Мы знаем, что многие участки женского мозга, в том числе важный центр запоминания и обучения (гиппокамп), главный центр управления органами (гипоталамус) и главный центр эмоций (миндалевидное тело), особенно подвержены влиянию уровней эстрогена и прогестерона[89]. Благодаря этому обостряется критическое мышление и происходит тонкая настройка эмоциональной чувствительности. Эти структуры мозга стабилизируются и приобретают «взрослую» форму под конец подросткового возраста[90]. В то же самое время, как мы теперь знаем, из-за волн эстрогена и прогестерона в мозге девочки-подростка, особенно в гиппокампе, начинает еженедельно циклически меняться уровень чувствительности к стрессу, и это продлится вплоть до менопаузы[91].
Ученые Питтсбургского центра психобиологических исследований изучали здоровых детей от семи до шестнадцати лет, переживавших половое созревание; они измеряли их чувствительность к стрессу и ежедневные уровни кортизола[92]. У девочек чувствительность заметно повысилась, а вот у мальчиков снизилась. После начала пубертата женское тело и мозг реагирует на стресс иначе, чем мужское[93]. Такая противоположная реакция на стресс в женском гиппокампе обусловлена перепадами эстрогена и прогестерона в мозге[94]. Мужчины и женщины реагируют на разные типы стресса: девочки – на стресс, связанный с отношениями, а мальчики – на посягательства на их авторитет. Конфликты в отношениях сводят девочку-подростка с ума. Ей нужно чувствовать, что она всем нравится, и прочную связь с обществом, а вот мальчику-подростку нужно уважение и высокое положение в мужской иерархии.
Мозговые структуры девочки, подпитываемые эстрогеном, устроены таким образом, что на стресс они отвечают потребностью в заботе и создании защитных социальных связей[95]. Девочки ненавидят конфликты в отношениях[96]. Социальная отверженность – сильнейший триггер для ее стрессовых систем[97]. Из-за притока и оттока эстрогена во время менструального цикла чувствительность к психологическому и социальному стрессу меняется еженедельно[98]. В первые две недели цикла, когда эстроген высокий, девочка обычно более общительна и спокойнее себя чувствует с другими. А вот в последние две недели, когда уровень прогестерона высокий, а эстрогена – низкий, она скорее будет реагировать со все большим раздражением[99] и просить, чтобы ее оставили в покое. Эстроген и прогестерон каждый месяц перезагружают стрессовую реакцию мозга. Одну неделю девочка может быть крайне уверенной в себе, а на следующей неделе почти полностью потерять почву под ногами.
В детстве, во время ювенильной паузы уровень эстрогена стабильно низкий, так что стрессовая система девочки ведет себя более спокойно и постоянно. После того как в подростковом возрасте начинают расти эстроген и прогестерон, у нее повышается чувствительность и к стрессу, и к боли, это обусловлено новыми реакциями на гормон стресса кортизол в мозге[100]. Девочка легко подвергается стрессам, почти все время напряжена и начинает искать способы расслабиться.
И как же ее успокоить?
Я читала лекцию для пятнадцатилетних школьников о разнице между мужским и женским мозгом и попросила мальчиков и девочек вспомнить какие-нибудь вопросы, которые им всегда хотелось задать друг другу. Мальчики спросили: «Почему девочки вместе ходят в туалет?» Они предполагали, что ответ будет связан с чем-то сексуальным, но девочки ответили: «Это единственное уединенное место в школе, где можно поговорить!» Не стоит и говорить, что мальчики даже представить себе не могли, как говорят друг другу: «Эй, приятель, не хочешь сходить вместе в туалет?»
Эта сцена иллюстрирует важнейшее различие между мужчинами и женщинами. Как мы уже видели в первой главе, структуры для социальных и словесных связей естественным образом программируются в типичном женском мозге с большей вероятностью, чем в типичном мужском. В подростковом возрасте поток эстрогена активирует окситоцин и характерные женские мозговые структуры, особенно отвечающие за разговоры, флирт и социализацию[101]. Девочки-старшеклассницы, собираясь в туалетах, укрепляют самые свои важные отношения – с другими девочками.
Многим женщинам биологически комфортна компания друг друга; разговоры – это «клей», который их соединяет. Соответственно, не стоит удивляться, что некоторые участки мозга, отвечающие за словесное общение, у женщин крупнее, чем у мужчин, и что женщины в среднем говорят и слушают намного больше, чем мужчины. Цифры приводятся разные, но в среднем девочки произносят за день в два-три раза больше слов, чем мальчики. Мы знаем, что маленькие девочки начинают говорить раньше, и к двадцатимесячному возрасту их словарный запас вдвое, а то и втрое больше, чем у мальчиков[102]. Мальчики в конце концов догоняют девочек по словарному запасу, но не по скорости речи или умению перебивать собеседника. Девочки в среднем говорят быстрее, особенно в социальной обстановке[103]. Мужчинам не всегда нравилось такое словесное преимущество. В колониальной Америке женщин сажали в колодки и надевали на язык деревянные прищепки или пытали «позорным стулом» – опускали их под воду и держали, пока те не начинали тонуть (мужчин таким наказаниям не подвергали в принципе) – за преступление, которое называлось «излишняя разговорчивость». Даже у наших родичей-приматов очень заметна разница в голосовом общении между самцами и самками. Самки макак-резусов, например, осваивают голосовое общение намного раньше самцов и используют все семнадцать голосовых тонов своего вида каждый день, чтобы общаться друг с дружкой. Самцы-макаки, напротив, выучивают только от трех до шести тонов, а во взрослом возрасте могут буквально неделями или месяцами вообще не издавать ни звука[104]. Ничего не напоминает?
А зачем девочки уходят в туалет, чтобы поболтать? Зачем они столько времени говорят по телефону, закрыв дверь? Они обмениваются секретами и слухами, чтобы укрепить близкие связи с ровесницами. Они формируют сплоченные клики с тайными правилами. Разговоры, сплетни и обмен секретами в этих новых группах, собственно говоря, нередко становятся любимым занятием девочек – инструментами, которые помогают им ориентироваться на ухабистой дороге жизни[105].
Я видела это по лицу Шейны. Ее мама жаловалась, что пятнадцатилетнюю дочь невозможно заставить сосредоточиться ни на уроках, ни даже на разговоре о школе. А уж об ужинах за одним столом можно просто забыть. Если не знать, что Шейна, сидевшая в моей приемной, просто ожидала очередной эсэмэски от своей подруги Паркер, можно было бы предположить, что она под кайфом. Оценки у Шейны были не слишком хорошими, да и с поведением в школе начались проблемы, так что ей запретили ходить в гости к подруге. Кроме того, ее мама Лорен запретила ей пользоваться мобильным телефоном и компьютером, но реакция Шейны, которую отрезали от любых контактов с подругами, оказалась настолько буйной – она кричала, хлопала дверьми и даже начала громить свою комнату, – что Лорен все же сменила гнев на милость и разрешила ей двадцать минут в день пользоваться мобильником. Но поскольку поговорить в приватной обстановке было невозможно, Шейна перешла на текстовые сообщения.
Разговоры, секреты, сплетни – это не прихоть девочки-подростка, а жизненная необходимость, которая в будущем поможет ей увереннее чувствовать себя.
У такого поведения есть биологические основы. Общение активирует центры удовольствия в мозге девочки. Обмен секретами, как-то связанными с романтикой и сексом, активирует их еще сильнее. И мы тут говорим не о маленьком удовольствии: это сильнейший приток дофамина и окситоцина, самое большое и «жирное» неврологическое вознаграждение, которое можно получить, не испытав оргазм. Дофамин – это нейрохимическое вещество, которое стимулирует центры мотивации и удовольствия в мозге. Эстроген, появляющийся в подростковом возрасте, повышает выработку дофамина и окситоцина у девочек[106]. Окситоцин – это нейрогормон, который вызывает стремление к близости, а близость, в свою очередь, стимулирует его выработку[107]. Когда уровень эстрогена растет, это заставляет мозг девочки-подростка вырабатывать еще больше окситоцина и получать еще большее подкрепление от социальных связей[108]. В середине цикла, на пике выработки эстрогена, уровень дофамина и окситоцина у девочки тоже, скорее всего, максимальный. Она не только становится особенно разговорчивой, но и испытывает более сильную потребность в близости[109]. Близость стимулирует выработку окситоцина, который подкрепляет желание общаться, а общение, в свою очередь, приносит чувство удовольствия и благополучия.
Производство окситоцина и дофамина стимулируется выделением эстрогена из яичников в начале полового созревания и продолжается в течение всего фертильного периода жизни женщины. Это означает, что девочки-подростки получают еще больше удовольствия от близкого общения – перебирания волос, обмена сплетнями, походов по магазинам, – чем до начала пубертата. Такой же дофаминовый кайф испытывают наркоманы, принимая кокаин или героин. Именно сочетание дофамина и окситоцина является биологической основой этого стремления к близости, которая снижает стресс. Если ваша дочь-подросток постоянно болтает или переписывается по телефону, это просто типичное девчачье поведение, которое помогает ей справиться со стрессом и переменами. Но при этом вы не обязаны позволять ее импульсам управлять всей вашей семейной жизнью. Лорен понадобился не один месяц уговоров, чтобы Шейна наконец-то сумела высидеть семейный ужин, не отправив никому ни одного сообщения. Поскольку мозг девочки-подростка мощнейшим образом поощряет общение, эту привычку укротить будет довольно сложно.