Зинаида Фёдоровна проявляла активность и в подготовке других покушений, о которых заранее сообщала руководству охранки. Так, в результате её донесения в конце февраля 1907 года с револьвером в руке в Москве в фойе Большого театра была схвачена неоднократно судимая эсеровская террористка Фрума Фрумкина. Она намеревалась убить московского градоначальника генерала А.А. Рейнбота, который к моменту её ареста еще не прибыл в театр. Примечательно, что оружие для покушения ей передала лично агент охранки Зинаида Жученко. О её роли в организации покушения шла речь на допросе А.А. Рейнбота в июле 1917 года[259]. Выяснилось, что Зинаида Фёдоровна, отправляя Фрумкину на смертоубийство в театр, сама пришила ей на пальто карман для револьвера. Это было второе по счёту покушение на градоначальника, потому что первое не удалось. О готовящемся теракте генералу сообщил начальник Московского охранного отделения Е.К. Климович и предупредил, чтобы тот не ехал в театр ко времени. Отвечая на вопросы о роли секретного сотрудника охранки Жученко в предотвращении покушений, А.А. Рейнбот отметил, что лично ему она дважды спасла жизнь от действий террористки Фрумы Фрумкиной.
В июле 1907 года по приговору суда Ф.М. Фрумкина была повешена во дворе Бутырской тюрьмы.
Особый размах терроризм приобрел в период революции 1905–1907 годов. Кроме боевой организации, теперь в стране действовали так называемые летучие боевые отряды, подчиняющиеся областным партийным комитетам, местные боевые дружины. Началась настоящая террористическая война. Всего в период 1901–1911 годов эсеровскими боевиками было совершено 263 террористических акта. Их объектами стали 2 министра; 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора; 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров, их помощников, начальников сыскных отделений; 7 генералов и адмиралов, 15 полковников; 8 присяжных поверенных; 26 агентов полиции и провокаторов[260].
Зинаиду Фёдоровну хорошо знало и высоко ценило руководство Департамента полиции. В узких кругах посвящённых в высшие секреты империи её называли Зиночкой. Знал о ней и сам император Николай II, которому регулярно докладывали об успехах лучшей секретной сотрудницы охранки в борьбе с революционным подпольем. Многие из тех, кто хорошо знал её по тайной работе, уважали З.Ф. Жученко за добровольный выбор нелёгкой жизни секретного сотрудника службы охраны Российской империи. При этом, в отличие от многих других тайных сотрудников политической полиции, она не была перевербована охранкой из числа революционеров, попавших в поле зрения службы политического сыска. Агент «Михеев» не скрывала, что служила за монархическую идею, а не за деньги или другие материальные блага. Хотя материальное благополучие и житейский комфорт Зинаида Фёдоровна всегда ценила. Но на первом месте у неё всегда стояло дело тайной службы на благо безопасности Российской империи. Во всяком случае, она так обычно говорила.
За всё время службы с 1893 по 1909 год в охранке у неё не было ни одного провала, хотя несколько раз на неё падали косвенные подозрения революционеров. Однако ей всегда удавалось доказать свою непричастность к арестам подпольщиков и неудачам эсеров-боевиков. Роковым для неё стал 1909 год. После скандального разоблачения провокатора Азефа она почувствовала опасность для себя. Не зря же её иногда называли «Азефом в юбке». В начале того рокового года она спешно покинула Москву и вернулась в Берлин. А затем перебралась с сыном в маленькую квартиру в Шарлоттенбурге. Но принятые меры не спасли её от разоблачения.
Считается, что она стала жертвой громких разоблачений провокаторов охранки после публикаций В.Л. Бурцева, которыми он считал всех секретных сотрудников Департамента полиции. Эти публичные разоблачения подрывной деятельности З.Ф. Жученко среди политэмигрантов подтвердил бывший чиновник Департамента полиции Л.П. Меньщиков. При этом при поиске женщины-провокатора эсеры-политэмигранты вначале заподозрили члена боевой организации Лапину, проживавшую в Париже под псевдонимом «Бела». Не сумев доказать свою невиновность, она застрелилась в мае 1909 года. Осмыслив свою ошибку, эсеры продолжили поиски предательницы в своих рядах. На этот раз подозрения при содействии Меньщикова пали на Зинаиду Фёдоровну. Однако, учитывая её широкую известность среди политэмигрантов, решили действовать более осмотрительно. С этой целью ЦК партии социал-революционеров (эсеров) поручил В.Л. Бурцеву «до предъявления Жученко формального обвинения сделать попытку получить от неё подробные показания»[261]. Такая встреча состоялась в Берлине. При беседе она призналась в своей службе в охранке, правда, пожалела, что на благо империи потрудилась всего 3 года вместо 15 лет, о которых ей сказал Бурцев. Подтвердила, что поступила в секретные сотрудники по убеждению, желая защищать монархию в России.
Бурцев позже подтвердил, что при столь остром разговоре держала она себя спокойно, на вопросы, как ему показалось, отвечала открыто. Правда, сразу же предупредила своего собеседника, что не откроет ничего, что повредило бы другим служащим в Департаменте полиции. Состоялся долгий разговор. Разоблачитель провокаторов при прощании, с её слов, сказал, что жмёт ей руку, как честному человеку и пожелал всего хорошего.
После ухода Бурцева «Зиночка» сразу же написала подробное письменное донесение о состоявшейся встрече начальнику Московского охранного отделения полковнику фон Коттену, поскольку формально оставалась его подчинённой. При этом она особо отметила: «я отвечала только на пустяковые вопросы. Надеюсь, что… ничего не выболтала»[262]. Иными словами, она признала, что многое скрыла от опытного посланца эсеров и известного разоблачителя. При этом она сама получила от Бурцева чрезвычайно важную информацию об источнике сведений о её службе в охранке. «Бурцев, прежде всего, заявил мне, — писала Ж.<ученко>, что получил сведения о ее службе в полиции, у охранников; среди с.<оциал>-р.<еволюционеров>, — заявил он, — подозрений никаких не было…»[263]. Так стало понятно, что провал столь опытной секретной сотрудницы произошёл не по её вине, а в результате предательства сотрудников охранки. Спустя время было установлено, что информатором Бурцева был отставной чиновник Департамента полиции Л.П. Меньщиков.
Однако, на наш взгляд, угроза неотвратимого провала и громкого разоблачения агента «Михеева» возникла значительно раньше, чем приехавший в мае 1909 года в Париж предатель из охранной службы. Это произошло под воздействием двух факторов — объективного и субъективного. Оба фактора сформировались и действовали внутри Департамента полиции.
До 1908 года, по свидетельству жандармского генерала А.П. Мартынова, в распоряжении руководителей политического сыска в Петербурге были списки агентуры с указанием лишь псевдонимов агентов. Все остальные сведения о секретных сотрудниках и осведомителях оставались у начальников охранных отделений на местах.
Однако по инициативе Департамента полиции было установлено правило отчётности, требовавшее от начальников разыскных отделений немедленно представлять особо секретный доклад о каждом агенте с указанием в зашифрованном виде его подлинной фамилии, имени и отчества. Спустя время в сейфе заведующего Особым отделом Департамента полиции хранились все списки секретных сотрудников Российской империи.
Существовал и субъективный фактор, создававший угрозу разоблачений секретных сотрудников и осведомителей по вине должностных лиц охранных отделений. Как мы помним, в своём рассказе о службе З.Ф. Жученко упоминала начальника Московского охранного отделения Е.К. Климовича. Он состоял в этой должности менее года — с января 1906 по апрель 1907 года. Именно с ним вступил в конфликт из-за откомандирования агента «Михеева» в Москву руководитель Заграничной агентуры Гартинг. Участие в работе московской охранки роковым образом сказалось на её судьбе. И причина была вовсе не в ней самой.
Жандармский подполковник Мартынов в то время возглавлял Саратовское разыскное отделение и был лично знаком с Климовичем. Он характеризовал его как карьериста, стремившегося, не считаясь ни с чем, проявить себя с лучшей стороны в глазах начальства. «Е.К. Климович, — писал позже дослужившийся до генерала Мартынов в своей книге «Моя служба в Отдельном корпусе жандармов», — выбрал путь быстрых, шумных успехов, выгодных с показной стороны; он ликвидировал подпольные организации, не считаясь с возможными вредными последствиями для секретной агентуры; он, так сказать, выжимал из секретного сотрудника всё, до последней капли, пользовался его сведениями с выгодой для себя, «проваливал» агентуру, отбрасывая её за негодностью, и принимал другую. Так «провалилась» крупная сотрудница, известная Зинаида Жученко»[264]. Как видим, события 1909 года, связанные с её публичным разоблачением в Берлине и Париже, начались еще в 1907 году в охваченной вооружённым восстанием в Москве в годы Первой русской революции.
После разоблачения Азефа партия эсеров еще долго не могла оправиться от унижения и позора, некоторые члены партии (в том числе В.Н. Фигнер) вышли из её рядов. В эмигрантской среде не рассеивалась атмосфера подозрений и разоблачений. Бурцев разоблачил ещё одного провокатора среди эсеров (на этот раз — женщину), и Алексей Максимович [Горький] очень боялся за Екатерину Павловну [Пешкова]. «Вероятно, на тебя произвело отвратительное впечатление дело <З.Ф.> Жученко? Недурная баба! Я — не обижайся — в виду таких событий очень советовал бы тебе — удались временно от дел!