Однако В.Л. Бурцев настаивал на достаточности фактов, разоблачавших провокатора Серебрякову. В номере 2 журнала «Общее дело» от 15 ноября 1909 года он сообщил, что агент охранного отделения в течение 24 лет находилась среди революционеров и подпольщиков в России. Пользуясь их полным доверием, она информировала жандармов об их планах и начинаниях. В статье Бурцев сообщил, что готовится к печати материал по этому вопросу, написанный бывшим сотрудником охранки, который сотрудничал с ней в работе по политическому сыску. При этом во многих перепечатках этих публикаций и комментариях к ним её продолжали упорно называть членом РСДРП. Дело принимало серьёзный оборот. Социал-демократы знали, что она не состоит в их партии. Более того, было известно, что она вообще не является членом какой-либо политической партии и правильнее было бы её считать сочувствующей каким-то политическим течениям и взглядам. В этой связи Заграничное бюро ЦК РСДРП опубликовало письмо в журнале «Общее дело». В нём сообщалось, что она не является членом партии, не выполняла никаких ответственных функций, а занималась лишь снабжением адресами и квартирами. Одновременно отмечалось, что в партии следствие по этому делу еще не производится[295].
Кстати, Серебрякова также обратилась в Заграничное бюро ЦК РСДРП с требованием создать партийный суд для разбирательства по её делу.
О серьёзности выдвинутых против Серебряковой (Рещиковой) обвинений в сотрудничестве с охранкой свидетельствовал тот факт, что в числе провокаторов охранки её упомянули сразу трое самых известных разоблачителей — публицист В.Л. Бурцев, а также двое бывших штатных сотрудников охранки Л.П. Меньщиков и М.Е. Бакай. Однако публичные обвинения против А.Е. Серебряковой (Рещиковой) не были подкреплены документами и неоспоримыми фактами. Даже новые разоблачения её причастности к провалам и арестам, сделанные бывшим чиновником департамента полиции Л.П. Меньщиковым, не укрепили веры в предательство Серебряковой. Более того, начавшийся летом 1910 года межпартийный суд не решил окончательно вопрос о том, была ли она провокатором или нет. Причиной тому стало отсутствие уличающих её документов и достоверных фактов предательства, а также сомнения знакомых с ней революционеров-подпольщиков.
Воспользовавшись отсутствием документальных доказательств, супруги Серебряковы объявили все обвинения клеветой и пригрозили разоблачителям судебной карой. Главную роль защитника чести семьи взял на себя муж — один из руководителей страхования и статистики в Московском губернском земстве П.А. Серебряков. Он в первых числах ноября 1909 года опубликовал в нескольких русских газетах опровержения от имени жены и от своего имени. Он сообщал, что супруга его почти ослепла и в этой связи не может самостоятельно защищать своё доброе имя ни в суде, ни в печати. При этом, опровергая обвинение В.Л. Бурцева и называя его публикацию ложью, супруг настаивал на создании третейского суда для её оправдания. Одновременно он указал, что от своего имени начинает уголовное преследование против авторов и редакторов клеветнических публикаций. Правда, потом он согласился на досудебное примирение сторон на условии публикации опровержения в газете «Русское слово» и выплаты компенсации в размере 1000 рублей[296].
В правильности сделанных Серебряковым заявлений убеждала позиция представителей партий марксистского толка. Они не верили в предательство Анны Егоровны и открыто сообщали об этом. Несколько партийных организаций и социал-демократических кружков обратились за разъяснениями в парижское Загранбюро РСДРП. К острой полемике по вопросам провокаторства внутри революционного движения присоединился Л.Д. Троцкий. В своих публикациях в мае 1912 года он подверг критическому анализу две брошюры — «Не могу молчать!» Я. Акимова и «О разоблачителях и разоблачительстве» М. Бакая. Обе брошюры вышли с предисловием Л. Меньщикова. Троцкий высказал мнение о том, что вряд ли можно верить в искренность намерений Л. Менщикова и М. Бакая, долгие годы служивших в охранке за чины и награды. Свой путь разоблачителей они начали с предательства прежних хозяев после того, как сочли себя несправедливо обойдёнными по службе. Так можно ли им верить, вопрошал Троцкий[297].
В результате стечения обстоятельств партийные разбирательства по обвинению Серебряковой в провокаторстве не привели к какому-то результату. Спустя время другие события вышли на первый план, и о «Мамаше» надолго забыли.
Второй раз престарелая А.Е. Серебрякова предстала по схожим обвинениям уже перед советским судом в апреле 1926 года.
Как уже отмечалось, о семье и личной жизни А.С. Рещиковой (в замужестве — А.Е. Серебряковой) достоверных сведений мало. Практически всё, что известно о периоде её детства и девичества, является рассказами или письменными утверждениями самой Анны Егоровны.
Казалось бы, какая-то ясность в её биографии стала проявляться после поступления в 1873 году на Московские высшие женские курсы. Правда, и здесь много из того, что сегодня известно о жизни и судьбе А.Е. Серебряковой, основывается на воспоминаниях её близкой подруги Е.П. Дурново (Эфрон). При этом та, опять же, ссылается на рассказы самой Анны Рещиковой.
Потом была её многолетняя служба в московской охранке, стараниями которой страницы биографии секретного агента «Субботиной» были искажены до неузнаваемости. Жандармы были мастерами не только провокаций и политического сыска, но надёжного сокрытия от посторонних глаз сведений, не подлежащих огласке. Благодаря этому впоследствии, когда в 1910 году Л. Меньщиков и его единомышленники выдвинули против неё обвинение в сотрудничестве с охранкой, никаких подтверждавших факт её провокаторства документов представлено не было. Доказать, что А.Е. Серебрякова и есть тот самый секретный сотрудник Московского охранного отделения, носивший псевдонимы «Субботина», «Туз» и «Мамаша», не удалось.
Но радоваться этому 52-летней женщине с прогрессировавшей потерей зрения было нечего. Её личная и семейная жизнь тоже не сложилась. Начиная с фиктивного брака с П.А. Серебряковым. На этот шаг она решилась по совету подпольщиков, чтобы скрыться от разыскивавшей её полиции. Других вариантов устроить свою жизнь, похоже, у неё не было. К тому же на руках у неё был незаконнорожденный малолетний сын Иван. Кстати, в своё время именно Е.П. Медников помог ей получить в полиции справку о том, что Анна Степановна Рещикова и Анна Егоровна Серебрякова являются одним и тем же лицом. Это позволило Анне усыновить своего первенца, появившегося на свет до её официального брака.
Через какое-то время возникла иллюзия, что постепенно жизнь начинает налаживаться. У неё появились ещё один сын, названный Борисом, и дочь, имя которой на данный момент остаётся неизвестным. К сожалению, даты рождения детей тоже неизвестны. В доме был материальный достаток. Дети получили высшее образование. Казалось бы, что ещё нужно для тихого семейного счастья? Но тут внезапно она оказалась в центре кампании, развёрнутой в прессе публицистом В.Л. Бурцевым и его единомышленниками по разоблачению секретных агентов охранки. На календаре была осень 1909 года.
Вначале семья дружно встала на защиту доброго имени Анны Егоровны. Однако после серии разоблачительных публикаций бывшего чиновника Департамента полиции Л.П. Меньщикова, видимо, что-то заставило их изменить своё отношение к А.Е. Серебряковой. Муж без видимых причин бросил службу в земстве и подал на развод. Дети отказались от матери. Анна Егоровна была лишена последних средств к существованию. В результате она оказалась брошенной на произвол судьбы всеми близкими ей людьми.
Однако её страдания на этом не закончились. В 1910 году умерла от душевной болезни её дочь, в чём Анна Егоровна винила себя до конца своих дней. Она считала, что к этому трагическому исходу привели неприятности, связанные с её разоблачением в качестве агента охранки. Но эта старая и больная женщина продолжала демонстрировать твердый характер и несгибаемую волю. Даже тогда, когда она предстала перед Московским губернским судом и против неё выдвигались серьёзные обвинения в провокациях и предательстве революционеров-подпольщиков, слепая старушка держалась, по свидетельству очевидцев, до последнего и признала лишь сам факт своей службы в московской охранке. Ход судебного процесса над А.Е. Серебряковой ежедневно освещался на 4-й странице газеты «Известия» в номерах с 87 (16 апреля) по 96 (27 апреля) 1926 года.
Бывший секретный сотрудник Московского охранного отделения А.Е. Серебрякова (в девичестве А.С. Рещикова) была арестована осенью 1924 года. Почти 1,5 года продолжалось следствие, которое проводил следователь Алексеев. Кстати, в ранее названной книге Е.Ф. Жупиковой ошибочно указывается, что следствие проводил Л.Р. Шейнин. Лев Романович в своей известной книге «Записки следователя» сам указал: «К расследованию дел… Серебряковой я непосредственного отношения не имел, но в тот период… я был начинающим следователем, не раз присутствовал при… допросах и, наконец, был на судебных процессах…»[298] На основе личных впечатлений он опубликовал очерк «Дама Туз», рассказывавший о разоблачении провокаторской деятельности секретного сотрудника московской охранки А.Е. Серебряковой (Рещиковой).
Следствие по этому делу, как уже упоминалось, вёл старший следователь Московского губернского суда И.В. Алексеев. Позже он написал небольшую книгу под названием «Провокатор Анна Серебрякова», которая вышла из печати в 1932 году. Определённый интерес представляют репортажи из зала суда корреспондента газеты «Известия» Л. Николаева, которые регулярно появлялись на страницах издания в период с 16 по 28 апреля 1926 года.