poverina [69], залог недолго счастья, стоившего ей жизни! Осмонд сменил место обитания, навсегда уехав из Неаполя, где жил во время отдыха в Альпах, и благополучно создал легенду. Моя бедная невестка, лежа в могиле, уже ничего не могла опровергнуть, а подлинная мать, спасая собственную репутацию, отказалась от всех прав на ребенка.
– Ах, бедная, бедная женщина! – вскричала Изабелла, обливаясь слезами. Она уже давно не роняла ни единой и теперь плакала навзрыд. Слезы свободно лились у нее из глаз, доставляя графине Джемини еще больше неудобства.
– Очень любезно пожалеть ее! – рассмеялась она. – Однако же вы своеобразны!..
– Выходит, он изменял супруге, да еще так скоро! – внезапно осекшись, догадалась Изабелла.
– От вас только и требуется, что следовать его примеру! – продолжила графиня. – Впрочем, я полностью согласна с вами, что все случилось слишком скоро.
– А мне он… мне?.. – Изабелла недоговорила: ей казалось, что она вопрошает в пустоту или саму себя, – хотя окончание вопроса можно было прекрасно прочесть по ее взгляду.
– Был ли он верен вам? Знаете, дорогая, это зависит от того, что назвать верностью. Сочетаясь браком с вами, Осмонд больше не состоял в любовной связи с другой женщиной. То есть в той любовной связи, cara mia [70], что требовала предосторожностей! Нет, она уже закончилась. Та дама раскаялась или, по неким собственным резонам, отринула его: она тоже всегда поклонялась внешним атрибутам, да столь рьяно, что утомился даже Осмонд; можете вообразить, каково ему пришлось, когда они не совпадали с тем, что было дорого ему! А ведь этих двоих объединяет такое прошлое!
– Да, – механически отозвалась Изабелла. – Такое прошлое…
– Сие прошлое минуло. Однако шесть или семь лет, как я сказала, они поддерживали связь.
Изабелла немного помолчала.
– Отчего же она тогда хотела поженить нас?
– Ах, дорогая, дело в ее превосходстве! У вас были деньги, и еще она верила, что вы будете добры к Пэнси.
– Несчастная женщина… Бедная Пэнси ее не любит! – воскликнула Изабелла.
– Вот почему она искала ту, которую девочка полюбит. Она знает о чувствах дочери к вам. Знает все.
– Она узнает о том, что вы мне все это рассказали?
– Зависит от того, расскажете ли вы ей. К этому она готова и знаете, на какое средство защиты рассчитывает? На то, что вы сочтете меня лгуньей. Возможно, вы уже сочли; не утруждайтесь и не прячьте этого. Вот только, так уж вышло, на сей раз я не лгу. Я много наговорила мелкой, глупой лжи, навредив лишь себе самой.
Изабелла сидела, оценивая историю, словно кипу диковинных товаров, разложенных цыганами на ковре у ее ног.
– Отчего же Осмонд так и не женился на ней? – спросила потом.
– Так ведь она без денег. – У графини имелся ответ на все, и ежели она лгала, то делала это мастерски. – Никто не знает и не знал, на что живет эта женщина или откуда у нее все эти цацки. Вряд ли сам Осмонд знает. К тому же и она не вышла бы за него.
– Как же она тогда его любила?
– Ее любовь иного рода. Сперва, конечно, эта дама любила Осмонда и даже вышла бы за него, но в ту пору был жив ее супруг. К тому времени, как мсье Мерль отправился – не скажу, что к предкам, ибо у него их не было, – ее отношения с Осмондом изменились. Возросли аппетиты. К тому же на его счет она никогда не питала, – продолжила графиня, позволив Изабелле вздрогнуть, – никогда не питала, скажем так, иллюзий по поводу ума. Она надеялась выйти за большого человека; она всегда рассчитывала на это. Ждала, наблюдала, плела козни и молилась; однако успеха так и не снискала. Я, знаете ли, не считаю ее состоявшейся. Не знаю, чего еще она сумеет добиться, однако на сей момент похвастаться ей почти что нечем. Единственный ощутимый результат – за исключением, конечно же, массы знакомств, при которых она умудряется ни на что не тратиться, – так это ваш с Осмондом союз. О, это ее рук дело, дорогая; не делайте вид, будто сомневались. Я годами наблюдала за ними и знаю все, все. Меня считают разиней, хотя ума для слежки мне хватило. Эта женщина ненавидит меня и демонстрирует это через мнимое покровительство. Стоит кому-то сказать, будто у меня было полсотни любовников, как она с ужасом заявляет, мол, половина связей даже не доказана. Она много лет меня боится и ищет утешения в низменной клевете, которую про меня разносят люди. Она боится, что я выдам ее тайну, и как-то раз, когда Осмонд принялся ухаживать за вами, пригрозила; в его флорентийском доме – помните чаепитие в саду? Она дала понять, что ежели я стану распространятся, то в долгу не останется. Намекнула, будто про меня всякого рассказать можно больше, чем про нее саму. Интересное вышло бы сравнение! Однако мне плевать на то, что она может нагородить, ведь я знаю: ВАМ тоже плевать. Меньше дела, чем сейчас, вам до меня и быть не может. Так пусть же мстит как хочет; вряд ли она вас сильно запугает. Ее главной целью было казаться всем безупречной, этакой пышной белой лилией, воплощением пристойности. Ее давнего кумира. Сами знаете, жена Цезаря должна быть выше подозрений [71]; а она всегда мечтала соединиться с Цезарем. Это одна из причин, по которой она не вышла за Осмонда; из страха, что, увидев ее рядом с Пэнси, люди сложат два и два, заметят сходство. Мать изводила себя страхом раскрыться. Она была ужасно осторожна и оставалась в тени.
– Нет, нет, мать выдала себя, – сказала Изабелла, которая, слушая компаньонку, бледнела все сильнее и сильнее. – На днях она раскрылась, пусть я этого и не поняла. Пэнси выпал шанс выгодно выйти замуж, и, выражая разочарование тем, что таковой упущен, эта женщина едва не сбросила маску.
– Ах, вот в чем она просчиталась! – воскликнула графиня. – Сама потерпела жуткий крах и решила наверстать упущенное за счет дочери.
Услышав столь вольно брошенное гостьей слово «дочь», Изабелла вздрогнула.
– Прямо не верится, – пробормотала она; и, охваченная этим поразительным впечатлением, едва не забыла, что сия история касается и ее лично.
– Только не отвергайте бедное дитя! – продолжала графиня. – Девочка очень милая, пусть происхождение ее и недостойно. Пэнси мне самой нравится. Не потому, что она ее ребенок, разумеется, но потому что стала вашим.
– Да, она стала моим ребенком. А бедная женщина, должно быть, страдает, видя меня!.. – воскликнула Изабелла, краснея при этой мысли.
– Вряд ли она страдает. Напротив, мне кажется, ликует. Брак Осмонда подарил его дочери славный небольшой подъем. До того она жила в дыре. А знаете, чего ждала мать? Того, что вы проникнетесь к ребенку любовью и как-нибудь поможете ей. Осмонд, разумеется, ничего дать не мог. Он правда был чрезвычайно беден… Но вы-то, конечно, сами все прекрасно знаете. Ах, дорогая, – воскликнула графиня, – и почему вы унаследовали богатство? – Она ненадолго прервалась, словно бы заметив в лице Изабеллы нечто поразительное. – Только не говорите, что хоть чем-то поделитесь с ребенком. Вы способны, я знаю, хоть и отказываюсь верить. Не перегибайте с добротой. Будьте немного ветреной, естественной и дурной. Хотя бы раз в жизни позвольте себе не рвать жилы и проникнитесь небольшой порочностью!
– Как же странно. Мне следовало бы знать, но увы… – сокрушалась Изабелла. – Я вам премного обязана.
– Да уж, я заметила! – насмешливо вскрикнула графиня. – Может, вы признательны, а может быть, и нет. Вы все восприняли не так, как я хотела.
– Как я должна была это воспринять? – спросила Изабелла.
– Наверное, как та, кого использовали. – Изабелла не ответила, и тогда графиня продолжила: – Их всегда тянуло друг к другу. Эта связь сохранилась и после расставания, когда эта женщина порвала с Осмондом… или когда ОН порвал с ней? Впрочем, он для нее всегда значил больше, чем она для него. Когда небольшой карнавал закончился, они заключили сделку: каждый получал полную свободу, однако должен был помогать другому всеми силами. Спросите, откуда мне известно подобное. Я наблюдала за ними. Оказалось, женщины куда лучше мужчин! Осмонду нашли жену, а он и пальцем не пошевелил; ради него из кожи вон лезли, строили козни, страдали, не один раз изыскивали ему средства, а в конце вышло так, что он от помощницы утомился. Она как старая привычка: случается, бывает ему нужна, но в остальном ему и без нее неплохо. И самое главное, она об этом знает. Посему вам не стоит ревновать! – весело добавила графиня.
Изабелла снова поднялась. Она задыхалась; все у нее внутри изнылось, а в голове гудело от новых знаний.
– Я вам премного обязана, – повторила она, а потом изменившимся тоном внезапно прибавила: – Откуда вам все известно?
Вопрос гасил всю радость от благодарности, выраженной Изабеллой. Графиня со скучающим видом посмотрела на невестку и воскликнула:
– Сойдемся на том, что я все выдумала! – Однако и сама тут же вдруг сменила тон; накрыв руку Изабеллы своей, сказала с мудрой, саркастичной улыбкой: – Теперь-то вы не откажетесь от поездки?
Изабелла слегка вздрогнула и отвернулась. Она чувствовала слабость, и ей пришлось опереться о каминную полку. Так она постояла с минуту, затем, не сдержав головокружения, уткнулась лбом в руку и закрыла глаза. Губы ее побледнели.
– Зря я все это рассказала, вам стало плохо! – воскликнула графиня.
– Ах, я должна повидаться с Ральфом! – простонала Изабелла, но не с обидой или пылкой страстью, на которые ее собеседница рассчитывала, а с огромной, бесконечной грустью в голосе.
Глава LII
Тем вечером отходил поезд, следовавший в Париж через Турин. После того как графиня покинула Изабеллу, та устроила быстрое и решительное совещание со служанкой, разумной, преданной и энергичной. В голове, если не считать поездки, билась одна мысль: нужно навестить Пэнси; от девочки Изабелла отвернуться не могла.