– Право слово, я здесь ненадолго, – несколько порывисто ответила она.
– Понимаю, но надеюсь, что вы останетесь еще на несколько недель. Вы приехали в Англию раньше, э-э, чем планировали?
– Да, очень неожиданно для себя.
Миссис Тушетт отвернулась, делая вид, будто оценивает состояние поместья, которое и впрямь было ненадлежащим, тогда как лорд Уорбертон слегка помедлил. Изабелла решила, что он хотел, довольно смущенно, поинтересоваться делами ее супруга, но вовремя осекся и продолжил говорить о другом, только как-то бесконечно хмуро – либо же полагая, что пребывает в доме, который недавно посетила смерть, либо же по каким-то иным, личным причинам. Ежели дело было в личных причинах, то на сей счет оправдание у него, к счастью, имелось: он мог выдумать какие угодно. Изабелла же, присматриваясь к его светлости, мысленно отметила, что лицо у него даже не печальное, но какое-то до странного невыразительное.
– Ежели бы мои сестры знали, что вы здесь, они бы с радостью приехали, лишь бы вы только их приняли, – продолжал лорд Уорбертон. – Окажите любезность, повидайте их до отъезда из Англии.
– С огромным удовольствием. У меня сохранились весьма теплые воспоминания о ваших сестрах.
– А может быть, вы приедете на день-другой в Локли? За вами, знаете ли, еще есть старое обещание. – Тут его светлость слегка покраснел, отчего его лицо приобрело более знакомый вид. – Хотя, возможно, сейчас не стоило вспоминать о нем. Вы, разумеется, не думаете о разъездах по гостям. Однако я предлагаю отнюдь не загоститься. Мои сестры будут в Локли пять дней, на Троицу. И когда бы вы приехали – раз уж говорите, что не задержитесь в Англии надолго, – я бы устроил так, чтобы в поместье буквально не было никого лишнего.
Изабелла подумала, не имеет ли он в виду, что в доме еще будут его суженая с матерью, однако не стала высказывать эту мысль вслух.
– Огромнейшее вам спасибо, – ограничилась она благодарностью. – Боюсь, я не знаю, куда меня занесет на Троицу.
– Но ваше обещание в силе, не так ли? Заглянете в следующий раз.
Изабелла оставила вопрос без ответа. Она некоторое время смотрела на собеседника и пришла к выводу, что – как это случалось уже не раз, – ей жаль его.
– Как бы вы не опоздали на поезд, – сказала она, а после прибавила: – Желаю вам всяческого счастья.
Лорд снова покраснел, на сей раз даже гуще, и взглянул на часы.
– Ах да, шесть сорок, времени мало, но у двери меня ждет экипаж. Премного вам благодарен. – Изабелла так и не поняла, за что ее благодарят: то ли за напоминание о поезде, то ли за более сентиментальное замечание. – Прощайте, миссис Осмонд, прощайте.
Не глядя Изабелле в глаза, лорд Уорбертон пожал ей руку и обернулся к миссис Тушетт. С ней он распрощался столь же кратко, и вскоре обе дамы провожали взглядом его светлость – лорд широким шагом шел через лужайку.
– Вы уверены, что он женится? – спросила Изабелла у тетки.
– Не более чем он, а в своих намерениях он, похоже, тверд. Принял мои поздравления.
– Ну так и забудем его! – сказала Изабелла, тогда как ее тетка направилась обратно к дому и занятиям, от которых ее оторвали.
Хоть и отпустив лорда Уорбертона, Изабелла все еще размышляла о его визите. Она вернулась под сень огромных дубов, чьи длинные тени протянулись по акрам дерна. Спустя несколько минут она оказалась у скамьи, которая, стоило присмотреться, показалась ей знакомой. Дело было не в том, что Изабелла видела ее прежде или даже сидела на ней, а в том, что на этом месте в ее жизни произошло нечто важное – в том, что это место навевало воспоминания. Шесть лет назад Изабелла сидела на этой самой скамье, когда слуга принес письмо от Каспара Гудвуда, сообщавшее, что он следует за ней в Европу. Прочитав же тогда послание, она подняла взгляд и услышала предложение лорда Уорбертона. Скамья и впрямь была памятной: Изабелла взирала на нее, словно в ожидании занимательного рассказа о прошлом, и боялась присесть. А пока она стояла, прошлое вернулось к ней, как те стремительные волны чувств, что захлестывают людей тонкой души в самый неподходящий момент. Переживая смятение, она вдруг ощутила усталость; под ее гнетом преодолела наконец сомнения и села.
Я говорил уже, что Изабелла испытывала тревогу и не могла найти себе занятия. Вы бы могли даже допустить мысль, что она являет собой воплощение жертвы праздности, но верен сей эпитет или нет, – уже неважно. Поза ее выдавала полнейшее отсутствие цели: наша молодая женщина сидела, безвольно свесив руки, утонувшие в складках черного платья, а затуманенный взгляд устремила перед собой. Обратно в дом ее не звало ничто; две дамы, пребывая в уединении, ужинали рано и пили чай, когда придется. Она бы не сказала вам, как долго просидела в такой позе, только когда сообразила, что больше не одна, сумерки уже порядочно сгустились.
Изабелла быстро выпрямилась и, оглядевшись, заприметила того, кто нарушил ее уединение: его теперь с ней разделял Каспар Гудвуд, стоявший на расстоянии нескольких ярдов; звук поступи его весь поглощался дерном, потому-то Изабелла и не услышала, как он приблизился. А ведь именно так, внезапно вспомнилось ей, лорд Уорбертон когда-то тоже подловил ее.
Изабелла моментально встала. Гудвуд же, едва поняв, что разоблачен, бросил таиться и подошел. Она успела лишь подняться на ноги, как он движением, в котором чувствовались грубость и еще какое-то, непонятное качество, ухватил ее за руку и утянул назад, заставив снова сесть. Изабелла закрыла глаза; Гудвуд не причинил ей боли, это было всего лишь прикосновение, которому она подчинилась. Зато в лице Каспара читалось нечто, чего она видеть не желала. Точно таким же взглядом он смотрел на нее недавно, на погосте, только на сей раз с большим чувством. Сперва он хранил молчание, а она подумала, что еще никто и никогда не был к ней так близок. Впрочем, тихое сидение этих двоих заняло не более секунды, и едва та миновала, как Изабелла отняла руку, обернулась к гостю.
– Вы напугали меня, – сказала она.
– Я не хотел, – ответил Гудвуд, – но ежели я вас и напугал слегка, это неважно. Я приехал поездом из Лондона некоторое время назад, просто не смог направиться прямиком к вам: на станции меня опередил кое-кто, один человек, перехватил единственный экипаж и направил кучера сюда. Кто это был, я не знаю, однако вместе с ним в одну коляску сесть не осмелился. Вот и бродил здесь кругами, ждал его ухода. Весь путь до Гарденкорта я проделал пешком и как раз входил в ворота, когда заметил вас. Меня остановил слуга, вроде бы смотритель. Я видел его, еще когда доставил сюда вашего кузена. Скажите, тот, первый джентльмен уехал? Вы одна? Хочу с вами поговорить.
Речь Гудвуда неслась стремительной рекой: он был возбужден точно так же, как тогда, в Риме, при расставании. Изабелла сперва еще ждала, когда это у него пройдет, и спряталась в себя, поняв, что он, напротив, лишь только поднял парус. Она ощутила нечто новое, чего не чувствовала прежде в присутствии Каспара: от него исходила угроза. В его решительном настрое и правда сквозило нечто устрашающее. Изабелла смотрела прямо перед собой, тогда как он, положив ладони на колени, подался вперед и пристально вглядывался в ее лицо. Вокруг сгущались сумерки.
– Хочу с вами поговорить, – повторил Каспар Гудвуд. – Хочу сказать нечто необычное. При этом боюсь тревожить вас, как недавно в Риме: то было зря, я лишь расстроил вас. Знал, что поступаю недостойно, но ничего не мог с собой поделать. Зато сейчас не сомневаюсь в собственной правоте, и прошу, не думайте обратного, – тихо продолжал он жестким и притом же умоляющим голосом. – Я сегодня пришел неспроста. Все будет иначе. В прошлый раз говорить с вами было незачем, зато сейчас я могу вам помочь.
Изабелла сама не знала, что с ней происходит: то ли по вине испуга, то ли из-за того, что в темноте слова Каспара звучали как подлинное благовещение, она прислушивалась к нему, как никогда прежде. Сказанное им западало в самую душу, и Изабелла цепенела. Лишь через некоторое время, с большим усилием она смогла ответить.
– Как вы можете помочь? – спросила она слабым голосом, словно бы и правда восприняла Каспара Гудвуда всерьез.
– А вы доверьтесь мне. На сей раз мне все ясно. Помните, нашу беседу в Риме? Тогда я еще блуждал в потемках, зато сегодня владею сведениями из надежного источника. Как славно, что вы заставили меня уехать вместе с вашим кузеном. Он был хороший человек, прекрасный, один из лучших. Он и рассказал, как обстоят ваши дела. Догадался о моих чувствах, все мне объяснил. Ральф Тушетт, ваш родич, оставил вас моим заботам, по крайней мере, до тех пор, пока вы в Англии, – очень важно проговорил Каспар. – Знаете, что он сказал мне, лежа на смертном одре, в последний раз, когда мы виделись? Он сказал: «Сделайте для нее все возможное. Все, что она только позволит».
Изабелла тут же вскочила, взвилась:
– Вы не имели права обсуждать меня!
– Да как же, разве сие – обсуждение? – потребовал ответа Каспар, быстро вставая вслед за ней. – К тому же он умирал, а воля умирающего – святое.
Она хотела было покинуть его, но задержалась; слушала его как никогда внимательно: Каспар и правда изменился с прошлого раза. Тогда им владела бесцельная и бесплодная страсть, зато сейчас им двигала идея, которую Изабелла чувствовала всем своим естеством.
– Но это неважно! – воскликнул Гудвуд, напирая сильнее, только на сей раз не коснувшись и края ее одеяния. – Пусть бы Тушетт и рта не раскрыл, я и так все знал. Мне хватило одного взгляда на вас на похоронах, и я понял, что с вами не так. Больше вы меня не обманете; Бога ради, будьте честны с тем, кто честен с вами! Вы самая несчастная из женщин, а муж ваш – смертельнейший из всех врагов.
Изабелла развернулась к нему с таким видом, как если бы он ее ударил.
– Вы сошли с ума? – вскрикнула она.
– Еще никогда не был так разумен. Мне все открылось. Даже не думайте его защищать. Впрочем, я больше ни слова против него не произнесу, буду говорить лишь о вас, – быстро прибавил Гудвуд. – Как можете притворяться, будто сердце ваше не разбито? Вы не знаете, как жить, не ведаете, куда свернуть. Роль сыграна. Вы разве не оставили эту игру в Риме? Тушетт, да и я тоже, мы оба знали, чего вам будет стоить поездка сюда. Она ведь дорого вам станет? Вы расплатитесь жизнью? Скажите, что да, – чуть не пылая гневом, велел он. – Скажите хоть слово правды! Я узрел весь ужас вашего бытия, так как могу не желать спасти вас? Что вы сами подумаете обо мне, ежели я отступлюсь, позволив вам вернуться к наказанию? «Это кошмар! Какова будет ее расплата!» – говорил Тушетт. Я ведь могу это сказать? Кузен был близок к вам и все знал! – воскликнул Гудвуд, вновь делаясь мрачным и загадочным. – Предупреди мен