Жизнь на виду у всех и постоянное общение с видными государственными деятелями, политиками и дипломатами стали для нее необходимой потребностью. В Париже, где княгиня с 1837 года прожила последние 20 лет, она состояла в близких отношениях с выдающимся французским историком и государственным деятелем Ф.П. Гизо.
Надо признать, что как бы ни отзывались о княгине Ливен знавшие её современники, все они в той или иной степени признавали её необычность и индивидуальность. При всём при этом она проработала в русской политической разведке долгих 45 лет и ни разу ни в какой-либо из стран пребывания не была разоблачена как русская шпионка.
Известно, что женская красота, обаяние и женственность в самом широком смысле слова являются надёжным, веками проверенным оружием женщины в завоевании мужских сердец.
Если судить по дошедшим до наших дней её портретам, в молодости она была довольно привлекательной женщиной. Да и вряд ли, будь она дурнушкой, на неё обратил бы своё благосклонное внимание младший брат Александра I — великий князь Константин. Были у неё амурные приключения и с приближёнными к императорской фамилии известными русскими аристократами. Но, как известно, о женских достоинствах и недостатках в ту пору особо не распространялись. Тем более, что речь шла об одной из любимых фрейлин императрицы Марии Фёдоровны. К тому же Дарья Христофоровна рано стала генеральской женой.
Приведём довольно развёрнутую характеристику личности Дарьи Христофоровны, которую ей дал в своих мемуарах лично знавший её на пике популярности в период жизни в Лондоне историк и публицист князь П.В. Долгоруков. Став эмигрантом из личной обиды после отказа в назначении его министром внутренних дел Российской империи, князь в воспоминаниях привёл свои злые впечатления о многих известных людях, с которыми ему доводилось лично встречаться. В их числе оказалась и княгиня Д.Х. Ливен.
«Дарья Христофоровна Ливен, — писал П.В. Долгоруков, — не была одарена умом ни обширным, ни замечательным, но снабжена была от природы хитростью непомерной; сметливая, ловкая, вкрадчивая, искательная, никто лучше ее не умел влезть в чью-либо душу; в искусстве интриговать она не уступала самому Талейрану, который, зная ее, боялся… Вкрадчивость и искательность ее были изумительными и, должно признаться, не стеснялись ни предрассудками, ни даже простыми нравственными приличиями. Эта вкрадчивость, эта искательность имели тем более успеха, что всегда и постоянно облекались какой-то особенной величавостью в приемах, в обхождении, в беседе; она имела какой-то особенный дар льстить, так сказать, свысока и извиваться величаво. Ум недальний, но весьма тонкий при помощи приобретенного навыка, учинил ее способной скоро разгадывать людей и находить в душе каждого те слабые, часто и порочные струны, ухватясь за которые легче всего водить людьми»[469].
«…она была холодной и равнодушной, — продолжал характеризовать Дарью Христофоровну обиженный на всех вокруг князь-эмигрант, — ко всему, что не касалось ее личного значения и самолюбия личного. Важные должности, с юношеских лет занимаемые ее мужем, доставили ей возможность всегда и везде постоянно окружать себя государственными деятелями, в обществе коих, в беседе с которыми она приобрела тот огромный навык общественный, то знание людей, какими отличалась на старости лет своих. Высокими политическими делами она заниматься была неспособна; до них не хватало ее ума, впрочем столь тонкого, но зато весьма немногие из современников могли столь искусно вести интриги придворные, интриги политические, сближать своих друзей, ссорить врагов своих, и удачнее, всегда, впрочем, с видом наружного и даже величавого достоинства, сближаться с людьми, могущими быть полезными в настоящем или в будущем»[470]. Даже краткий анализ перечисленных П.В. Долгоруковым способностей, умений и навыков княгини Д.Х. Ливен показывает, что она вполне заслуженно считалась не только знатоком многих тонкостей европейской дипломатии и политики, но также была блестяще подготовлена к ведению политической разведки в Западной Европе в интересах Российской империи.
Разные впечатления оставляла её внешность в памяти людей, близко с ней знакомых. В зависимости от характера их взаимоотношений с княгиней Ливен они по-разному описывали её внешний вид — от обаятельной светской красавицы до неприветливой барышни с чертами лица, далёкими до совершенства. Как говорится, женская красота всегда в глазах смотрящего мужчины. В этой связи оценки современниками внешности Дарьи Христофоровны заметно разнятся. Одни подчёркивали её худобу при довольно высоком росте, другие в этом видели её гордую осанку. Некоторые её собеседники вспоминали её пристальный, пронизывающий взгляд, но было немало таких, кто восхищался прелестью её чёрных глаз, излучавших притягательную энергетику.
По вполне понятным причинам, о которых мы ранее упоминали, княгиня не имела возможности окончить полный курс обучения в Смольном институте благородных девиц, в силу чего не отличалась ни высокой образованностью, ни глубокой начитанностью. Однако по признанию многих она отлично знала четыре европейских языка и мастерски владела словом и пером.
В большинстве случаев современниками высоко оценивались её аналитические способности, цепкость ума, хорошее знание политической ситуации и умение вызвать собеседников на откровенный разговор. Такой набор личных способностей и качеств позволял Дарье Христофоровне блестяще выполнять поставленные перед ней дипломатические и разведывательные задачи.
О её близости к британскому королевскому двору и высшей аристократии Англии может свидетельствовать тот факт, что крестным отцом её 4-го сына Георгия был сам король Георг IV. А младший сын Артур получил своё имя в честь другого британского крёстного — фельдмаршала герцога Артура Уэлсли Веллингтона. Впрочем, это не помешало герцогу дать весьма неоднозначную характеристику Дарье Христофоровне Ливен. «Я вполне уверен, — написал позже герцог в своих воспоминаниях, — что эта дама готова причинить нашей стране всевозможное зло, в признательность за доброту и любезность, с какою здесь относились к ней во время ее многолетнего пребывания в Англии»[471].
Так отзывался о ней всесильный герцог А. Веллингтон и крёстный отец её младшего сына. И это притом что княгиня Ливен до определенного времени считала герцога своим верным другом, всегда готовым прийти ей на помощь. Лишь позднее Дарья Христофоровна на личном опыте убедилась, что у британских представителей королевской власти нет близких иностранных друзей, а есть только интересы британской короны.
Не могла она рассчитывать и на доброе отношение французского посла в Лондоне Рене де Шатобриана, который считал её скучной собеседницей, которую интересовали лишь сплетни и слухи из жизни политиков, дипломатов и других влиятельных людей. Ходили слухи, что графиня когда-то отказала в благосклонности этому пылкому французскому дипломату и довольно известному писателю. С той поры обиженный француз при всяком удобном случае демонстрировал свою неприязнь к жене русского посла, называл её скучной, заурядной дамой с неприятным длинным лицом. Помимо откровенно личных озабоченностей, французского посла тревожила чрезмерная, на его взгляд, близость Дарьи Ливен к английскому королевскому двору и её популярность в британском обществе. Кстати, считается, что крылатая фраза, характеризующая Англию как «коварный Альбион» принадлежит именно виконту Шатобриану — известному французскому политику, дипломату, поэту и писателю. Его литературные произведения высоко ценил А.С. Пушкин за глубокий смысл и особый стиль романтизма.
Судя по дипломатической карьере виконта, его знакомство с Д.Х. Ливен могло состояться на Веронском конгрессе в 1820 году. В дальнейшем он последовательно занимал должность французского посла в Берлине, Лондоне и Риме. Вершиной его карьеры стал пост министра иностранных дел Франции.
В то же время другой не менее известный французский дипломат, политический деятель и историк, барон Проспер де Барант, который не был в числе близких друзей княгини Ливен, после её смерти писал, что он получал большое удовольствие, находясь в её обществе. При этом барон ощущал близость своих мыслей и взглядов с точкой зрения княгини на те или иные политические события. Почётный иностранный член Петербургской академии наук П. де Барант считал Д.Х. Ливен личностью высокого ума и благородного характера.
«Отличаясь мужским умом и женской чувствительностью, — писал о Д.Х. Ливен один из самых влиятельных британских журналов «Эдинбургское обозрение», — она держала под своей властью монархов и государственных людей и благодаря этому имела политическое влияние, редко доступное женщинам. Что она имела слабые стороны, происходившие от недостатков суждения и характера, — об этом не будут спорить её самые горячие поклонники; но что она имела большие достоинства сердца и ума, не могут забыть даже её противники»[472]. Журнал «Edinburg Review» издавался ежеквартально в период с 1802 по 1829 годы. Как известно, Дарья Христофоровна пребывала в Лондоне в качестве жены, а затем советника и незаменимого помощника русского посла Х.А. Ливена с 1812 по 1834 год.
Близким другом Дарьи Христофоровны и её последним романтическим увлечением стал известный французский историк, политик и государственный деятель Франсуа Гизо. В момент их встречи княгине было уже 50 лет, хотя, по свидетельству многих современников, выглядела она лишь на 35 лет и не потеряла своей женской привлекательности. Их любовная связь продолжалась почти 20 лет, однако свои отношения они официально не оформляли. Противницей законного брака, как ни странно, была сама спутница жизни Ф. Гизо. То ли в шутку, то ли всерьёз она говорила, что лучше ей оставаться княгиней Ливен, чем становиться просто мадам Гизо. Помимо тёплых личных отношений, опытный политик высоко ценил профессиональные знания и навыки Дарьи Христофоровны. Она продолжала занимать важное положение во французском обществе, несмотря на то, что открыто говорила о своей преданности родине и российской короне. «Мужчины и женщины, то