ести в распоряжение Управления Ухто-Печорскими лагерями и назначить начальником сельхозлагеря «Кедровый Шор».
Однако воспользоваться случайно доставшейся начальнику сельхозлагеря чекисту К.Г. Валку картой Николаева в поиске обозначенной на ней места хранения кладов он не успел. Весной 1945 года его по службе перевели в Эстонию, где по линии НКВД он занимался восстановлением разрушенных портовых сооружений в Таллине. Как предполагает историк А.А. Петрушин, карту опытный оперативник Валк оставил в каком-то своём тайнике, поскольку опасался, что у него её могут обнаружить[261].
После отъезда к новому месту службы её покровителя К.Г. Валка в лагерной жизни заключённой Андреевой-Горбуновой возникли сложности в отношениях с новым руководством сельхозлагеря. Результатом неурядиц стал её перевод, несмотря на установленную инвалидность, на общие физические работы. При этом, согласно документам НКВД СССР, её как актированного инвалида с полной непригодностью к физическому труду полагалось досрочно освободить из заключения. Об этом она писала в ноябре 1943 года в своём обращении к наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии. Просила его указаний о своём освобождении и об отправке для проживания совместно с семьёй дочери в Москве или с мужем, эвакуированным из столицы в 1941 году в село Новая Тышма Свердловской области. Сведений о муже – Горбунове Льве Алексеевиче сохранилось мало. Известно, что после ухода из военной разведки он работал в Наркомате просвещения РСФСР. На начало 1940‐х годов он проживал в Москве, но не вместе с женой, а по другому адресу: Измайловско-Первомайская улица, д. 33, кв. 12[262]. И в далёкую свердловскую деревню он, по нашему предположению, был не эвакуирован из столицы в 1941 году, как писала Андреева-Горбунова из лагеря, а выслан как член семьи осужденного «врага народа». Формальные свидетельства брачных отношений четы Горбуновых, вполне возможно, юридически продолжали сохраняться, но на деле они, скорее всего, вели раздельный образ жизни. Тогда как-то объясняется и упоминание Андреевой в качестве гражданской жены Т.П. Самсонова и её отношения с Г.А. Молчановым.
Но в лагере она продолжала надеяться на пересмотр своего дела и освобождение по инвалидности. Не получив ответа, она в конце августа 1944 года вновь обратилась к руководству НКВД СССР с просьбой об освобождении, упомянув о том, что в момент ареста она уже была инвалидом 2‐й группы, а в лагере медкомиссией НКВД была актирована в июле 1943 года в категорию полного физического инвалида[263].
Кстати, и Валк не забывал о прежних добрых отношениях с Андреевой. Он ходатайствовал об освобождении по инвалидности и болезни бывшего майора госбезопасности, но безуспешно. Руководство НКВД, а позже МГБ СССР отклонило все его обращения, как и все личные прошения бывшей помощницы начальника СПО НКВД СССР комиссара госбезопасности 2‐го ранга Молчанова. Позже К.Г Валк по службе вернулся в Коми АССР, но помочь с освобождением Андреевой-Горбуновой уже ничем не смог. Дело в том, что в конце февраля 1948 года было принято совершенно секретное постановление Совета министров СССР об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников, в число которых попала и бывший майор госбезопасности Андреева-Горбунова. В приказе МВД СССР от 28 февраля 1948 года (особая папка) были перечислены 12 категорий осуждённых, которых требовалось переместить из общих ИТЛ в создаваемые особые лагеря[264]. Согласно приговору ВК ВС СССР Андреева-Горбунова была осуждена в 1939 году за участие в антисоветской террористической организации, на основании чего её, судя по дальнейшим событиям, причислили к 11‐й и 12‐й категориям. В 1948 году её перевели из сельхозлагеря «Кедровый Шор» во вновь сформированный особый лагерь № 1 – «Минеральный лагерь МВД», расположенный в посёлке Инта Коми АССР. Могли ли её оставить до конца срока, истекавшего 5 декабря 1953 года, в прежнем ИТЛ общего режима? Да, могли. В пункте 1 названного приказа МВД было предусмотрено, что по месту прежнего содержания остаются тяжелобольные, неизлечимые хроники и беспомощные инвалиды. Такое решение оформлялось составлением заключения местной комиссией с участием представителя МГБ СССР. Однако спустя 2 месяца эти требования пересмотрели в сторону ужесточения. Теперь, чтобы оставить заключённого в общем ИТЛ по болезни или инвалидности, надо было составлять заключение по установленной форме в трёх экземплярах и отправлять в МГБ СССР на утверждение.
Но в отношении заключённой Андреевой-Горбуновой по неизвестным причинам такого решения принято не было. Оказавшись в 1948 году в Интинском особом лагере № 1, она лишилась права на досрочное освобождение. Более того, согласно внутренним документам МВД и МГБ СССР в новых условиях содержания ей предстояла ссылка по распоряжению МГБ СССР даже после истечения срока наказания. Новый порядок и правила были введены совместным приказом МВД, МГБ и Генерального прокурора СССР от 16 марта 1948 года. Так что судьба и решения прежних коллег по чекистской службе определили Александре Азарьевне тяжкую долю фактически пожизненного пребывания в местах заключения и в ссылках.
Именно из-за изменившихся обстоятельств и в связи с принятием новых нормативных требований её прежний сослуживец Валк уже ничем не смог помочь заключённой особого лагеря № 1 Андреевой-Горбуновой. Дальнейшая судьба самого Валка, по мнению А.А. Петрушина, сложилась следующим образом. Начальник сельхозуправления Воркуто-Печорского ИТЛ полковник Валк через 2 года после смерти Сталина уволился из органов и… исчез[265]. По другим сведениям, он завершил службу в 1954 году в звании майора интендантской службы. Семьи у отставника не было. В 1966 году он стал персональным пенсионером союзного значения[266]. Дальнейшая судьба его неизвестна.
Дорога смерти к спрятанным драгоценностям
Так случилось, что практически все, кто был в ВЧК – ОГПУ – НКВД, посвящён в секреты существования кладов золота и драгоценностей, в разное время и по разным причинам ушли из жизни, унося с собой известные им тайны. Начальники, знавшие о спрятанных сокровищах, погибли в годы репрессий. Лишь ушедший в 1923 году из ВЧК Т.П. Самсонов умер своей смертью в 1955 году. Удалось ли ему отыскать спрятанное в годы Гражданской войны золото и драгоценные камни в местах их хранения – неизвестно. Да и искал ли он их вообще – об этом тоже нет никаких сведений. Помогла ли отставнику К.Г. Валку доставшаяся ему карта руководителя группы диверсантов Николаева-Смирнова в поиске спрятанных кладов, осталось тайной, сокрытой временем.
Сама же активная участница кладоискательства в ОГПУ – НКВД А.А. Андреева-Горбунова остаток жизни провела за колючей проволокой и воспользоваться своими сведениями о местах хранения сокровищ не могла физически. Могла ли она посвятить в свои секреты с кладами свою дочь – Ариадну Львовну Балашову? Если рассуждать чисто теоретически, то могла. Тем более, как позже сообщала сама дочь, она трижды приезжала навестить мать: первый раз в пересыльный лагерь в Котласе и дважды в 1939 году и в конце войны в Ухтинский ИТЛ. «Затем, – как позднее указывала сама Ариадна Львовна в письме в МВД Коми АССР 12 мая 1989 года, – меня арестовали, а маме сообщили, что расстреляли. Я просидела около семи лет в одиночке без права переписки, а мама умерла. В 1954 г. меня реабилитировали. Я вернулась в Москву, добилась реабилитации мамы, восстановления ее в партии и в органах (посмертно)»[267]. Поскольку арест дочери последовал лишь после третьей встречи с матерью в лагерях, можно предположить, что кто-то из руководства МВД или МГБ СССР мог посчитать, что Александра Азарьевна рассказала ей о тайниках с драгоценностями. Однако, понимая, что на дороге к спрятанным драгоценностям идёт кровавый след, вряд ли мать стала бы делиться с близким человеком смертельно опасной информацией. Вполне возможно, что бывшая чекистка все тайны унесла с собой.
Бывший майор госбезопасности, а затем заключённая ИТЛ в системе ГУЛАГа А.А. Андреева-Горбунова ушла из жизни в лагерном лазарете особого «Минерального» лагеря МВД, расположенного в посёлке Абезь 17 июля 1951 года. При этом в разных официальных документах причина её смерти указана различной: «от остановки сердечной деятельности и дыхательного центра»[268]; а в другом случае в информационно-архивной справке управления ФСИН по Республике Коми – «от туберкулеза легких»[269]. До своего освобождения из заключения по окончании срока наказания она формально не дожила 2 с половиной года. Однако, став узницей особого лагеря № 1 для особо опасных государственных преступников в Инте, она в реальности оказалась на пожизненном заключении. Так бесславно и трагически, от болезней и в нищете за колючей проволокой оборвалась жизнь женщины, знавшей верную дорогу к несметным богатствам, хранившимся в тайниках с времён Гражданской войны. На месте захоронения известной чекистки, вершившей громкие дела и решавшей судьбы разных людей, остался лишь столбик с литерой И‐16.
В связи с обращением дочери Александра Азарьевна Андреева-Горбунова постановлением Военной коллегии Верховного суда СССР от 29 июля 1957 года была реабилитирована по всем ранее предъявленным ей обвинениям.
Надежды на освобождение не оправдались
Из приговора ВК ВС СССР от 4 мая 1939 г. в отношении Андреевой-Горбуновой А.А.: «Предварительным и судебным следствием установлено, что АНДРЕЕВА-ГОРБУНОВА являлась участницей а/с заговорщической террористической организации, действующей в органах НКВД СССР, находилась в организационной связи с руководящими участниками названной организации МОЛЧАНОВЫМ, АГРАНОВЫМ, КУРСКИМ, БУЛАНОВЫМ, по заданию которых, работая помощником начальника СПО НКВД СССР по политизоляторам, занималась вредительской деятельностью, направленной на сохранение право-троцкистских кадров, путем создания для заключенных условий, при которых они и в изоляции продолжали свою к/р работу, глушила сигналы о существовании в Москве к/р военно-фашистского заговора в Особом совещании, умышленно представляла дела на сокращение сроков наказания право-троцкистским кадрам». Срок наказания отбывала в Ухто-Ижемском ИТЛ – Ухтоижемском комбинате НКВД – МВД, с 1948 года – в «Минеральном» особом ИТЛ МВД. В лагере работала портнихой в Центральной пошивочной мастерской, сотрудницей в отделе снабжения, заведующей складом пошивочных мастерских, с 1942 года – инвалид, находилась в инвалидной команде лагеря.