Во избежание расширения зоны конфликта в ноябре — декабре 1910 года было решено временно перевести Загорскую в Россию. О серьёзности сложившейся ситуации свидетельствует тот факт, что решение по данному переводу принимал вице-директор Департамента полиции и одновременно начальник Особого отдела С.Е. Виссарионов, который к тому же заведовал кадрами всех охранных отделений и самого Департамента полиции. Надо отметить, что директор Департамента полиции С.П. Белецкий хорошо знал своего заместителя и во всём полностью ему доверял. Так что решения Виссарионова были обычно окончательными.
Вопрос перевода ценного агента зарубежного сыска в Петербург был детально продуман, чтобы не вызвать у Загорской каких-либо подозрений. Для всех она продолжала считаться опытным и результативным секретным сотрудником Парижского бюро и была известна под новыми псевдонимами. Кроме агентурного имени «Шальная», ей были присвоены новые псевдонимы — «Главная агентура» и «Шарни». Считается, что оперативный псевдоним «Шарни» был выбран Красильниковым при участии самой Загорской по аналогии с известным историко-приключенческим романом А. Дюма «Графиня де Шарни». Возможно, сыскное начальство выбором столь аристократичного по звучанию псевдонима хотело смягчить конфликтную ситуацию среди Заграничной агентуры. Несмотря на все сложности во взаимоотношениях со строптивым секретным сотрудником, её продолжали содержать в составе Заграничной агентуры, поскольку, как считал А.А. Красильников, она при случае благодаря лишь своим связям и положению среди политэмигрантов «могла вознаградить все расходы».
Надо отметить, что до конфликта семейная агентура Загорских работала весьма результативно. В донесениях самой М.А. Загорской достаточно подробно освещалась деятельность эсеров в Российской империи и за рубежом. Многие доклады в Департамент полиции из Парижа в значительной части содержали информацию, наблюдения и выводы, взятые из оперативных донесений Загорской. При этом особый интерес высших чинов российской охранки был сосредоточен на сообщениях о террористической активности эмигрантов и ближайших планах эсеров-боевиков.
Ситуация нормализовалась лишь после смерти А.В. Эргардта в 1915 году. Причина и обстоятельства его смерти до конца неизвестны. Однако последующие события лишь подтвердили опасения Загорской относительно перехода в подчинение к жандармскому подполковнику.
Дело в том, что после его смерти выяснилось одно весьма неприятное обстоятельство для российской секретной службы за рубежом. Оказалось, что сам Эргардт грубо нарушал правила конспирации. Например, часто проводил встречи с секретными сотрудниками у себя на квартире и вёл с ними разговоры по вопросам, составлявших государственную и служебную тайну. Иногда при этом присутствовала и его жена. Позже стало известно, что он посвящал свою жену во многие служебные вопросы и даже обсуждал с ней свои секретные дела.
После его смерти жена пыталась шантажировать руководство Заграничной агентуры своей осведомлённостью и возможностью разоблачения многих секретных сотрудников политического сыска за рубежом. За своё молчание она требовала значительную сумму денег.
Это обстоятельство вызвало серьёзную обеспокоенность в Департаменте полиции. В то время все были заняты выявлением канала утечки сведений о секретных сотрудниках. Кто-то периодически передавал такую информацию известному разоблачителю агентов В.Л. Бурцеву. Под подозрение попали 6 человек, но предатель так и не был найден. При этом дополнительно принимались особые меры, чтобы максимально снизить риски дальнейших разоблачений секретной агентуры. Ещё были свежи в памяти скандальные разоблачения в публикациях Бурцева, Меньщикова и Бакая.
А тут еще новой головной болью для руководства Заграничной агентуры и Департамента полиции стали требования вдовы подполковника Эргардта «большого пособия и усиленной пенсии и грозившей в случае отказа раскрытием секретных сотрудников Заграничной агентуры»[323]. Проведённой внутренней проверкой был установлен факт личного знакомства вдовы с некоторыми сотрудниками, бывавшими у Эргардта на дому. Некоторые деликатные поручения выполняла и дочь подполковника.
Попытка выявить степень осведомлённости вдовы о сотрудниках, известных ей по псевдонимам или же они были знакомы лично, результата не дала. В качестве одной из версий было предложено считать, что вдова преувеличивает свою осведомлённость, пытаясь добиться желаемого для неё материального вознаграждения. Такого поворота событий мадам Эргардт, конечно же, не предполагала.
Но эта ситуация подтвердила правильность и предусмотрительность секретного сотрудника «Шарни», настойчиво отказывавшейся от перехода в подчинение к подполковнику Эргардту, что позволило сохранить её имя в тайне. По имеющимся сведениям, она продолжала служить секретным агентом вплоть до расформирования Департамента полиции и Заграничной агентуры в марте 1917 года. В то время в подчинении А.А. Красильникова находились 32 секретных агента, больше половины из которых работали во Франции. Остальные находились на территории четырёх стран — США, Голландии, Швейцарии и Швеции. «Получив известие об отречении Николая II, — как писал В.К. Агафонов, — Красильников в присутствии российского посла в Париже А.П. Извольского распустил подчинённую ему Заграничную агентуру, закрыл и опечатал её секретный архив»[324].
Дальнейшая судьба М.А. Загорской достоверно неизвестна. Летом 1917 года, как отмечал В.К. Агафонов в своей книге «Заграничная охранка», семейная пара агентов Загорских отдыхала где-то на Ривьере. Во время одного из допросов Красильникова в Чрезвычайной следственной комиссии ему был задан вопрос о том, можно ли раскрыть всю информацию о «Шарни» на основании бумаг, поступивших в распоряжение комиссии, на что бывший начальник агента Загорской ответил, что он в этом не уверен[325]. По некоторым сведениям, после ликвидации Заграничной агентуры Мария Алексеевна осталась жить во Франции, поселившись на юге страны.
Агент охранки среди боевиков
В марте 1909 года в Париже была разоблачена и взята под арест эсерами-боевиками секретный сотрудник Петербургского охранного отделения, известная в эсеровских эмигрантских кругах как Мария Цихоцкая. Настоящее имя агента охранки было Татьяна Марковна (или Максимовна?) Цейтлин[326] (другое написание фамилии — Цетлин). Происходила она из мещан. О её семье, месте рождения и образовании ничего не известно.
На службу в столичное охранное отделение, как указал в своём донесении заведующий Особым отделом Департамента полиции Климович, она поступила в 1907 году. Начинала свою секретную работу в военной организации партии социал-революционеров. После того как в начале 1908 года военная организация была ликвидирована, было решено внедрить её в заграничные боевые центры эсеров. С этой целью в апреле того же года она выехала в Женеву. Здесь она познакомилась с русским эмигрантом Лазаревым, связанным с боевиками.
Вопросами боевой организации партии социал-революционеров в эмиграции ведал известный эсер-боевик Б.В. Савинков. Он ввёл повышенные требования к отбору кандидатов для боевой работы, установил жёсткую военную дисциплину и возложил на себя, по согласованию с руководством партии, исключительные полномочия и право принятия единолично любого решения в мирной и боевой обстановке. Сформировать новую боевую организацию, соответствовавшую его требованиям, удалось не сразу. В начале 1909 года при отборе в боевые группы он забраковал 16 кандидатов из 28 пожелавших бороться за революционные идеи с оружием в руках. Спустя год Савинков объяснял причины столь жёсткого отбора боевиков тем, что из 16 забракованных им кандидатов троих он подозревал как провокаторов, а всех остальных «отказников» посчитал непригодными к боевой работе.
Тем не менее к лету 1909 года ему удалось сформировать ядро боевой организации партии эсеров. В число боевиков, кроме самого Савинкова и его второй жены Е.И. Зильберг, вошли еще 11 человек. Практически все члены боевых групп находились в полицейском розыске. В это же время о своём желании участвовать в терактах заявили ещё двое эсеров — Т.М. Цейтлин и М.И. Деев, более известный как Синьковский. Эсеры решили использовать Татьяну Цейтлин в подготовке и проведении террористических актов в России. В Париж они прибыли порознь осенью 1908 года, причём Синьковский был переправлен за рубеж нелегально. По прибытии в столицу Франции они поступили в распоряжение одного из активных членов партии эсеров О.С. Минора. Позже выяснилось, что настоящая фамилия её случайного напарника в боевой группе Деев. Он был бывшим офицером Красноярского гарнизона, обвинявшимся в 1905 году в убийстве своего командира[327].
В то время О.С. Минор участвовал в формировании боевой группы из трёх человек для осуществления цареубийства. Третьим членом группы был некий таинственный боевик, неизвестный другим членам организации. В разработке плана теракта участвовал член ЦК партии социал-революционеров Аргунов, который осуществлял непосредственное руководство деятельностью этой боевой группы.
Первоначальные планы боевого центра сводились к убийству генерала А.В. Герасимова и чиновника Петербургского охранного отделения И.В. Доброскока. Предполагалось, что руководство этими и другими терактами в российской столице примет на себя Савинков, а исполнителями будут Цейтлин и Синьковский. Однако исполнение задуманного затруднялось тем, что у боевиков изначально не было сведений о реальном местонахождении генерала и подчинённого ему чиновника охранного отделения в пределах столицы. Выбор же самих потенциальных жертв был понятен. Удар планировалось нанести по столичной охранке, которой руководил генерал Герасимов. А к его подчинённо