резко дёргает рукой, словно ему не предлагают помощь, а пытаются безбожно клеймить раскалённой кочергой. Джи отступает на шаг, а резиновая подошва её до сих пор испачканных травой кедов с противным скрежетом скользит по мокрому кафелю. Её будто кто-то тянет за пояс, а позвоночник превращается в хлипкую верёвку, не способную удержать каркас тела. Руки так и выставлены вперёд, а глаза широко открыты. В голове лишь мысль, что последнее, что она увидит в этой жизни — лицо Кан Тэхёна. Лампочка на потолке противно мигает два раза, намекая, что скоро и ей придёт конец. А Тэхён, вопреки всем ожиданиям, успевает схватить Джи за оранжевый рукав пиджака, резко дёргая обратно на себя. Её с силой впечатывает в его грудь, а пальцы сами хватаются за ворот расстёгнутой на две верхние пуговицы рубашки. От Тэхёна пахнет самгёпсалем и одеколоном, аромат которого тут же рассеивается, как только здоровая рука Тэхёна ложится на её поясницу, прижимая сильнее.
— Если бы ты сейчас разбила голову, то меня бы посадили за убийство, — хрипло произносит он, будто давясь словами.
Смотрит сверху вниз, а Джи смотрит только прямо перед собой — на его чуть пересохшие губы, подрагивающие в такт каждому звуку.
— Ты моей смерти не дождёшься, — бормочет она, всё ещё не сводя взгляда с его губ. И вздрагивает, когда Тэхён отвечает:
— Ты сегодня пыталась умереть дважды. Я знаю, что Бог любит троицу, но я не могу тебя вечно спасать.
— Я не нуждаюсь в твоём спасении, — она всё же поднимает на него взгляд, устанавливая зрительный контакт. — Я просто не хочу больше собачиться.
— Вот так просто сдаёшься? — он усмехается одним уголком рта, как будто Джи сейчас сказала какую-то нелепость.
Его ладонь всё ещё лежит на её пояснице, не двигаясь, но Джи отчётливо ощущает, как напряжена вся рука Тэхёна. Хочется и правда его придушить в этом самом туалете. Тем более, что её пальцы находятся в непосредственной близости к его голой шее, на которой поблёскивает тонкая золотая цепочка.
— Я больше не сдаюсь, — уверенно произносит она, и Тэхён было собирается отстраниться, но Джи резко дёргает его на себя, не позволяя отдалиться:
— Ауч, — морщится он, едва шевеля зажатой между их телами большой рукой. — Доломать хочешь? — опускает взгляд вниз, но спотыкается о приоткрытые губы Тэджи, безвольно задерживая на них внимание.
— Мы ведь уже договорились о перемирии. Так что опять не так? — она требует ответа, теребя его воротник. — Почему ты ведёшь себя, как полный придурок? Почему психуешь? Не поверю, что дело только в руке, потому что я уже извинилась и…
— Ты правда не понимаешь? — он резко поднимает взгляд обратно к её глазам, буквально захватывая в плен всё внимание. — Или просто делаешь вид, что не понимаешь?
На мгновение Тэджи замирает, пытаясь собрать мысли в кучу. Но когда Кан Тэхён так близко и так смотрит, то сложно что-то понять. Их давняя история уже сравнима кошмарной легенде. Сначала университет, а теперь соседние столы в общем офисе. Эта работа — её мечта, ставшая явью, точно по взмаху волшебной палочки. Но почему за счастье всегда нужно платить?
Почему её личная расплата — всегда Кан Тэхён?
— Ты уже напился, да? — серьёзно спрашивает Тэджи. — Тебе много не надо, я посмотрю.
— Да прекрати же, — произносит он, понижая голос, и Джи сразу же замолкает, пытаясь его расслышать. — Голова от тебя кругом идёт.
— У тебя точно сотрясение, — зачем-то тоже шепчет она, чувствуя лёгкое смущение.
Во взгляде Тэхёна что-то меняется, но Джи правда не может понять, что именно. А самая очевидная мысль становится самой неловкой для осознания. Поэтому Тэджи лишь стоит, держится за воротник его безвкусной рубашки, которую Кан Тэхён бы никогда не надел в здравом уме, и боится отвести взгляд.
…вдруг она потеряет контроль?
— Я был бы рад, если бы только в нём было дело, — ещё тише произносит Тэхён, а Джи начинает казаться, что расстояния между их лицами стало ещё меньше.
— И в чём же дело? — сглатывает она, слегка отстраняясь, чтобы лучше видеть лицо Тэхёна.
Лампочка потрескивает над их головами, собираясь перегореть с минуты на минуту, а из крана перестаёт литься вода, потому что датчик движения слишком долго остаётся без активации. Мир будто замирает, суживаясь до мужского туалета в этом ресторане, а сердце в груди Тэджи бьётся так, что даже рёбра дребезжат, точно фарфоровый сервиз в серванте.
Чувствовать что-то к Кан Тэхёну — неправильно, дико. Так сумасшедше, что похоже на злую игру подсознания. Джи даже ничего не успела выпить, но ощущение, что ноги становятся ватными, как от алкогольного опьянения. Кудрявая прядь цвета горького шоколада спадает Тэхёну на лицо, и появляется ужасное желание убрать её. Но мышцы в теле будто высечены из мрамора — и виной тому лишь он.
— Не нужно давать ему надежду, — тихий хриплый голос Тэхёна похож на мурлыканье большого кота. Обволакивает и приятно клокочет где-то прямо внутри черепной коробки, пробираясь подкорку. — Не хочу, чтобы Сындже так смотрел на тебя.