В столице в ближнем кругу поэта находилась другой секретный агент графа Бенкендорфа. Это была жена актера императорских театров Е.А. Хотяинцева, которая скрывалась под псевдонимом «Еврейка». Хотя она и не была лично знакома с поэтом, но, как правило, находилась рядом с ним и его друзьями.
В кругу постоянных почитателей творчества Пушкина была и достаточно популярная в те годы писательница Е.Н. Пучкова, также состоявшая на секретной службе в III Отделении.
Как видим, негласное наблюдение было организовано преимущественно женским составом секретных агентов. Видимо, руководители политического сыска учитывали страстную натуру поэта, имевшего славу женского угодника и сердцееда. При этом просматривается некая специализация женщин-агентов. Если Собаньская на первое место ставила свои женские чары первой красавицы, то Хотяинцева больше внимания уделяла изучению мнений о Пушкине среди завсегдатаев аристократических и театральных салонов. В то же время агент Пучкова получала сведения о Пушкине и его творчестве в столичных литературных кругах. Помимо агентов-женщин, в надзоре за жизнью и творчеством великого поэта участвовало несколько агентов-мужчин. Часть из них в разное время входила в круг общения Александра Сергеевича.
Но, что весьма удивительно, даже при столь плотном агентском надзоре в ближнем круге литературного и светского общения Пушкина, доносов о его крамольных стихах или о политической неблагонадёжности от агентов, как известно, практически не поступало. Хотя о каких-то злых эпиграммах и острых словах в разговорах упоминалось. Как правило, такие выходки потомка арапа Петра Великого объяснялись его природной горячностью и избыточной эмоциональностью. Ко всем этим неловкостям в светских салонах император Николай I относился более или менее снисходительно. Он разрешил поэту при необходимости обращаться к нему через графа Бенкендорфа. Так что император сам определил контактное лицо для своего общения с поэтом. А позже царь вообще возложил на себя роль главного цензора творчества Пушкина. Вряд ли такие отношения чем-то напоминали суровые гонения поэтического гения, хотя и ограничивали его свободу творчества и возможности самореализации. Можно предположить, что император всячески пытался привлечь популярного литератора в ряды своих сторонников. И в этой связи Пушкину многое «сходило с рук». Даже такое, за что более высокородные дворяне лишались чинов и титулов, а порою и свободы.
Всё это позволяет нам взглянуть и на многолетние взаимоотношения поэта с секретной службой графа Бенкендорфа. Мы далеки от того, чтобы рассматривать на страницах книги откровенно конспирологические взгляды и оценки, в которых сам великий поэт выглядит чуть ли не секретным агентом III отделения и ловким разведчиком. И в подобной ситуации роль всех окружавших его агентов политического сыска может восприниматься как тайная операция прикрытия его подлинных действий и персональная опека в отношении возникновения потенциально опасных для него ситуаций и обстоятельств. Тогда и его ссылка в Кишинев может выглядеть как задание проникнуть в Южное тайное общество «Союза благоденствия» и вступить в масонскую ложу «Овидий».
Надо заметить, что императору Александру I было известно о существовании среди дворянства тайных групп заговорщиков. В 1821 году генерал Бенкендорф отправил императору докладную записку, «в которой предупреждал государя о готовившемся заговоре тайных обществ»[185]. Поступали царю подобные сведения и из других источников. Однако в них, по мнению монарха, было приведено недостаточно фактов, доказательств преступных замыслов и политических планов заговорщиков. По неизвестной причине донесение Бенкендорфа, как и другие записки подобного содержания, были отправлены в ящик письменного стола царя, где их позже обнаружил взошедший на престол император Николай I. К тому времени в результате следствия по делу декабристов были уже известны истоки и этапы становления, а также персональный состав тайных обществ, масонских лож и других организаций заговорщиков.
В начале 1820-х годов наиболее крупные из существовавших тайных обществ располагались на северо-западе России и на юге империи — в Малороссии и Новороссии. Одним из таких центров был Кишинёв. Именно там находилась одна из структур общества дворянских заговорщиков, многие из которых одновременно состояли в местной масонской ложе «Овидий». Вскоре после приезда ссыльный поэт по инициативе своего начальника — наместника Бессарабской области И.Н. Инзова, был принят в ложу. Кстати, в ней вместе с Пушкиным состоял и руководитель Южного общества полковник П.И. Пестель. И если не учитывать скрытый смысл участия Александра Сергеевича в ложе масонов, то поэт, будучи на государственной службе, своим присутствием в рядах Вольных каменщиков провоцировал неодобрительное отношение императора к военным и гражданским чинам, состоявшим в масонских ложах.
При этом у Пушкина сложились дружеские отношения с участниками тайного общества генералом М.Ф. Орловым и штаб-офицером 32-го Егерского полка поэтом В.Ф. Раевским. Известно, что в Кишинев А.С. Пушкин прибыл 21 сентября 1820 года. В мае следующего года он был принят в члены ложи, а в декабре того же года ложа «Овидий» была запрещена. И здесь возникает ещё одна загадка. Когда в Бессарабию из Петербурга нагрянула проверка по факту существования масонской ложи «Овидий», согласно одной из версий, всё имущество и документы масонов были переданы на хранение Александру Сергеевичу, который позже вывез их якобы в своё поместье в селе Михайловское. Дальнейшая судьба масонского наследия неизвестна[186]. Здесь опять скрывается какая-та тайна. Дело в том, что 13 августа 1822 года император Александр I утвердил письменный запрет на вступление мидовских чинов в масонские ложи, который больше известен как антимасонская клятва. Её подписывали все чиновники внешнеполитического ведомства. Подписи Пушкина под этим документом нет[187]. Хотя он вплоть до своей отставки в 1824 году числился среди чинов этого ведомства. В 1826 году был ещё раз объявлен запрет императора Николая I всем военным и гражданским чинам вступать в масонские ложи, а сами ложи во всей Российской империи подлежали закрытию.
А потом в Кишиневе произошло ещё одно знаковое событие. Пушкин 5 февраля 1822 года предупредил друга-поэта майора 32-го Егерского полка В.Ф. Раевского о его скором аресте. Александр Сергеевич признался, что невольно подслушал разговор своего начальника И.Н. Инзова с командиром корпуса генералом от инфантерии И.В. Сабанеевым. Генерал настаивал на аресте. На другой день офицер-заговорщик был арестован как участник тайного общества[188]. После нескольких лет пребывания в тюремных казематах он был лишен дворянского состояния, военного чина и орденов, а затем сослан навечно на поселение в Иркутскую губернию. Раевский вошёл в отечественную историю как первый арестант среди будущих декабристов.
Жизнь молодого Пушкина в Кишинёве была бурной и изобиловала новыми знакомствами и разными приключениями. Не бросал он своего интереса к карточной игре, хотя и был ограничен в денежных средствах. Поэт интересовался местными обычаями и легендами, узнавал особенности быта местного населения. Мог на несколько дней уехать в степь к цыганам, чтобы позже изложить свои впечатления в поэтической форме.
Журналистка Д. Краснова, со ссылкой на неназванного кишинёвского знакомца поэта, приводит его неожиданные наблюдения: «…Пушкин часто гулял… Но всякий раз он переодевался в разные костюмы. Вот уж смотришь — Пушкин серб или молдаван… В другой раз смотришь — уже Пушкин турок, уже Пушкин жид, так и разговаривает, как жид…»[189] Если эти факты о переодеваниях достоверны, то возникает вопрос о том, с какой целью всё это проделывал опальный поэт, состоявший вне штата на службе в канцелярии наместника Бессарабской области? Кстати, о его увлечении переодеваниями упоминалось и в донесении агента III отделения Бошняка, специально командированного к месту ссылки поэта в Михайловском для сбора информации на месте. Агент сообщал, что во время ярмарки Пушкин расхаживал в соломенной шляпе и обывательской одежде. Этот факт был подтверждён и другими очевидцами, которые также не скрыли своего недоумения от увиденного.
В биографии А.С. Пушкина остаётся много нестыковок в указаниях его чинов в разные периоды его службы. В начале июня 1817 года состоялся 1-й выпуск лицеистов. О важности этого события свидетельствует тот факт, что на нём присутствовал император Александр I. Из 35 выпускников 18 выбрали военную службу, а 17 лицеистов, включая Пушкина, решили пойти на гражданскую службу. Поскольку будущий поэтический гений России не отличался усердием в постижении точных наук, то по выпуску он оказался в числе окончивших лицей по 2-му разряду. Он был 14-м в списке тех, кто выбрал службу по гражданскому ведомству. Пушкин в числе 8 лицеистов был пожалован в коллежские секретари. Это был чин 10-го класса по Табели о рангах. При этом те 9 выпускников, что относились к учёбе более прилежно, стали титулярными советниками (чин 9-го класса)[190]. Спустя несколько дней молодой чиновник был высочайшим указом определён с окладом 700 рублей на службу переводчиком в Коллегию иностранных дел, где 15 июня принял присягу. А перед началом службы ознакомился и поставил свою подпись под документами об ответственности за разглашение государственных и служебных тайн. Это наложило свой отпечаток и, как вспоминал его младший брат Лев Сергеевич, поэт избегал разговоров о службе. Некоторые исследователи отмечают, что такая неразговорчивость могла объясняться секретным характером самой службы А.С. Пушкина. Но, возможно, в таких случаях всё обстояло гораздо проще. Поскольку поэт упоминал в своей п