Все члены императорской фамилии, независимо от их титулов, пользовались «усиленною уголовною охраною в одинаковой степени с самим царствующим Императором»[74]. Трудно представить, что испытали все эти люди, привыкшие к комфортной, обеспеченной и во всех отношениях благополучной жизни, оказавшиеся в бесправном положении в тюремных камерах. Их опасения усилились после того, как они узнали, что включены в списки заложников, подлежащих расстрелу в случае белогвардейских покушений на жизнь советских и партийных работников.
В поисках возможностей для спасения
Об условиях содержания арестованных членов императорской фамилии в доме предварительного заключения в Петрограде известно из воспоминаний князя императорской крови Гавриила Константиновича[75]. Полистаем книгу его воспоминаний, обратив особое внимание на главу 42, где он вспоминает о пребывании в тюрьме с момента своего ареста 15 августа 1918 года. Все великие князья были помещены в отдельные камеры и имели возможность, при снисходительном отношении тюремщиков, видеться на прогулках и даже посещать друг друга в камерах, расположенных на разных этажах дома предварительного заключения. В это время жена Гавриила Константиновича стучалась в двери разных кабинетов в ПетроЧК, не раз встречалась с самим Урицким и его заместителем Бокием, которого в воспоминаниях князя и его жены обычно называют большевиком Б. Из приведённого там же описания внешности большевика Б. вполне очевидно, что речь идёт именно о Глебе Ивановиче Бокия. Кстати, в книге «В мраморном дворце» также упоминается в числе людей, старавшихся помочь в освобождении больного князя, сестра и жена Б.[окия]. Что касается сестры чекиста, то сведений о ней пока найти не удалось. О жене Бокия известно, что они расстались в 1919 году. В воспоминаниях князя и его супруги жена Бокия была маленького роста и внешне выглядела жгучей брюнеткой армянского типа. Она искренне старалась помочь просительнице. Затем через поручительство Горького и с участием его гражданской жены актрисы Андреевой удалось получить разрешение Зиновьева на выезд в Финляндию.
Современники факт спасения одного из семейства Романовых не оставили без внимания. Так, известная писательница Зинаида Гиппиус в своём дневнике в конце октября записала, что теперь взятки и поборы всюду. «Берут по декретам, берут при обысках, берут просто. «Берет» даже Андреева, жена Горького: согласилась содействовать отправлению в[еликого] кн[язя] Гавриила в Финляндию лишь тогда, когда жена Гавриила подарила ей дорогие серьги. … Характерно еще: при отправке своего «заложника» в Финляндию (после серег) Горький, на всякий случай, потребовал от него «охранную грамоту»: что вот, мол, я, Гавриил Романов, обязан только Горькому спасением жизни…»[76] Внимательный читатель наверняка обратил внимание на ошибку в этой дневниковой записи писательницы – Гавриил Константинович был князем императорской крови, что по фамильной иерархии Романовых было ниже положения великого князя.
Россию семья князя царской крови Гавриила Константиновича покинула 11 ноября 1918 года.
Жене князя удалось добиться разрешения у грозной чекистки Яковлевой два раза в неделю посещать больного мужа в тюрьме и приносить ему домашнюю еду. Затем при поддержке Бокия выпросила возможность перевода мужа на лечение в частную клинику Герзони. Этот вопрос получилось решить лишь после убийства Урицкого.
Со слов арестантов из семьи Романовых, режим их содержания под стражей был не столь строгим, как в отношении других сидельцев. Тюремная стража дозволяла великим князьям-заложникам выходить в коридор и даже встречаться с другими заключенными из дома Романовых. Чаще других этой привилегией пользовался великий князь и известный историк Николай Михайлович. За него хлопотали маститые и всемирно известные учёные из Академии наук. Среди просителей были Луначарский и Максим Горький. Дошли с просьбами об освобождении учёного-историка из императорской фамилии до Ленина, однако вождь мирового пролетариата, как вспоминал позже великий князь Александр Михайлович, якобы заявил просителям, что «революция не нуждается в историках», и отказался выпустить великого князя Николая Михайловича из тюрьмы[77]. Его участь была предрешена.
Активно боролась за освобождение из тюрьмы жена тяжело болевшего великого князя Павла Александровича княгиня О.В. Палей. Это был его второй брак, вынудивший его покинуть Россию и долгое время жить в Париже. После смерти жены он женился повторно, сразу нарушив два незыблемых правила для членов дома Романовых. Его выбор пал на жену своего подчинённого – гвардейского полковника. Мало того что она была особой, не принадлежавшей к царствующим и владетельным домам Европы, что не позволяло признать такой брак равным и законным, но и, будучи разведённой, она лишалась права бывать при императорском дворе Николая II.
Кстати, в своих воспоминаниях о русской революции О.В. Палей упоминает, что первые её хлопоты о разрешении выехать с семьёй за границу начались ещё при Временном правительстве. С этой просьбой она обратилась лично к А.Ф. Керенскому. И такая встреча состоялась. Разговор был, как позже она вспоминала, довольно коротким. Княгиня попросила о разрешении уехать во Францию, где у великого князя Павла Александровича был свой дом. Однако Керенский в этой просьбе отказал, сославшись на то, что скажут Советы, если он отпустит члена императорской фамилии. Взамен он предложил поехать на Кавказ, в Крым или в Финляндию. Поняв, что впереди их семейство ждут тяжёлые времена, она 29 мая 1917 года воспользовалась помощью генерал-губернатора Финляндии, чтобы в тайне переправить с его помощью на хранение драгоценности и ценные бумаги[78].
После ареста чекистами в августе 1918 года болевшего мужа – бывшего великого князя Павла Александровича она неоднократно добивалась приема у Урицкого, а затем и у Яковлевой с просьбой перевести его в больницу или разрешить лечение на дому. Получая каждый раз отказы на свои просьбы от высокопоставленных чекистов, она обратилась за помощью в освобождении мужа к Максиму Горькому. Тот пообещал замолвить словечко перед Урицким, предупредив, что это будет непросто. На квартире у пролетарского писателя княгиня Палей случайно встретила Шаляпина, который тоже предложил ей свою помощь и поддержку[79]. Однако все её хлопоты результата не дали.
По решению Коллегии ВЧК эти четверо заложников из семейства Романовых были расстреляны в конце января 1919 года. Точная дата и место гибели великих князей до сих пор не установлены. Чаще всего упоминается дата их расстрела в ночь с 29 на 30 января, но также приводятся и другие даты, например с 23 на 24 января. Есть версии о том, что они не все были убиты одновременно. Место их захоронения тоже до сих пор не найдено, хотя во многих публикациях указывается территория Петропавловской крепости. Однако до наших дней среди найденных в крепости захоронений 160 человек останки великих князей не обнаружены[80].
Можно предположить, что спешный расстрел великих князей был связан с несколькими причинами. Во-первых, после того, как в Москве стали известны случаи освобождения состоятельных заложников за значительные денежные выкупы в целях личной наживы, возникла ситуация, когда необходимо было быстро избавиться от важных свидетелей и участников громкого коррупционного скандала, включая великих князей. Во-вторых, всё больше расширялся круг просителей об их освобождении из числа сторонников советской власти. Среди них были: пролетарский писатель Максим Горький, певец Федор Шаляпин, актриса Мария Андреева и даже советский нарком просвещения Анатолий Луначарский, а также часть учёных из Академии наук. В-третьих, в обществе росло сочувствие к престарелым и больным великим князьям. Они получали послабления во время содержания под стражей даже со стороны тюремных служителей.
Проходимец княжеского рода среди чекистов
Потомок кахетинских правителей древнего государства в Восточной Грузии, князь Михаил Михайлович Андроников (в других случаях – Андронников) мог рассчитывать на многое. Выходцу из знатного рода прочили блестящую карьеру. Родители дали сыну хорошее домашнее образование и в 12 лет определили юного князя в элитный Пажеский корпус.
«Главным отличием от кадетских корпусов, – как позже вспоминал бывший паж граф, ставший советским генералом А.А. Игнатьев в книге «Пятьдесят лет в строю», – являлось то положение, что раз ты надел пажеский мундир, то уже наверняка выйдешь в офицеры, если только не совершишь уголовного преступления. Поэтому наряду с несколькими блестящими учениками в классе уживались подлинные неучи и тупицы и такие невоенные типы, как, например, прославившийся друг Распутина – князь Андронников, которого били даже в специальных классах за его бросавшуюся в глаза извращенную безнравственность. Подобные темные личности болтали прекрасно по-французски, имели отменные манеры и, к великому моему удивлению, появлялись впоследствии в высшем свете»[81].
Спустя время 20‐летнего князя отчислили из учебного заведения. Официально – по слабости здоровья. На самом деле назывались и другие веские причины. Например, в некоторых публикациях указано, что из пажей князь М.М. Андроников был изгнан за гомосексуализм и мелкое воровство. Прямо скажем, такие проступки и запретные увлечения не могли бесконечно долго укрываться под мундиром пажа, хотя князь и дошёл до старшего специального класса Пажеского корпуса. Иными словами, князь был отчислен с последнего, фактически выпускного курса обучения.
Напомним современному читателю, что, как элитное военно-учебное заведение, Пажеский корпус был уч