До 1906 года в Российской империи функции разведки внешней и внутренней (контрразведки) выполняло Разведочное отделение Главного штаба. Затем в штабах военных округов были созданы разведывательные отделения. Помимо этого, к контрразведывательной работе были привлечен Особый отдел департамента полиции, а в военное время в борьбу с шпионажем и агентурой противника включались подразделения Отдельного корпуса жандармов. С началом Первой мировой войны резко активизировалась деятельность враждебных разведок. На этом фоне Россию, как и другие воюющие страны, захлестнула волна шпиономании и агрессивной подозрительности[181]. Возможно, этот фактор тоже повлиял на исход судебного разбирательства в обвинениях в адрес титулованного прапорщика Евгении Михайловны Шаховской.
Революция освободила из заключения
До сих пор нет ясности по делу «о шпионстве» княгини Е.М. Шаховской. Судя по публикациям в открытой печати, судили её, скорее всего, за какие-то высказывания или даже где-то упомянутые помыслы, но не за установленные факты предательства. Поскольку её арестовала и вела следственное дело военная контрразведка, то найти обвинительное заключение и материалы расследования пока не удалось. Дата и место проведения военного суда над княгиней Шаховской неизвестны. Предположительно, судебные разбирательства проходили в первой половине 1915 года. Суд вынес приговор о расстреле женщины-пилота. Кстати, остаётся неизвестным, была ли княгиня на момент суда над ней уволена с военной службы и лишилась ли своего офицерского чина прапорщика.
Молва в те годы утверждала, что ей на помощь опять пришёл Григорий Распутин. По некоторым сведениям, просили за княгиню великий князь Александр Михайлович и подруга императрицы Анна Вырубова. Они сумели убедить императора Николая II в снисхождении к осужденной и просили о смягчения приговора. В конце концов царь согласился и заменил смертный приговор на пожизненное (по другим сведениям – на 20‐летнее) заключение в монастырской тюрьме. Сохранению жизни княгини Е.М. Шаховской способствовало и то обстоятельство, что к этой поре она была беременна. Отца она не назвала. Ребёнок родился в заключении. Мальчика, по непроверенным сведениям, передали в приют. Его дальнейшая жизнь и судьба остались неизвестными.
Евгения Михайловна находилась в заключении в монастырской келье до революционных событий февраля 1917 года. На свободе она оказалась в результате амнистии, объявленной Временным правительством, как жертва царского произвола. Есть упоминания, что её дело было пересмотрено и вынесено оправдательное судебное решение. Однако документальные подтверждения этому до сих пор не обнаружены. Вместе с тем косвенное подтверждение этому факту есть, поскольку она была принята на государственную службу.
На службе при Керенском и у большевиков
После освобождения из монастырской тюрьмы весной 1917 года в судьбе княгини Шаховской принимает участие первый директор дворца-музея в Гатчине 33‐летний граф Валентин Платонович Зубов. Он известный искусствовед, доктор философии. К тому же он известен как основатель и руководитель Института истории искусств в Петрограде.
По поручению Временного правительства граф участвовал в работе комиссии по приёму и описи ценностей и имущества, хранившихся в Гатчинском дворце Романовых. В сентябре 1917 года он занимался подготовкой к эвакуации дворцовых ценностей. Однако октябрьские события в столице резко изменили все планы графа по эвакуации культурных ценностей в музеи Москвы. В своих поздних воспоминаниях граф Зубов описал события конца октября 1917 года и пребывание Керенского во дворце в Гатчине в сопровождении казачьей дивизии под командованием генерала Краснова. В это время княгиня Шаховская уже состояла в числе сотрудников дворцового музея. В ночь на 30 октября караульный солдат, как позже вспоминал граф, ворвался в комнату одной из музейных сотрудниц, княгини Шаховской, и сообщил, что большевики окружают дворец и сейчас будут его обстреливать артиллерией. В этой связи директор Гатчинского дворца-музея граф Зубов распорядился всем сотрудникам покинуть помещения дворцового комплекса. Все быстро покинули дворец «кроме княгини Шаховской, женщины храброй и обожавшей сенсации; она отказалась последовать моему совету и настояла на том, чтобы остаться во дворце»[182]. Штурм восставшими в тот день так и не состоялся. В суматохе из дворца исчез Керенский. «Позже, – писал в своих мемуарах В.П. Зубов, – княгиня Шаховская и я были начальником штаба дивизии подвергнуты комнатному аресту по подозрению в содействии бегству Керенского…»[183] Большевики без боя заняли дворец, установив там свои порядки. Граф, как бывший директор Гатчинского дворца-музей, составил рапорт народному комиссару просвещения Анатолию Васильевичу Луначарскому. Он вспоминал: «Предполагая, что мой музей должен относиться к его ведомству, я ставил себя в распоряжение нового правительства и сообщал о принятых мною для безопасности дворца мерах. …Я отправил княгиню Шаховскую в Смольный с этим рапортом»[184]. Через несколько дней он получил назначение от наркома А.В. Луначарского директором дворца-музея в Гатчине и в этой должности оставался до конца февраля 1918 года. Всё это время княгиня Шаховская оставалась его помощником во всех текущих делах. Посещала она графа и во время его ареста, когда оставалась временным заместителем директора дворца-музея. Позже княгиня встречалась с графом уже вместе с комендантом Зимнего дворца и Эрмитажа Н.И. Покровским, которого В.П. Зубов в своих мемуарах упоминал в качестве своего молодого приятеля из бывших офицеров, успевшего войти в доверие к большевикам[185].
Во многих публикациях указывается, что граф Зубов не принял советскую власть и отправился в 1918 году в эмиграцию. На самом деле события развивались по другому сценарию. У графа Зубова, действительно, складывались непростые отношения с новой властью, несмотря на то, что 5 ноября 1917 года он приказом наркома Луначарского был назначен комиссаром Гатчинского дворца, а три недели спустя получил широкие полномочия директора Гатчинского дворца, ставшего музеем[186]. Граф трижды был под арестом, несмотря на то, что являлся советским служащим. Второй арест состоялся в начале марта 1918 года вместе с братом царя Михаилом Николаевичем. После этого он покинул свою должность директора в Гатчине и перешёл на работу в Павловский дворец-музей, оставаясь до 1924 года руководителем и преподавателем в созданном им Институте истории искусств. В середине июля 1925 года граф отправился в заграничную командировку и в Советскую Россию больше не вернулся[187].
Пути-дороги с княгиней Шаховской, судя по всему, разошлись после ухода графа с поста директора в Гатчине. Евгения Михайловна продолжила служить новой власти, пользуясь поддержкой наркома Луначарского и коменданта Зимнего дворца Покровского.
Всё, что происходило в судьбе «красной княгини» Шаховской нуждается в документальном уточнении на основе архивных материалов. До наших дней дошли и активно используются в разных публикациях две основные версии относительно её пребывания на советской службе в Петрограде в 1918 году. Как мы уже отмечали, после отставки в конце февраля 1918 года графа Зубова княгиня временно исполняла обязанности директора Гатчинского дворца-музея. Позже она была отстранена от должности, когда вскрылись факты растрат и продажи культурных ценностей из музея. Скорее всего, если это имело место быть на самом деле, то можно предположить, что всё происходило в сговоре с комендантом Зимнего дворца и Эрмитажа Н.И. Покровским, который примерно в то же время был уличён в продаже дворцовых экспонатов и отстранён от должности. Что касается Евгении Михайловны, то она перешла в ведомство Наркомпроса, где получила должность в отделе имущества РСФСР. В ходе разбирательства чекистами дела о незаконной продаже дворцового имущества были вскрыты факты причастности подозреваемых в контрабандном ввозе в Петроград оружия для белогвардейского подполья. Как в то время часто бывало, цепочка оружейных поставок вскрылась случайно. В сентябре 1918 года при разгрузке товарных вагонов на Финляндском вокзале случайно повредили один из ящиков, из которого посыпались револьверы, патроны к ним и гранаты. Начались аресты и допросы следователями ПетроЧК всех причастных к этому событию. Попала под арест и княгиня Шаховская, но вскоре она была выпущена на свободу. В её защиту выступил сам нарком Луначарский, приславший на имя Г.И. Бокия (тогдашнего председателя Петроградской ЧК) телеграмму из Москвы. «Вчера вечером арестована Евгения Михайловна Шаховская, – как следует из текста телеграммы Луначарского, приведённого на сайте военно-исторического форума «Military», – энергичная и деятельная сотрудница в отделе имущества республики. Она нам хорошо известна. Если в какой-либо своей деятельности она проявилась в чем-то предосудительном против советской власти, которое может быть основанием ее ареста, то, утверждаю, товарищ, что подобные явления в настоящее время с ее стороны могут быть легко и срочно предотвращены простым напоминанием мне. С товарищеским приветом, Луначарский»[188].
Кстати, из приведённых нами фактов вытекает, что в книге «Икары российского неба» и в опубликованной переписке М.Л. Дольникова[189] приведённые сведения из биографии авиатрисы княгини Шаховской значительно искажены и во многом не соответствуют действительности. Например, ошибочно указывается, что она была дальней родственницей императора Николая II. Неверно сообщается, что она была ранена при проведении воздушной разведки в начале Первой мировой войны, за что была награждена орденом Святого Георгия. При этом в переписке, как, впрочем, и в некоторых других публикациях о пилоте княгине Е.М. Шаховской, приводится фото раненой совершенно другой женщины-доброволицы тех лет – Маргариты Романовны Коковцевой.