В конце декабря 1940 года военный атташе СССР в Берлине полковник Н.Д. Скорняков, одновременно являвшийся «легальным» резидентом Разведупра под псевдонимом «Метеор» передавал агентурное сообщение от «Арийца» о том, что Гитлер отдал приказ о начале войны с СССР в марте 1941 года[662]. Агент «Альта» (Ильзе Штёбе) 12 июня того же года сообщила военному атташе, бывшему одновременно берлинским резидентом, генерал-майору В.И. Тупикову (псевдоним «Арнольд») о том, что срок вероятного нападения против СССР придётся на период с 15 по 20 июня 1941 года[663].
В тот же день в Разведупр поступило срочное донесение нелегального резидента и руководителя агентурной группы «Крона» Я.П. Черняка о том, что «22 июня, 3 часа 30 минут— начало выступления сухопутных войск Германии»[664].
В период с 10 по вечер 21 июня 1941 года семь раз поступала уточняющая информация о сроках начала войны против СССР от агента «ХВЦ» (Герхард Кегель) из германского посольства в Москве. Дата нападения обозначалась периодом с 20 по 24 июня. Лишь ранним утром 21 июня агент смог точно сообщить, что нападение произойдет в ближайшие 48 часов[665]. Сообщений о сроках начала войны против СССР от разведки поступало достаточно много. Более того, разведка приграничных военных округов сообщала о фактах непосредственной военной подготовки Германии к боевым действиям. Так, например, в спецсообщении разведотдела Западного особого военного округа (ЗапОВО) от 3 июня 1941 года отмечалось: усилилась группировка немецких войск на нашей границе, завозятся боеприпасы на склады на прилегающей территории, авиация скапливается на приграничных аэродромах, ограничивается передвижение гражданских лиц в приграничной зоне, ближайшие к границе больницы переоборудуются под госпитали с немецким медперсоналом и другие факты[666]. Все агентурные сведения были перепроверены и признаны достоверными.
Отметим, что вся информация о подготовке немцев к войне, поступавшая в адрес Разведупра, немедленно докладывалась Сталину и установленному им кругу должностных лиц в политическом и военном руководстве страны.
Спустя 24 года после последней передачи сообщения через военно-морского агента при русском посольстве в Стокгольме русская разведчица вновь объявилась в июне 1941 года. Теперь уже в Берлине. И использовала она тот же способ личного посещения советского посольства для встречи с военно-морским атташе. Кстати, способ, на наш взгляд, весьма ненадёжный, поскольку весь расчёт, судя по всему, строился на счастливой случайности. Либо на предельно точной информации о ситуации в советском посольстве, позволявшей выбрать для посещения самый удобный для неё момент.
В настоящее время отсутствуют документальные и фактические подтверждения такой встречи вообще. Существующие версии, излагаемые историками, писателями и журналистами, существенно различаются в описании подробностей как самой беседы русской разведчицы с советским военным дипломатом, так и его последующих действий, как легального представителя военно-морской разведки СССР в предвоенном Берлине.
Согласно версии, изложенной в уже упоминавшейся нами книге А.Б. Мартиросяна «Сталин и разведка накануне войны», события развивались следующим образом. «В 10 часов утра 17 июня 1941 г., — как сообщает в своей книге известный писатель и бывший сотрудник одной из советских спецслужб, — Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня 1941 г. германские войска вторгнутся в Советскую Россию (так Анна Ревельская назвала Советский Союз). Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена наркомом ВМФ Н.Г. Кузнецовым Сталину. Именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл только 21 июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21–24 июня»[667]. Заметим, что точная дата и время нападения на СССР, как отмечается на с. 458 названной книги А.Б. Мартиросяна, уже были переданы в Разведупр 12 июня нелегальным резидентом Я.П. Черняком, возглавлявшем агентурную группу «Крона». К тому же писатель и ветеран спецслужб особо подчеркнул, что «информация Яна Черняка и его агентурной группы всегда чрезвычайно высоко ценилась в ГРУ»[668].
Что же касается столь важного сообщения, полученного от незнакомой посетительницы, представившейся Анной Ревельской, то у достаточно опытного разведчика капитана I ранга М.А. Воронцова, на наш взгляд, должны были возникнуть вполне серьёзные вопросы. Во-первых, с высокой степенью вероятности можно предположить, что о существовании агента военно-морской разведки штаба царского Балтийского флота под псевдонимом «Анна Ревельская» Михаил Александрович ничего не знал. Это было немудрено, поскольку в момент её предыдущего обращения с агентурными сведениями в русское посольство в Швеции ему было всего около 17 лет. Да и в морскую разведку он попал совсем недавно, когда в сентябре 1939 года был назначен военно-морским атташе при полпредстве СССР в Германии. Во-вторых, встреча проходила в столице готовой к войне нацистской Германии всего за 5 дней до нападения на СССР и вполне могла быть провокацией немецких спецслужб. В-третьих, несмотря на важность и возможную достоверность полученной информации, вряд ли он мог бы признать сам источник информации надёжным и проверенным. А без такой уверенности, на наш взгляд, он точно не стал бы отправлять информацию из непроверенного источника срочным донесением в Москву, зная, что такие сообщения, как правило, сразу попадают на стол к Сталину. В такой ситуации он мог отправить шифровку в Разведывательный отдел Наркомата ВМФ с полученными сведениями и дальше действовать по указаниям своего руководства. Тем более что отправленная им в начале мая шифровка с датой начала войны не подтвердилась. Вот что по этому поводу написал маршал Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления». «6 мая 1941 года И.В. Сталину направил записку народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н.Г. Кузнецов: «Военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов доносит:…что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву, Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах…»[669]
«Данные, изложенные в этом документе, — как вспоминал Г.К. Жуков, — также имели исключительную ценность. Однако выводы адмирала Н.Г. Кузнецова не соответствовали приводимым им же фактам и дезинформировали И.В. Сталина. Видимо, на оценки и решения влияло опубликованное 14 июня 1941 года сообщение ТАСС, в котором говорилось, слухи о возможной войне с Германией не соответствуют действительности и являются провокацией.
«Полагаю, — говорилось в записке Н.Г. Кузнецова, — что сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР». (Выделено мной. — Г.Ж.)
Такого же характера информация поступала от посла СССР в Германии В.Г. Деканозова. Он не только направлял И.В. Сталину через соответствующие органы сведения об отсутствии угрозы нападения, но накануне войны разрешил приехать в Берлин семьям многих сотрудников полпредства и торгпредства, которые в ночь на 22 июня были арестованы и отправлены в гестапо.
И.В. Сталин допустил непоправимую ошибку, доверившись ложным сведениям, которые поступали из соответствующих органов»[670].
Именно это донесение М.А. Воронцова от 6 мая 1941 года позже приводил в своём закрытом докладе «О культе личности и его последствиях» Н.С. Хрущёв на ХХ съезде КПСС[671]. Упоминает этот документ в своих воспоминаниях о том времени и сам М.А. Воронцов. Однако в опубликованных в журнале «Морской сборник» его воспоминаниях под названием «Зловещие признаки» излагается другая картина событий, из-за которой военно-морской атташе полпредства СССР в Германии просит разрешения у наркома ВМФ прибыть в Москву для личного доклада. Заметим, что не адмирал Кузнецов вызывал его из Берлина, а он сам, с разрешения руководства, решил доложить свою точку зрения по фактам, изложенным в другом шифрованном сообщении. «В первых числах июня, — вспоминал М.А. Воронцов, — появились новые данные: окончательный срок начала войны против СССР установлен на 21–24 июня… эти новые данные о начале войны 21–24 июня были уже третьим сроком, сообщаемым нами в Москву. Поэтому я счел необходимым подчеркнуть свои сомнения в донесении»[672]. Как видим, решение о поездке в Москву было принято значительно раньше, чем дата, когда состоялась его встреча с Анной Ревельской. Считается, что эта встреча произошла в посольстве утром 17 июня, а на другой день военно-морской атташе выехал из Берлина. И, с его слов, он уехал бы в Москву намного раньше, но германский МИД целую неделю оформлял ему выездную визу. Кстати, в своих воспоминаниях ни сам М.А. Воронцов, ни адмирал Кузнецов, ни генерал Голиков, ни бывший в ту пору начальником Генштаба генерал армии Жуков нигде не упоминали псевдонима Анны Ревельской и её участия в установлении точной даты и времени начала войны. А это вызывает вопросы, поскольку трое из числа названных выше военачальников входили в список тех должностных лиц, которым подобная информация сообщалась немедленно. Объяснение, что военно-морской атташе решил доложить эти особо важные сведения наркому ВМФ лично, тоже не отвечает реалиям тех дней. Он до Москвы добирался поездом почти трое суток. За подобную задержку стратегической, особой важности информации можно было поплатиться не только должностью, но и головой.