ён в провале разведсети в Германии и в сотрудничестве с противником, за что был приговорён к лишению свободы и провёл в лагерях ГУЛАГа после двух арестов около 13 лет. Первый раз А.М. Гуревич был реабилитирован в 1955 году, но лишь в 1991 году после пересмотра его уголовного дела он был реабилитирован полностью[296].
Прибывшему в столицу для разбирательства в провале «Красной капеллы» разведчику Б.А. Рыбкину повезло больше. Ему удалось убедить руководство внешней разведки НКГБ и следователей в своей непричастности к провалу агентурной сети в Германии. Обвиняли его и в связях с английской разведкой. Всё происходило в Москве в марте 1944 года. Чета разведчиков Рыбкиных была отозвана в столицу. Доложив по телефону о своём прибытии, они ждали вызова к руководству для получения нового задания. Но шли дни и недели, но их никто не вызывал. Затем их принял, как вспоминала Зоя Ивановна, В.С. Абакумов, которого она ошибочно назвала наркомом. Однако в период с 1943 по 1946 год он возглавлял Главное управление контрразведки СМЕРШ Народного комиссариата обороны СССР. После этого он был назначен министром госбезопасности (МГБ) страны.
Спустя время Борис Аркадьевич был назначен во вновь сформированную службу «ДР». Введённые в то время буквенные обозначения отделов и служб НКГБ, как правило, имели смысловое значение. Так, например, служба «ДР» обозначала диверсии и разведка. Полковник госбезопасности Рыбкин был назначен заместителем руководителя этой службы. В следующем году он стал начальником отдела 4‐го управления НКГБ СССР и сосредоточился на вопросах подготовки нелегальной агентурной сети и заброски в тылы вермахта и на оккупированную территорию диверсионно-разведывательных групп. А подполковник З.И. Рыбкина вновь стала работать на германском направлении. Вскоре, как писала в книге своих воспоминаний сама Зоя Ивановна, «мне присвоили воинское звание полковника»[297].
Нелегалом стать не довелось
Действительно, как она позже вспоминала, с приходом в начале 1930‐х годов в Службу внешней разведки её сразу стали готовить к нелегальной работе за рубежом. Сначала она проживала в Латвии, где привыкала к заграничной жизни. Всё было в обычном режиме, хотя она догадывалась, что её готовят для какого-то особого задания. Затем с целью в совершенстве овладеть немецким языком она была направлена в 1932 году в Берлин, где прожила целый год. А в начале следующего года Зоя Ивановна неоднократно ездила в Австрию для изучения обстановки и особенностей австрийского диалекта немецкого языка.
И вот однажды наступил момент, когда руководство поставило перед ней особую задачу. С новой легендой ей предстояло поехать в Женеву, чтобы познакомиться с названным ей генералом, тесно сотрудничавшим с немцами. Надо было стать его любовницей, чтобы выведывать у него секретные планы германцев в отношении Франции и Швейцарии. Разведчица уточнила полученное задание в части того, обязательно ли становиться генеральской любовницей. Ответ был категоричен: да, так надо и без этого невозможно выполнить задание. «Хорошо, – ответила Зоя Ивановна. – Я поеду в Женеву, стану генеральской любовницей, раз без этого нельзя, выполню задание, а потом застрелюсь»[298]. Задание отменили. Так сорвалась первая попытка начинающей разведчицы перейти на нелегальное положение в Швейцарии. Второй раз в конце 1933 года она находилась в австрийской столице, когда перед ней поставили новую оперативную задачу. Она должна была фиктивно оформить брак с иностранцем. По новой легенде Зоя Ивановна должна была в Риге получить латвийский паспорт, затем переехать в Австрию и выйти там замуж. Затем вместе с мужем отправиться в Турцию, а по пути поссориться и расстаться. Оказавшись на турецкой земле, она должна была бы открыть свой салон мод для прикрытия нелегальной работы. Но и этому плану не суждено было реализоваться. В австрийскую столицу она прибыла вовремя, а вот фиктивный брак не состоялся – жених не приехал. Так провалилась её очередная попытка стать нелегалом советской внешней разведки. Поэтому практически всю свою службу Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина посвятила легальной разведке. И ситуации в её разведывательной практике случались покруче разных детективных историй. В её воспоминаниях приводятся некоторые истории, случавшиеся в её жизни в период службы во внешней разведке. Не всегда условия в резидентуре под прикрытием способствовали успешному выполнению заданий Центра, но супруги Рыбкины делали порой невозможное, достигая нужного результата. Например, первое время в шведской резидентуре было всего два разведчика – резидент «Кин» и его заместитель Ирина. Приходилось самим готовить шифровки в Центр, делать фото документов, заниматься тайнописью и подготавливать тайники для связи с агентами. Инструкцией было запрещено иметь домработницу, поэтому Зое Ивановне приходилось заниматься готовкой и уборкой. Помимо них в штате резидентуры вначале были лишь дворник и шофёр. Позже прибыли два оперативника, которым поручалось наблюдение за германскими военными перевозками по территории Швеции и создание агентурной сети для контроля за морскими перевозками в Германию. Работать приходилось по 18 часов в сутки – днём официальная работа в советском представительстве, а затем выполнение разведывательных заданий. Разведывательная работа резидентуры осложнялась непрерывным наружным наблюдением местной контрразведки.
Чтобы как-то облегчить нагрузку на резидента и его заместителя, пришлось запросить у руководства прикомандирования к резидентуре в Стокгольме семейной пары – шифровальщика и машинистки из Центра. Просьба была поддержана руководством, и в Швецию для работы под прикрытием прибыла семейная чета Владимира и Евдокии Петровых. Однако спустя время стало ясно, что выбор оказался неудачным. Бдительность Зои Ивановны уже во время пребывания в Швеции позволила вскрыть ряд мошеннических действий Петрова, но по непонятным причинам он продолжал работать во внешней разведке. Уже после войны во время работы в австралийском посольстве СССР Петров (настоящая фамилия – Пролетарский), захватив посольскую кассу, перебежал к противнику и стал «невозвращенцем» по политическим мотивам.
Тайна гибели полковника Рыбкина
В сентябре 1947 года супружескую пару разведчиков Рыбкиных отправили на 45 дней в отпуск в санаторий «Империал» в Карловы Вары. Неожиданно отдых прервался. Телеграммой из Москвы Зое Ивановне предписывалось немедленно вернуться домой, а полковнику Б.А. Рыбкину отправиться в город Баден и там дожидаться прибытия дипкурьеров с особо важным заданием для него. Зоя Ивановна вернулась в Москву, где приняла дела зам. начальника отдела 1‐го Главного управления. Поинтересовалась она в 4‐м управлении о том, когда приедет муж, на что получила ответ, что он выполняет оперативное задание в Праге и вернётся через 2–3 недели. Борис Аркадьевич пару раз звонил ей из Праги – просил прислать осеннюю одежду. В Европе наступали осенние холода. Прислал ей с оказией несколько коротких писем-записочек. Одно из писем от 11 ноября 1947 года её встревожило. Муж в иносказательной форме писал, что у него наступил самый напряжённый момент всей поездки. Надеялся, что пока письмо дойдёт, у него всё переменится к лучшему. Она осторожно поинтересовалась у заместителя начальника 4‐го управления Эйтингона, как идут дела у Рыбкина, на что он ответил «нормально». Последнюю записку ей Борис Аркадьевич отправил с оказией за 4 дня до гибели. Да и получила она её уже после сообщения о его смерти. В записке он писал, что 26 ноября выезжает из Берлина и вечером будет в Праге. Сообщал, что не позже 29 числа будет у Белкина, поскольку его документы на пребывание в Праге заканчиваются 30 ноября. Он писал, что рассчитывает, что после звонка своему начальству сразу сможет вернуться домой.
О генерале Белкине Зоя Ивановна упоминала не раз в своих рассказах и написала в воспоминаниях. Правда, она почему-то указала, что на момент их с мужем пребывания в сентябре 1947 года на отдыхе в Карловых Варах он представлял СМЕРШ. Видимо, потому, что генерал-лейтенант М.И. Белкин действительно был переведён в разведку из этой службы. В мае 1946 года ГУКР СМЕРШ было передано в состав МГБ СССР и генерал Белкин был назначен заместителем начальника Первого главного управления (разведка) МГБ СССР. А с начала июня 1947 года он возглавлял Управление контрразведки МГБ Центральной группы войск в Австрии и Венгрии[299]. Припоминала она и то, что в Бадене муж оформил у Белкина «какое-то удостоверение на имя Тихомирова Александра Николаевича, на котором была наклеена фотография Рыбкина»[300]. Из приведённых в книге ничем не подтверждённых пересказов свидетелей тех далёких событий и изложения самой Зоей Ивановной того факта, что руководство 4‐го управления в лице П.А. Судоплатова и его заместителя Н.И. Эйтингона знало о том, какое задание выполняет полковник Рыбкин, можно предположить, что Борис Аркадьевич как опытный разведчик и резидент был, возможно, задействован в какой-то сложной и опасной оперативной комбинации. Да и факт присутствия майора 4‐го управления в роли водителя, притом, что сам Рыбкин отлично водил машину, тоже наводил Зою Ивановну на мысль о том, что проводилась какая-то важная встреча или нелегальные контакты полковника Рыбкина, действовавшего под чужим именем.
О гибели при исполнении служебных обязанностей полковника Б.А. Рыбкина ей сообщил генерал Эйтингон – зам. начальника 4‐го управления, где служил Борис Аркадьевич.
Тогда же возникли две основные версии его смерти: согласно первой, официальной версии он погиб 27 ноября 1947 года в автокатастрофе под Прагой. Согласно второй версии, которую разделяла и Зоя Ивановна, полковник Рыбкин был убит. По странному стечению обстоятельств одновременно под Будапештом в подобной дорожной аварии погиб некто капитан Суриков – в шинели и с документами полковника Б.А. Рыбкина.