Здесь она намекает на свою первую роль в операции с фальшивыми картами минных полей в Рижском заливе, в результате которой в ночь с 28 на 29 октября 1916 года 10-я эскадра германского флота на Балтике потеряла 7 из 11 новейших эсминцев, попавших в минную ловушку русских моряков с помощью Анны Ревельской[646].
На память приходит не только её главная роль в операции с фальшивыми картами минных полей, но и эпизод, когда она встречается с неназванным участником нелегальной разведгруппы в чине штабс-капитана в захваченной врагом Либаве. Он к ней пришёл под видом портового грузчика с мешком угля на продажу. Топливо для домашних печей тогда было дорогим удовольствием. Из их разговора понятно, что он причастен к диверсиям в либавском порту. Нелегальная разведка — дело опасное.
И когда Артеньев спрашивает её, во имя чего она идёт на такие жертвы, русская разведчица, живущая под чужим именем Клара, отвечает ему, что она служит России. «Ты меня еще мало знаешь, Сережа. А ведь я способна на любое преступление, могу пойти на любую низость, только бы России было выгодно… На плаху тоже!»[647]
У каждого из героев романа-хроники «Моонзунд» был свой жизненный путь, своя судьба. Весенним вечером 1917 года старший лейтенант Артеньев возвращался в балтийский Ревель. На вокзале его провожала Клара. Идя за медленно покатившимся поездом, она шла за увозящим его вагоном, повторяя: «Мы ещё встретимся». Клара еще до отъезда Сергея догадывалась, что её снова пошлют с секретным заданием во вражеский тыл. «По всем правилам, меня бы не должны направлять к немцам, но людей не хватает. Надо ехать. Я и сама знаю, что надо…»[648] Они рассчитывали снова встретиться, но судьба распорядилась по-другому. Больше их жизненные пути никогда не пересекались…
«Слишком многим рискует человек, отдавшийся работе по тайной разведке, — писал позже в своей книге Н.С. Батюшин, — чтобы можно было объяснить все его деяния лишь простой алчностью к деньгам. Есть немало среди них людей идейных, и является еще большим вопросом, где нужно больше мужества, сражаясь бок о бок со своими товарищами, или же будучи всегда предоставленным самому себе, не имея возможности ни с кем поделиться сокровенными своими мыслями, ежеминутно ожидать в лучшем случае лишения свободы, если не виселицы. Во всяком случае пожертвовавший жизнью за благо своего отечества шпион должен быть рассматриваем как и погибший на поле брани солдат»[649].
Как уже отмечалось, свидетельств о новых личных встречах или каких-либо других контактах Артеньева и Клары, более известной современникам под именем Анны Ревельской, никем из историков, писателей и исследователей не приводится. По умолчанию, считается что Первая мировая война разлучила их навсегда.
Однако В.С. Пикуль в уже упоминавшемся нами романе-хронике «Моонзунд» приводит интересный эпизод, свидетельствующий о том, что русская разведчица продолжала свое смертельно опасное дело в условиях продолжавшейся Первой мировой войны.
В книге Пикуля описан ранее неизвестный и до сих пор документально не подтверждённый эпизод тайной службы Анны Ревельской, объясняющий её появление в сентябре 1917 года в русском посольстве в Швеции. Отметим, что в годы Первой мировой войны шведы сохраняли свой нейтралитет по отношению к воюющим сторонам. Каким образом, под каким официальным именем и с территории какой страны русская разведчица оказалась в Швеции — неизвестно. В публикациях разных авторов высказывались различные версии её появления в шведской столице. Одни считали, что в условиях войны она по какой-то причине потеряла связь со своей разведгруппой, действовавшей на германской территории, и была вынуждена пойти на столь рискованный шаг для передачи стратегически важной информации своему флотскому начальству. Поэтому в качестве контакта ею был выбран именно военно-морской атташе В.А. Сташевский, состоявший на службе в русском посольстве в Стокгольме. Другие считали, что в её руки каким-то образом попала столь важная информация о скорой и весьма масштабной операции германского флота на Балтике, для передачи которой по обычному каналу связи с Петроградом уже не оставалось времени. Поэтому она выбрала ближайший из доступных ей канал прямой связи с командованием Балтийского флота. Риск провала, конечно, был высок, но важность добытой ею информации перевешивала личные опасения. К тому же военно-морской атташе имел прямую связь с Петроградом, поэтому секретные сведения сразу же попадали на стол морскому командованию. Именно на своевременность получения в Петрограде важных сведений, судя по всему, и рассчитывала русская разведчица. По описанию Валентина Саввича в тот далёкий сентябрьский день 1917 года события развивались следующим образом[650].
К особняку, в котором располагалось русское посольство в Стокгольме, подъехала коляска. Из неё вышла стройная женщина, лицо которой скрывала траурная вуаль. Посетительница позвонила в дверь и попросила вышедшего сотрудника посольства проводить её «к морскому атташе кавторангу Сташевскому». Здесь мы должны немного поправить известного писателя-мариниста в том, что В.А. Сташевский с декабря 1916 года уже пребывал в чине капитана I ранга, а в романе-хронике «Моонзунд» он ошибочно указан в звании капитана II ранга или кавторанга на морском военном сленге. После окончания в 1911 году основного курса Николаевской морской академии он был принят на службу в иностранную (разведывательную) часть Морского Генштаба и направлен на стажировку в должности военно-морского атташе, или, как тогда называли, военно-морским агентом в Швецию. Ему было поручено выполнение специального задания, с которым он успешно справился. Помогло и то, что морской офицер свободно владел шведским, немецким, английским и французским языками.
В должности военно-морского агента в Швеции и Норвегии Сташевский состоял с февраля 1914 по октябрь 1917 года. В этот период моряк-разведчик сумел создать надёжные каналы получения разведывательных сведений и организовать их оперативную передачу в Морской Генштаб. Более того, он продолжал добросовестно исполнять свои обязанности даже после того, как большевики прекратили финансирование морских агентов за рубежом, а в мае 1918 года все они были уволены со службы[651]. В начале 1930-х годов В.А. Сташевский принял советское гражданство и стал работать на советскую разведку под псевдонимом «Адмирал». Учитывая его прежний опыт в разведке, он вновь был направлен в распоряжение резидента, занимавшего пост помощника военно-морского атташе в советском посольстве в Швеции. Сам Сташевский стал руководителем созданной им нелегальной разведгруппы. В конце войны он был арестован шведской полицией и более двух лет пробыл в тюрьме. Освободили его лишь по окончании Второй мировой войны. Сташевский остался в Швеции, где и умер в конце 1950 года[652].
Но в канун октябрьских событий 1917 года канал передачи секретных сведений из Стокгольма в Петроград функционировал бесперебойно. Видимо, об этом знала и таинственная посетительница. Оказавшись в кабинете военно-морского атташе, женщина откинула вуаль, и Сташевский заметил, что она молода и красива.
«Я не уполномочена обращаться в посольство, — сразу сообщила таинственная незнакомка, — но обстоятельства вынуждают меня рискнуть…»[653] Дальше её разговор с военно-морским агентом шёл только на им двоим понятном языке. Это было общение профессиональных разведчиков, обсуждавших важные военные сведения. Неизвестная посетительница сообщила, что четыре германских линкора типа «Насау» уже прибыли в Либаву. Там же появились и «байерны». Поясним для читателей, что речь шла о самых современных линейных кораблях Императорских военно-морских сил Германии «Нассау» (Nassay). Эти боевые корабли отличались мощной броней, наличием 12 орудий главного калибра и усиленной защитой подводной части корпуса. Всего осенью 1917 года в строю германского флота имелось четыре корабля этого типа. И все они были сосредоточены в Либаве.
Другие вражеские корабли, которые разведчица назвала как «байерны», тоже относились к классу боевых кораблей типа «Байерн» (Bayern). Это были линейные бронированные корабли с самым мощным для того времени артиллерийским вооружением: 8 башенных пушек главного калибра и 16 противоминных артустановок. Имелись также 8 зенитных пушек и 5 торпедных аппаратов. Всего в Германии в строй было введено 2 линкора такого типа. И они оба, как и линкоры «Нассау», осенью 1917 года находились в Балтийском море в готовности к боевым действиям против русского флота. О том, что готовится крупная военно-морская операция на Балтике, свидетельствовали и другие сведения, которые сообщила неизвестная посетительница. По её наблюдениям, возросла активность немцев в порту Виндава (позже переименован в Вентспилс в Латвии). На платформах поступали из Германии баржи с откидными бортами, удобные для десантирования. Привезено было много лошадей, а также значительное количество мотоциклов. Все эти факты свидетельствовали о подготовке большого наступления германцев на море и на суше.
«Сообщите, — потребовала от военно-морского агента Сташевского неизвестная русская разведчица, — в Адмиралтейство срочной шифровкой: двадцать восьмого в четверг ожидается неизвестная мне операция немцев в районе архипелага Моонзундских островов…»[654] И лишь в самом конце беседы, когда капитан I ранга Сташевский спросил, от кого получена эта важная информация, таинственная посетительница назвалась Анной Ревельской.