— Мне, пожалуйста, видовую открытку, — попросил Федоров.
— Остались только новогодние.
— Новогодние? — он на секунду задумался. — Валяйте, в этом что-то есть.
— Одну? — киоскер забросил голову немного назад, точно пытаясь определить, хватит ли у Федорова денег на столь серьезное приобретение.
— А что, у вас тут принято рассылать их дуплетами?
В магазине продавщица мельком глянула на зимний пейзаж и привычно завернула его вместе с цветами. Алексей написал на карточке адрес гостиницы.
— С доставкой можно не торопиться, дадим девушке выспаться, как думаете?
Хризантема тряхнула перманентом и потыкала в кассу согнутым пальчиком.
— Кто? — сразу насторожилась Женя.
— Цветы! — бодро сказал посыльный.
— Я не жду никаких цветов.
— Правильно — сюрприз!
Женя колебалась:
— Покажите квитанцию.
— Пожалуйста, — в голосе посыльного звучала обида.
После короткой возни в щель под дверью пролез фирменный бланк, который она недоверчиво пробежала глазами.
— Оставьте цветы на пороге и отойдите на десять шагов, — приказала она.
— Ну, знаете…
— Иначе я не открою!
Через несколько секунд издалека донесся растерянный голос:
— Отошел!
Она приоткрыла дверь, схватила цветы и была такова.
— На квитанции распишитесь, — канючил посыльный.
Поморщившись (ладонь саднила), Женя поставила кривую роспись и таким же манером отправила квитанцию обратно. В черных гладиолусах ей сразу померещился зловещий знак, и она развернула целлофан, ища подвоха. Новогодняя открытка? Шуты гороховые, уже не знают, что еще придумать.
— Подонки!
Она с ненавистью ломала длинные хрусткие стебли, не замечая, как у нее снова сочится кровь, и топтала, топтала. Потом вернулась в комнату и тотчас натолкнулась на этот гадкий альбом. Он лежал на столе, как бомба замедленного действия.
— Ладно, — сказала она, обращаясь к книге. — Мы еще посмотрим!
Кому она бросала вызов и как собиралась сводить счеты, она и сама в эту минуту не знала, но одевалась она решительно, как солдат перед марш-броском.
Перед закрытием симпозиума Федоров отыскал своего героя, — не простое дело в такой сутолоке. Помогли вчерашние собутыльники — сильно озабоченные опохмелкой, они все пытались разведать, будет ли обещанный банкет «сухим» или все-таки есть надежда.
— Господин Зейберлиньш? — Алексей окликнул суховатого старичка, который вчера так ловко срезал разбитного репортера. — Вы не позволите вас сфотографировать?
— Сделайте одолжение, — ответил американец на своем прибалтизированном русском.
— У меня к вам еще одна просьба… вы не наденете? — он протянул ему темные очки.
— Это зачем? — сдвинул брови старик.
— Мы даем в журнале галерею анонимных портретов, а в конце расшифровываем, кто есть кто. Такая вот игра.
— Игра, — повторил его собеседник, немного смягчаясь.
— Читатель должен отгадать, кому принадлежат те или иные слова.
— Слова принадлежат языку, — поправил его въедливый старик, но очки все же надел.
Среди запарки Федоров названивал в гостиницу, и все время линия была занята. С кем там жена трепалась так долго, одному богу было известно. В очередной раз набрав номер, Алексей углядел в толпе жизнерадостного бельгийца. Повесив трубку, он протолкался к группе ученых, в которой стоял господин Ван Эльст.
— Объясните ему, что я представляю юмористический журнал и что всех офтальмологов мы снимаем исключительно в очках, — попросил он переводчицу.
Рыжеволосому гиганту эта затея страшно понравилась. Алексей запечатлел его в трогательных детских розовых очечках. Восторгам бельгийца не было предела:
— Какой юмор! Какие люди! Какая страна!
Он говорил с таким воодушевлением, что Федоров решил оставить ему очки на память.
— Ну что, отснял? — мимоходом спросил его коллега из Питера.
— Смотрите в ближайшем номере! «Перестройка: два взгляда со стороны»!
Зачем она сюда пришла? Один вид этого альбома сводил ее с ума. Быть может, избавясь от него, она избавится и от его владельцев? Наивно, но ничего умнее ей в голову не приходило. На стремянке, почти под потолком, примостился читатель с толстым фолиантом; не он ли вот так же сидел, согнувшись в три погибели, вчера, с этой же книгой на коленях? Живет, что ли, здесь, подумала она рассеянно.
— Чем могу быть полезен? — мужчина в длинном жилете домашней вязки, с характерным пивным брюшком, разглядывал ее поверх очков.
— Вот, — она выложила перед ним альбом.
— Если вы хотите сдать в букинистический, то вам нужно…
— Нет, я… — Женя смешалась.
— Или это на обмен?
— На обмен, — ухватилась она за спасительное предложение.
— Тогда напишите свой адрес и что вы просите, — он положил перед ней чистую карточку, а сам принялся листать альбом, проверяя его состояние.
Это вполне невинное требование повергло ее в замешательство. Какой адрес? Московский? И что просить взамен? На ум, как нарочно, не приходило ни одного названия. Она уже готова была бежать, оставив книгу.
— Что, забыли, где живете? — вязаный жилет вернулся к форзацу, где был оттиснут экслибрис с адресом владельца. — Меняетесь, конечно, по договоренности?
Женя виновато кивнула, словно сознаваясь в преступности подобного намерения. Продавец каллиграфическим почерком списал на карточку адрес, сделал какую-то пометку и засунул листок в картотеку.
— По договоренности! — хмыкнул он, ставя альбом на полку. — Придумали себе бюро знакомств. На ходу подметки рвут!
— Я могу идти? — спросила Женя.
— Можете, — великодушно разрешил он. — Постойте! — Он достал ее карточку и переписал данные на чистую. — Ваш домашний адрес, а то еще заблудитесь.
— Вы очень любезны, — она не глядя сунула листок в сумочку и вышла из магазина.
Алексей обтер руки ветошью, и, вздохнув над своим «жигуленком», поднялся в гостиницу.
— Что, плохи дела? — спросил его швейцар.
— Все отлично, отец.
Он отмывался в ванной, Женя стояла в дверях.
— Надо было сразу ехать в автосервис, я тебе говорила…
— Ты говорила! Ты у нас пифия… Кассандра!
Она решила перевести разговор в более спокойное русло:
— Мы к Юрису идем?
— К Юрису?
— У Владаса, помнишь? На какаду похожий, в углу читал? Художник, ну? Он пригласил нас в мастерскую.
— Сходи, тоже развлечение, — Алексей стоял на пороге, приглаживая свою седую шевелюру.
— Я одна не пойду.
— Без сопровождения не можешь?
Она оттеснила его и закрылась в ванной. Взбешенно ударила струя душа, становиться под который она не собиралась. Алексей возвысил голос:
— Не понимаю, почему нельзя одной пойти? Чай, не Бармалей?
Женя не отвечала, и Федоров завелся с пол-оборота:
— Ты что, считаешь себя такой неотразимой, что на тебя готов наброситься каждый встречный? Тебя в туалет сопровождать пока еще не надо? Нет, ежели чего, я пожалуйста. Видишь, уже на посту, так что можешь расслабиться.
Он помолчал, реакции не последовало.
— Жень, ну в самом деле. То на тебя не так посмотрели, то в ловушку заманивают. Охота нервы себе трепать… и мне заодно. Приехали на отдых!
Сквозь шум льющейся воды он расслышал всхлипы, осторожно приоткрыл дверь. Женя сидела на краешке ванны и рыдала навзрыд. Он закрутил краны, присел рядом с ней на корточки, убрал с лица мокрую прядь.
— Какие мы красивые!
— Леша… Лешенька… — скулила она.
— Все будет хорошо, вот увидишь.
Вдруг как-то истерично тявкнул телефон, Женя так и подскочила. Федоров, чертыхнувшись, потопал в спальню.
— Я слушаю, — глухо сказал он и сразу позвал жену: — Это тебя!
Женя вышла из ванной, размазывая слезы полотенцем.
— Алло?.. Да, Юрис, — она прикрыла ладонью трубку. — Он на машине, так мы едем?
— Ты поезжай, а ко мне должен зайти приятель… журналист.
— Я одна не…
— У нас деловой разговор. Деловой, понимаешь?
— Юрис, — сказала она в трубку, — вы пять минут подождете?
Она подсела к зеркалу и вооружилась доступными средствами — уничтожать на лице следы разора.
— Вы тут за час управитесь?
— Постараемся.
Она все ждала, что он передумает, но Федоров был танк. Женя помедлила в дверях, молча вышла. Из окна он видел, как она отказалась сесть на переднее сидение и Юрис, пожав плечами, открыл ей заднюю дверцу, видел, как они отъехали.
— С Лешей своим поссорились? — Юрис пытался разговорить свою пассажирку.
— Простите, а вас это каким боком касается?
Он вел машину, по-пижонски удерживая руль одной ладонью и поглядывая на Женю в зеркальце. Она запудривала красный нос, который можно было вывешивать вместо семафора.
— Зря вы так с ним.
— Как?
— Мягко стелете, жестко спать будет.
— У вас, я вижу, богатый опыт.
— Молчу.
Его хватило на десять секунд. В профиль его сходство с птицей усиливалось: такой говорящий попугай, привыкший получать вознаграждение за каждый концертный номер.
— Как альбомчик? — поинтересовался он.
— Какой альбомчик? — голос у Жени дрогнул.
— Ну этот, «Ракурс»?
— Откуда вы знаете?
— Я же рядом стоял, в книжном. Вы меня еще так ласково плечиком… забыли? А я вас у Владаса сразу узнал.
— Остановите! — закричала она.
— Что?
— Остановите, мне плохо!
— Плохо? — растерялся он.
— Мне надо срочно выйти, слышите!
В ее голосе звенели такие ноты, что он не посмел ослушаться. Женя выскочила из машины и опрометью бросилась бежать. Юрис, высунувшись в окно, изумленно таращился ей вслед.
Алексей спустился в бар, взял коньяку, залпом выпил и заказал еще. Женина нервозность выбила его из колеи. Если это обычные женские штучки, то он прав и нечего потакать минутным капризам, но что-то его смущало. Была здесь какая-то…
— Черт в сандалетах, — пробормотал он и спохватился, не слышал ли его кто-нибудь. Накрашенная девица с рабочим ртом недвусмысленно сделала ему «язычок ящерки».