Машина. Ремень безопасности. Женьшеневая карамель…
— Что-то произошло в тот вечер? — резко спрашивает Джи, пока Тэхён ещё не отстранился.
— В какой вечер? — он смотрит на неё, застыв в таком положении, что неудобно им обоим. Но пошевелиться как будто не решается.
— Вечер в клубе. Что произошло в машине? — серьёзно спрашивает она, а Тэхён медленно садится обратно на своё место, теперь уже избегая прямого зрительного контакта.
— Ты уже всё знаешь, — бесцветно произносит он. — Я отвёз тебя пьяную домой, потом тебя стошнило на мои брюки. Я остался у вас ночевать, а наутро ушёл, — он молчит, но всё же решает добавить: — Диван, между прочим, очень неудобный. У меня всё тело тогда затекло, — такая манера общения уже больше походит на того Кан Тэхёна, которого Джи выгоняла в то утро из своей комнаты. Но теперь она знает другу его сторону, и это всё меняет.
— Тебе что, жизненно необходимо постоянно язвить? — цедит она. — Я хочу знать, что произошло в тот день. Говори.
Она взгляда с него не сводит, и у Тэхёна просто не остаётся выбора, как всё-таки посмотреть на неё в ответ. Его коричневые радужки кристаллизуются любимым айс-американо, и хочется не столько знать, что же произошло на самом деле, а чтобы он просто был искренен с ней.
А он молчит. Смотрит в упор, а во взгляде читается лишь ранящее сердце «ты не поймёшь».
— Чего ты добиваешься? — слишком спокойный тон его голоса злит сильнее, чем раньше.
— Я хочу знать правду.
— Какую? — он не желает говорить, но Тэджи заставит.
— Ты знаешь.
…они оба знают.
— Нет, не знаю, — наглая ложь, за которую ему хочется вынести приговор.
— Прекрати, — едва не повышает голос Джи, из последних сил сдерживаясь. — Я просто хочу знать, было это на самом деле или это лишь коварная игра моего подсознания.
Он снова молчит, а Тэджи хочется встряхнуть его за воротник рубашки, приводя в чувства.
— Тебя так волнует поцеловались мы тогда или нет? — его голос больше не похож на спокойный или равнодушный. Он зол, но Джи не уверена, что на неё. — Да, поцеловались. Довольна? — выплёвывает каждое слово, будто это что-то отвратительное.
…как будто это не начало их любви, а её конец.
— Почему ты мне врал? — сейчас только это волнует.
— Потому что ты не хотела об этом вспоминать! — он продолжает злиться, а Джи не понимает, почему.
— Это я тебе сказала?
— Да.
— А что ещё я сказала? — гортань закупоривает горечь слюны, что пропитана остатками женьшеневой нежности. Теперь лишь невыносимое разочарование разъедает всё внутри, что хочется промыть рот ополаскивателем.
— Зачем тебе это? Ты была не в себе, так что не вижу смысла это обсуждать, — раздражённо шипит он, что Тэджи перестаёт его узнавать.
А может, это лишь ещё одна его сторона, которую он просто не показывал?
Они много раз ссорились — перестреливались колкими словами, будто стрелами. Но впервые с тех пор, как они стали видеться каждый день, Джи хочется, чтобы он перестал. Не потому, что ей неприятно. А потому что это разбивает ей сердце.
…теперь уже по-настоящему.
— Почему ты не хочешь мне говорить? Разве случившееся не имеет значения? — голос вот-вот задрожит, и Джи с трудом его контролирует, ведь всё внутри взрывается, точно хоровод мыльных пузырей, целующих свежескошенный газон.
— Как будто, это когда-то имело значение, — выдыхает Тэхён, обессиленно прислоняясь затылком к подголовнику и прикрывая глаза, точно собрался умирать.
Тёджи никак не может докопаться до сути, а Тэхён молчит, как будто от этого зависит его жизнь. Неужели он не понимает, что этой игрой рушит то хлипкое доверие, которое сам так старательно пытался выстроить между ними? И если он надеется, что Джи не выдержит первой и сбежит, как обычно это делала, то он ошибается.
Она решительно открывает бардачок, шурша упаковкой конфет, и берёт ещё одну, жадно раскрывая фантик и запихивая карамель в рот.
— Зато сейчас это имеет значение, — без запинки произносит она, не глядя на Тэхёна, но зная, что добьётся своего.
*Вечер в клубе*
— Только не буянь, — Хумин едва хлопает Джи по щеке и, пока она ещё не успела что-то ответить, закрывает дверцу. — Я рассчитываю на тебя, дружище, — произносит он, кладя руку Тэхёну на плечо. — И буду молиться.
— Вали уже, — шипит Тэхён, закатывая глаза.
Он успел несколько раз пожалеть, что вообще согласился. Но учитывая, что эти клоуны решили, что будет забавно отправить Джи в таком состоянии домой, то кто знает, вдруг вместо Тэхёна они доверят её ещё кому-то. Какие бы не были у них с Джи натянутые отношения, но Тэхён никогда не позволял себе такой халатности, тем более, когда дело касалось пьяных девушек.
Не то, чтобы он часто попадал в подобные ситуации, но всякое бывало. У него тоже есть сестра, и ему бы вовсе не хотелось, чтобы она оказалась в подобном положении. Так что, заталкивая свою гордость поглубже, он уже собирается обойти машину и сесть за руль, как через стекло замечает какое-то копошение.
— Ради всего святого, что ты творишь? — возмущается он, глядя, как Джи уже отстегнула ремень безопасности и теперь пытается перелезть на заднее сиденье. — От тебя только и требуется, что уснуть и проспать всю дорогу, — он заглядывает в салон, не без труда усаживая её обратно. — Неужели, ты даже с этим справиться не можешь?
— Мне не хорошо, — мямлит она, не в силах поднять тяжёлые веки. — Я пешком пойду, а то меня укачает, — говорит еле слышно, что Тэхёну приходится прислушаться.
— Ты точно надо мной издеваешься, — цокает он, открывая бардачок и вытаскивая последнюю карамельку с женьшенем из опустевшей пачки. — Не думаю, что это сильно тебе поможет. Но лучше, чем ничего, — он нервно разворачивает конфету, буквально заталкивая её в рот Тэджи.
Только бы она ей не подавилась. Ещё не хватало попасть из-за этой дурочки в тюрьму.
Поэтому Тэхён тут же закрывает дверцу и поспешно обходит машину, плюхаясь на водительское сиденье. Вытаскивает мобильник из кармана, ища присланный Хумином адрес, и устанавливает его в держатель на передней панели. Чем быстрее они доберутся, тем скорее Кан Тэхён сможет сбросить груз со своих плеч.
…и буквально, и фигурально.
Но справа опять какое-то копошение, и Тэхён с ужасом понимает, что Джи опять пытается сбежать, отстегнув ремень безопасности.
— Пристегнись обратно, — требует он, глядя, как она теперь дёргает ручку заблокированной дверцы.
— Я не могу здесь сидеть, — стонет Тэджи и теребит блокиратор на двери, тщетно пытаясь его отковырять. — Мне нужно выйти.
— Я отвезу тебя домой, просто сядь ровно, — на удивление спокойно произносит он, всё ещё наблюдая лишь со стороны.
— Почему даже твоя машина меня ненавидит? — хнычет она, ударяя кулаком по неподдающейся двери. И этот жест полон такого отчаяния и обиды, что Тэхёну даже становится её жаль. — Что я такого сделала? Чем заслужила твою ненависть?
Её слова звучат так отчаянно, искренне и пьяно, что даже не закрадывается сомнений — она не знает. Она до сих пор ничего не знает, и Тэхён не уверен, что стоит ей рассказывать. Тем более, не сейчас, когда она еле языком шевелит, а в её и так местами бестолковой голове, наверное, полный бардак.
— Угомонись, — в своей манере отвечает он. — Никто тебя не ненавидит. Но если испортишь мне машину, то я высажу тебя посреди трассы.
Он тянется к её ремню безопасности, чтобы пристегнуть обратно, но руку перехватывают холодные пальцы, впиваясь в предплечье с такой силой, будто желая вырвать кусок плоти.
— Повтори, — требует Джи, всё же открывая глаза и не без труда глядя на Тэхёна.
Она такая пьяная — стеклянные зрачки блестят, то ли от слёз, то ли от усталости. Запах женьшеневой карамели хорошо перебивает алкогольное амбре, и начинает казаться, будто Тэджи действительно стоит принять настоящее лекарство. Конечно, если есть такое, которое способно излечить разбитое когда-то сердце.
— Я тебя не ненавижу, — серьёзно отвечает он, не прерывая зрительного контакта. — И никогда не ненавидел.
Это то, что ему стоило давно ей сказать. Но из-за своей гордости он так и не решился. А теперь сидит с ней в одной машине, а неприлично маленькое расстояние между их лицами накаляется, точно проволока в лампочке, которая вот-вот перегорит. Появляется странное ощущение, которое Тэхён не может сразу идентифицировать, но как только Джи подаётся вперёд, неуклюже целуя его в губы, всё встаёт на свои места. И от осознания происходящего становится так неловко, что даже нет силы воли отстраниться в ту же секунду.
Кажется, Джи пытается сказать что-то ещё. Но продолжает всё так же прижиматься к губам Тэхёна, нелепо шевеля своими и бубня что-то неразборчивое. А поцеловать её в ответ будет совсем неправильно — она ведь практически без сознания.
Как Тэхён посмотрит на себя в зеркало, если воспользуется этим моментом? Он не имеет такого права — он не должен даже задумываться о том, чтобы продлить этот бредовый сон, похожий на нелепый сценарий романтической комедии, но не как на его собственную жизнь.
Он отстраняется, и хватка на его руке ослабевает в ту же секунду. Джи будто и не понимает, что вообще сейчас сделала: смотрит куда-то сквозь Тэхёна, а когда он и вовсе садится обратно на своё место, самовольно включает радио, промахиваясь с волной, и теперь попсовая песня едва пробивается через завесу шуршащего фантика радиоэфира. Тэхён осторожно убирает её руку от панели, настраивая приёмник, а Джи обессиленно откидывается на спинку кресла, снова закрывая глаза.
— Какой ужасный сон, — бубнит она, а Тэхён неосознанно слизывает со своей губы привкус женьшени. — Надеюсь, что утром я его не вспомню.