В отношениях этой дамы с Ральфом Тушеттом произошло одно изменение. Изабелла не просила подругу навещать кузена, но, узнав о том, что он слишком болен и сам не может выбраться в свет, та немедленно, по собственной охоте, отправилась к нему и после приходила ежедневно… не теряя убежденная в том, что они друг другу злейшие враги. «О да, мы близкие враги», – говорил Ральф, легкомысленно – насколько можно было в его состоянии, – виня мисс Стэкпол в том, что своими визитами и хлопотами она сведет его в могилу. На деле же они крепко подружились, и Генриетта все удивлялась, как это он прежде ей не нравился. Ральфу же она нравилась так же, как нравилась всегда; он ни разу, ни на мгновение не усомнился в том, что Генриетта – славный человек. Они говорили обо всем и постоянно спорили; то есть обо всем, кроме Изабеллы: едва речь заходила о ней, как Ральф прижимал костлявый указательный палец к губам. С другой стороны, плодотворной темой стал мистер Бантлинг, его Ральф мог обсуждать часами. Дискуссию подстегивало неизбежное расхожденье взглядов: Ральф развлекался, утверждая, будто бы добродушный бывший гвардеец – завзятый Макиавелли. К такому Каспар Гудвуд прибавить ничего не мог; зато, оставшись с хозяином наедине, нашел иные, разнообразные темы для разговора.
Следует признать, что дама, которая их оставила, одной из них не стала: Каспар заранее воздал должное мисс Стэкпол, но более никаких замечаний на ее счет не сделал. Не стали мужчины, обменявшись легкими намеками, развивать и тему миссис Осмонд – щекотливость чувствовал и сам Каспар, и Ральф. Гудвуд жалел этого персонажа-изгоя; невыносимо было видеть, что столь приятному – пусть и странному – человеку уже ничем не помочь. И Гудвуд, не принимавший безделья даже в таких обстоятельствах, несколько раз повторил визит в «Отел де Пари».
Изабелла считала, что поступила очень мудро: избавилась от докучливого Каспара, найдя ему занятие, превратив его в сиделку Ральфа, и с первой оттепелью планировала отправить его на север вместе с кузеном. Лорд Уорбертон привез Ральфа в Рим, теперь пусть мистер Гудвуд его забирает. Изабелла видела в том удачную симметрию и не могла дождаться, когда наконец Ральф отбудет. Ее терзал непроходящий страх, что он умрет здесь, у нее на руках, и вместе с тем ужас от того, что произойдет это в гостинице, у ее двери, в которую кузен так редко заходил. На вечный покой Ральф должен был уйти в любимом доме, в одной из просторных тенистых комнат Гарденкорта, где тусклые окна обрамляет темный силуэт плюща. Гарденкорт в те дни виделся Изабелле неким священным местом, не дающим пропасть одной из глав ее жизни безвозвратно. Стоило подумать о проведенных там месяцах, и к глазам подступали слезы. Она тешила себя, как я уже сказал, мыслью о собственном остроумии, которое требовалось ей все до капли; ибо одновременно случилось несколько событий, которые шли вразрез с ее замыслом и не подчинялись ее воле. Из Флоренции приехала графиня Джемини – и прихватила чемоданы, платья, свою болтовню, притворство, фривольность и нечестивый шлейф интрижек. Вновь объявился в Риме Эдвард Розье; он до сих пор где-то пропадал (и даже Пэнси не знала где), но вот принялся строчить длинные письма, ни на одно из которых Изабелла не ответила. Вернулась из Неаполя мадам Мерль; она со странной улыбкой на губах сказала: «Куда это вы подевали лорда Уорбертона?» Как будто это ее дело!
Глава XLVIII
Однажды, ближе к концу февраля, Ральф Тушетт надумал возвращаться в Англию. Для решения у него имелись собственные причины, и называть их он не хотел; однако Генриетта Стэкпол, которой он о своем намерении сообщил, льстила себя мыслью, что о причинах она таки догадалась. Впрочем, называть она их себе запретила; лишь сказала через какое-то время, сидя у его дивана: «Полагаю, вы знаете, что в одиночку вам не сдюжить?»
– И мысли не было ехать одному, – ответил Ральф. – Мне будут помогать.
– Кто же вам будет помогать? Слуги, которым вы платите?
– Ах, – игриво заметил Ральф, – в конце концов, они же человеческие существа.
– Среди них есть женщины? – пожелала знать мисс Стэкпол.
– Говорите так, будто со мной будет дюжина человек! Нет, вынужден признаться, что субретки [62] я не нанял.
– Что ж, – спокойно отметила Генриетта, – нельзя вам так ехать в Англию. За вами должна приглядывать женщина.
– За прошедшие две недели вы так искупали меня в своей заботе, что мне еще надолго хватит.
– Это еще ничего. Думаю поехать с вами, – призналась Генриетта.
– Со мной? – Ральф медленно сел.
– Да, знаю, вы меня недолюбливаете, однако я все равно поеду. И для вашего же здравия будет лучше, ежели сейчас вы снова ляжете.
Ральф некоторое время смотрел на нее, а потом медленно опустился.
– Вы очень мне нравитесь, – сказал он потом.
Мисс Стэкпол рассмеялась, что водилось за ней редко.
– Только не думайте, будто, сказав так, вы от меня откупитесь. Я поеду и, самое главное, позабочусь о вас.
– Вы очень добрая женщина, – сказал Ральф.
– Погодите говорить так, сперва надо доставить вас домой. Дорога будет трудной, однако ехать вам и правда стоит.
Когда Генриетта засобиралась уходить, Ральф бросил ей:
– Вы правда будете заботиться обо мне?
– Уж точно попытаюсь.
– Что ж, капитулирую. Сдаюсь на вашу милость!
И, видимо, в знак сдачи он, спустя несколько минут после ухода мисс Стэкпол, разразился громким смехом. То, что в путь через Европу ему предстоит отправиться под ее присмотром, служило нелепым и вместе с тем очень убедительным доказательством отказа от самостоятельности. Но самое странное заключалось в том, что эта перспектива виделась приятной. С благодарностью и негой исполнился Ральф покорности. Ему даже не терпелось отправиться в дорогу; его и правда одолевало желание вновь увидеть дом. Близился конец всего: только руку протянуть – и цель уже твоя. Однако умереть хотелось дома, и больше желаний у Ральфа не осталось – лишь растянуться в большой и тихой комнате, там, где в последний раз возлежал отец, и закрыть глаза в лучах летнего рассвета.
В тот же день к Ральфу зашел Каспар Гудвуд. Ральф поведал гостю, как мисс Стэкпол взяла его в оборот и намеревается сопровождать обратно в Англию.
– Ах, тогда, – сказал Каспар, – боюсь, я буду пятым колесом в вашей телеге. Миссис Осмонд взяла с меня обещание поехать с вами.
– Боже правый… да это золотой век! Какие вы все добрые.
– Лично я добр к ней, едва ли к вам.
– Ежели так подумать, то добра ОНА, – улыбнулся Ральф.
– В том, что отправляет с вами свиту? Да, это, в некотором роде, доброта, – согласился Гудвуд, не поддаваясь на издевку. – Однако лично я, – добавил он, – намного охотнее поехал бы с вами и с мисс Стэкпол, нежели только с мисс Стэкпол.
– Но вместо обоих вариантов предпочли бы остаться, – подсказал Ральф. – Вам правда нет нужды ехать. Генриетта чудесно справится одна.
– Уверен в этом. Впрочем, я обещал миссис Осмонд.
– Вам ничего не стоит заставить ее освободить вас от обещания.
– Ни за что в мире она не уступит. Хочет, чтобы я присмотрел за вами, но это не самое главное. Ей же надо спровадить меня из Рима.
– Ах, вы видите то, чего нет, – предположил Ральф.
– Я ей наскучил, – настаивал Гудвуд. – Ей нечего мне сказать, вот она и измыслила сей план.
– Ох, ну что ж, ежели вы для нее неудобны, то я непременно вас заберу. Хоть и не понимаю, чем вы мешаете Изабелле, – тут же прибавил Ральф.
– Знаете, – как ни в чем не бывало ответил Каспар Гудвуд, – она считает, будто я за ней слежу.
– Следите за ней?
– Пытаюсь выяснить, счастлива ли она.
– Выяснить это несложно, – сказал Ральф. – На вид она самая счастливая женщина, какую я знаю.
– Все так, и я доволен, – сухо ответил Гудвуд. Впрочем, ему было, что еще сказать. – Я наблюдал за ней. Подумал, что имею на то право, как старый друг. Миссис Осмонд как будто бы правда счастлива: всем изо всех сил показывает это, но мне хотелось своими глазами посмотреть, в чем же это счастье состоит. Насмотрелся, – продолжил он с резким звоном в голосе. – Теперь вполне готов уехать.
– Знаете, по-моему, самое время, – ответил Ральф. На том единственный разговор этих двух джентльменов об Изабелле Осмонд завершился.
Генриетта готовилась к отъезду, и среди ее необходимых дел значилось сказать несколько слов графине Джемини, которая нанесла визит мисс Стэкпол в пансионе, так же как та ранее нанесла ей визит во Флоренции.
– Вы сильно ошибались насчет лорда Уорбертона, – заметила она графине. – Мне показалось, будет верным сказать вам.
– В том, что он приударил за Изабеллой? Бедная моя леди, он бывал у нее по три раза на дню. Наследил у них в доме! – вскрикнула графиня.
– Он думал жениться на вашей племяннице, потому и приходил.
Графиня поначалу уставилась на мисс Стэкпол, а после бесцеремонно рассмеялась:
– Эту историю вам рассказала Изабелла? Неплохо, если уж на то пошло. Ежели лорд хочет жениться на моей племяннице, молю, скажите, отчего же он этого не сделает? Возможно, он отправился покупать обручальное кольцо и вернется через месяц, уже когда уеду я.
– Нет, он не вернется. Мисс Осмонд не желает выходить за него.
– Экая неуступчивая! Я знала, что она тепло относится к Изабелле, но не думала, что это зайдет столь далеко.
– Я вас не понимаю, – холодно сказала Генриетта, мысленно отметив про себя неприятную упертость графини. – Я все же останусь при своем мнении: Изабелла не поощряла ухаживаний лорда Уорбертона.
– Дружочек мой, да что нам с вами знать об этом? Известно только то, что мой братец способен на все.
– Я не знаю, на что способен ваш брат, – с достоинством ответила Генриетта.
– Я сетую не на то, что Изабелла поощряла ухаживания Уорбертона. Я сетую на то, что она услала его прочь. Жуть как охота повидаться с ним. Она, поди, думала, что я уведу его? – продолжила графиня с завидным упорством. – Она приберегла его, это чувствуется. В доме всюду ощущается его присутствие, не продохнуть. О да, он там наследил. Уверена, мы с ним еще свидимся.