В целях подготовки военных разведчиков и дипломатических работников ещё в 1920 году по приказу наркомвоенмора Л.Д. Троцкого в стенах Академии Генерального штаба (позже – Военная академия РККА) было создано Восточное отделение. Здесь из числа специально отобранных красных командиров готовили будущих работников стратегической военной разведки Красной армии с высшим военным образованием и со знанием восточных языков. Одновременно по разнарядке Наркомата иностранных дел здесь обучались военному делу и иностранным языкам будущие дипломаты. Поиск кандидатов в войсках и отбор будущих слушателей для обучения на Восточном отделении, а также их распределение по местам службы после учёбы осуществлялись под кураторством Разведывательного управления РККА. С 1925 года в академии был создан Восточный факультет, который спустя 12 лет был преобразован в Специальный факультет. Такое преобразование было связано с тем, что в 1937 году на факультете было открыто Западное отделение с изучением основных европейских языков.
В академии давалась базовая военная подготовка с разведывательной специализацией. На краткосрочных курсах обычно проходили спецподготовку к разведывательной работе армейские офицеры, недавно прибывшие на службу в разведку. Многоопытная разведчица Феррари среди них оказалась в связи с необходимостью получить необходимую для военного разведчика военную подготовку. Училась она добросовестно, настойчиво постигала военное дело и отмечалась руководством курсов как весьма добросовестный слушатель. Спустя полгода учёбы она была рекомендована руководством курсов для перевода сразу на 2‐й курс основного факультета Военной академии имени М.В. Фрунзе. С такой просьбой начальник военной разведки Я.К. Берзин (псевдоним «Старик») обратился к начальнику Военной академии Б.М. Шапошникову. Возможно, что с учёбой в академии у неё всё бы сложилось успешно, но в это время возникла необходимость в её срочной отправке в загранкомандировку. Вскоре разведчица под псевдонимом «Вера» оказалась в США. Однако проблемы со здоровьем всё чаще давали о себе знать. В одном из писем начальнику разведки С.П. Урицкому (псевдоним «Директор») она писала, что чувствует, что ей осталось жить год или два, и в этой связи просила поручить ей какое-то большое дело, чтобы она успела его успешно завершить. Кстати, хорошо знавший Феррари-Голубовскую по нелегальной работе, он сам предложил ей личный канал переписки. Обменивалась Елена Константиновна письмами и с А.Х. Артузовым, который в то время стал заместителем начальника военной разведки под псевдонимом «Вице-директор». Эта переписка до сих пор недоступна историкам и исследователям.
При этом о её нездоровье сведения поступали не только от самой разведчицы. В книге А.Е. Куланова приводится сообщение в Центр одного из курьеров-связников. «Очень беспокоюсь, – докладывал курьер, – о здоровье Веры. Бывают дни, когда она не может встать с кровати. Выглядит она плохо. Хотя бывают дни, когда она чувствует себя хорошо. Работа здесь может её подкосить»[366]. Было принято решение о её отзыве из США, и в ноябре 1936 года она была уже в Москве. В это время в СССР в полном разгаре шла борьба с троцкистско-зиновьевскими последователями и другими противниками советской власти. Оказалось, что под подозрение попала и разведчица-нелегал Феррари. Поводом стал поступивший на неё донос от агента «Шарлотта», которая достаточно хорошо знала Елену и с 1925 года даже входила в её ближний круг знакомых и сослуживцев. В то время они вместе работали в резидентуре в Италии.
В доносе отмечалось желание сообщить известные ей факты из жизни Феррари-Голубовской, которую она называет по прежнему псевдониму «Ирэн», чтобы подвергнуть их тщательной проверке. Упомянула «Шарлотта» и о её близких отношениях в тот год с секретарём советского торгпредства и военным разведчиком из числа немецких коммунистов Карлом Петермайером. Сигнал доносчицы, до сих пор известной лишь под псевдонимом «Шарлотта» без указания настоящего имени, поступил руководству военной разведки. Реакция начальников Феррари на него была различной. Урицкий сдержанно его прокомментировал без принятия каких-либо решений. А вот его заместитель Артузов поручил начальнику западного отдела, в котором работала Елена Константиновна, расследовать поступившее сообщение относительно «Ирэн» и предоставить ему письменные выводы.
В начале января 1937 года Е.К. Феррари, проживая на служебной даче в Серебряном Бору, подготовила отчёт о проделанной в США работе, который руководством был высоко оценён. А вот со здоровьем разведчицы-нелегала дело обстояло хуже. Она была всесторонне обследована в Главном военном госпитале в Москве и прошла там военно-врачебную комиссию. Результаты стали известны 5 февраля 1937 года.
Военные медики выдали заключение: «…в настоящее время не может выполнять сложно-ответственные работы в напряженных условиях. Может работать в спокойной обстановке, желательно – при периодическом наблюдении невропатолога, а потому лучше всего в одном из крупных медицинских центров Союза… В ближайшее время нуждается в санаторном лечении (Архангельское) в течение одного месяца»[367].
У последней черты
Однако медицинский сценарий по выводу Елены Феррари из-под подозрений в связи с началом «большой чистки» в военной разведке не помог. Каток репрессий набирал обороты. В годы террора погибли прежние возлюбленные Елены Константиновны – бывший муж Георгий Голубовский и сожитель Карл Петермайер.
Конечно, опытная разведчица понимала, что происходит вокруг неё, и, скорее всего, в ожидании ареста прощалась с теми, кто был ей дорог в прежней жизни. Она посетила недавно открытый архив А.М. Горького и передала в дар три его фотографии, которые когда-то были сделаны в Италии и Германии. Встречалась с братом Владимиром и с бывшим мужем Голубовским. Тот по-прежнему работал инженером и вместе с женой Марией воспитывал дочь Лену.
Голубовского арестовали 2 февраля 1938 года и предъявили обвинение по участию в «латышской» антисоветской организации. Следствие было быстрым, и 5 апреля того же года его расстреляли. Он был в 1956 году реабилитирован.
Вскоре после разгрома кадрового состава Разведупра и ареста 1 ноября 1937 года С.П. Урицкого погибнет и Е.К. Феррари-Голубовская. Она была арестована в один день с её прежним начальником по Парижской резидентуре. Двое сотрудников 2‐го отдела ГУГБ НКВД СССР пришли к ней с ордером об обыске и аресте, подписанным 1 ноября 1937 года. Произвели в её квартире обыск в присутствии дворника и изъяли у неё орден, служебное удостоверение сотрудника Разведуправления РККА и пропуск в здание Разведуправления. В тот же день она оказалась в тюремной камере.
Первый протокол допроса арестованной Феррари-Голубовской датирован 27 ноября того же года – спустя почти 4 недели после заключения под стражу. Примерно ещё через 4 недели пребывания в тюрьме – 24 декабря 1937 года – было оформлено постановление об избрании мер пресечения: «Феррари Елена Константиновна достаточно изобличается в том, что она на протяжении ряда лет занималась антисоветской троцкистской деятельностью, а также шпионажем против СССР… Привлечь по ст. 58, п. 6,10, 11»[368].
В отведённые сроки следствие на уложилось и пришлось время следствия продлевать. Следователь об этом вынес 4 февраля 1938 года постановление. Указал он и причины увеличения срока следствия: «ФЕРРАРИ Е.К., будучи арестована 4 отделом ГУГБ НКВД, показаний о своей причастности к шпионско-террористической троцкистской организации не дала…»[369] Всё обвинение в отношении неё строилось на показаниях двух арестованных – Табачника и Палевского, бывших французских коммунистов, а теперь обвинённых в шпионаже. Был и ещё один бывший член французской компартии – Рафалович. Так вот он дал под протокол показания о том, что с помощью Феррари, работавшей в Разведупре, получил французский паспорт на чужое имя и выехал во Францию. Однако позже при рассмотрении дела о реабилитации Е.К. Феррари выяснилось, что Рафалович действительно покинул СССР в 1937 году и выехал во Францию. Но он пересёк границу СССР по французскому паспорту, оформленному на своё имя, получив для этого официально визу НКВД СССР.
Следователь всеми силами стремился обвинить Елену Константиновну в связях с троцкистами и использовал для этого показания арестованного её прежнего возлюбленного Карла Петермайера. Следователь 27 февраля даже очную ставку провёл арестованной Феррари с обвиняемым в связях с троцкистами, в шпионаже и связях с гестапо Петермайером. К ужасу разведчицы Феррари, прежний близкий друг заявил, что он её завербовал для работы на немецкую разведку. Она всё отрицала, но для следствия это не имело никакого значения. Спустя почти полгода после ареста – 11 апреля 1938 года следствие по делу Е.К. Феррари было завершено. А накануне были расстреляны и Голубовский, и Петермайер.
Надо сказать, что разведчица Феррари стойко держалась до конца. Подписать протокол о завершении следствия и вынесенном ей обвинении она отказалась. Конечно же она не знала, что обвинительное заключение в отношении неё уже было утверждено в 3‐м отделе ГУГБ НКВД СССР и подписано прокурором.
В чём же обвинили бывшую военную разведчицу? В общем-то это был почти стандартный набор государственных преступлений, широко использовавшийся следственными органами ГУГБ НКВД: троцкизм, шпионаж, антисоветская агитация и принадлежность к террористической контрреволюционной организации. Было указано, что к троцкистам она примкнула в 1926 году. Затем, опираясь на то, что она работала в Главном концессионном комитете при СНК СССР, который с мая 1925 по ноябрь 1927 года возглавлял Л.Д. Троцкий, обвинили в троцкистской деятельности. Правда, такое обвинение можно было бы предъявить каждому из 117 человек, работавших в 1926 году в этой государственной организации.