– По-моему, и вам здесь места хватило вполне, – возразила Изабелла, бросив взгляд на большой сад за окном.
Мистер Тушетт тонко усмехнулся:
– Место есть где угодно, дорогая, – ежели ты способен платить. На мой взгляд, я заплатил слишком много. Возможно, то же самое ждет и вас.
– Возможно, – эхом повторила девушка.
Слова дядюшки дали ей больше пищи для раздумий, нежели она находила в собственных ощущениях; судя по всему, он без труда постиг суть вставшей перед нашей героиней дилеммы – стало быть, та представляла собою вполне естественное и понятное жизненное затруднение. Вероятно, дело было вовсе не в том, что Изабелла попала в плен собственного незаурядного ума и неясных амбиций, простирающихся далеко за пределы прекрасного будущего, предложенного лордом Уорбертоном, не в стремлении к неопределенным и, возможно, не заслуживающим одобрения идеалам. Не-определенность на данном этапе оказывала воздействие на поступки нашей героини, однако не имела никакого отношения к возможному союзу с Каспаром Гудвудом. Хоть Изабелла противилась зависимости от достойного англичанина, притягивавшего ее словно огромным магнитом, точно так же в ее намерения не входил и молодой человек из Бостона.
Прочтя письмо Каспара, Изабелла испытала возмущение: как посмел он снова встать на ее пути? В этой мысли она искала прибежище, видя в молодом бостонце угрозу собственной свободе. Он снова возник рядом, и в его появлении наша юная леди видела грубое постороннее вторжение прошлого в новую реальность. Временами ее преследовал образ Каспара; она вспоминала о нем с опаской, страшась неодобрения своих действий, и думала: что скажет он о нынешних планах своей избранницы? Ничье мнение доселе настолько Изабеллу не заботило.
Трудность заключалась в энергии, которую, как никто, олицетворял для нее Каспар Гудвуд, в чем не мог с ним сравниться бедный (теперь Изабелла постоянно применяла к нему этот эпитет) лорд Уорбертон. Энергия была силой, заложенной в натуре Каспара, – не сказать, что очевидным преимуществом перед другими, просто она зажигала в его ярких глазах упорный огонек неутомимой живой души. Приходилось признать: перед напором мистера Гудвуда даже в самой обычной беседе не уступить сложно. Изабелла и мысли не допускала о попытке ограничения ее независимости, тем паче она только-только твердо на ней настояла, отказавшись от предложенных взамен лордом Уорбертоном жизненных благ. Порою нашей героине казалось: от Каспара Гудвуда ей никуда не деться, их судьбы связаны неразрывно. В подобные минуты она говорила себе, что, как его ни избегай, рано или поздно следует договориться; вот только договариваться молодой человек захочет непременно на своих условиях. Изабелла искала и не могла найти внутренние силы, которые позволили бы не принимать на себя нежелательные обязательства, и потому с радостью воспользовалась приглашением тетушки съездить в Англию, поступившим в тот самый день, когда ожидался визит мистера Гудвуда; она точно знала, зачем тот хочет ее видеть, и достойный повод вырваться из хватки нежелательного поклонника появился весьма кстати.
В Олбани, сразу после разговора с тетушкой Лидией, Изабелла сообщила Каспару: сложные вопросы она обсуждать не готова, поскольку все ее мысли ныне заняты неожиданным предложением посетить Европу. Молодой человек заявил – это не ответ, и теперь последовал за своей избранницей за океан в надежде на более вразумительное объяснение. Изабелла отдавала ему должное и в то же время сравнивала с нависшим над головой дамокловым мечом. Недостаточно сказать, что подобного мнения от столь своенравной девушки ожидать естественно, ибо читатель наш захочет разобраться, в чем тут дело.
Отец Каспара Гудвуда владел известной текстильной фабрикой в Массачусетсе и сколотил на ней значительное состояние. Каспар перенял у него управление семейным делом; обладая рассудительностью и твердым характером, не допустил упадка, несмотря на тяжелые времена и острую конкуренцию. Образование он по большей части получил в одном из колледжей Гарварда, хотя более всего прославился там успехами в гимнастике и гребле, а не в освоении наук. Впрочем, вскоре молодой человек осознал, что глубокие знания ничем не хуже спортивных достижений – устанавливать рекорды и добиваться больших свершений можно и в этой области. Со временем он открыл в себе способности к постижению тайн механики и даже придумал усовершенствованный способ прядения хлопка, который в дальнейшем стали связывать с его именем. Сообщения о столь нужном изобретении появились в газетах, и Каспар не без удовольствия показывал Изабелле передовицу «Нью-Йорк интервьюер», подробно рассказывающую о сути патента. На всякий случай отметим, что статью писала не мисс Стэкпол, весьма доброжелательно относившаяся к его сердечному увлечению.
Каспар получал удовольствие от процессов сложных и мало кому поддающихся: любил организовывать, руководить и добиваться успеха в борьбе. Был способен заставить людей подчиняться своей воле, верить в него, ходить перед ним навытяжку и в то же время петь ему дифирамбы. Таково искусство управления, которое в молодом бостонце оказалось замешано еще на сильном, хоть и вполне практическом, честолюбии. Те, кто его знал, не сомневались, что Каспару по плечу нечто большее, чем занятие текстильным бизнесом. Человек по природе решительный, он наверняка когда-нибудь впишет имя Гудвудов в историю большими буквами, говорили о нем друзья. Душа звала Каспара к свершениям грандиозным, достижимым в столкновении с темными и зловещими силами, поскольку его никогда не прельщали ни сытый покой, ни жажда обогащения – образ жизни, что навязывала вездесущая реклама. Изабелла порой представляла мистера Гудвуда несущимся на стремительном скакуне сквозь вихрь великой битвы, подобной Гражданской войне, под мрачным знаком которой прошли их детство и отрочество.
Ей нравились далеко не все свойства натуры молодого бостонца, однако в способности быть вечным двигателем, толкающим вперед других, Изабелла ему отказать не могла. Текстильная фабрика и изобретения поклонника оставляли ее равнодушной. Заложенная в его характере мужественность сказывалась на внешности, и временами наша героиня, не имея в виду слегка приглушить эту составляющую, все же невольно желала, чтобы Каспар выглядел… чуточку иначе. Черты лица бостонца были твердыми и резкими, фигура – прямой и подтянутой; по всему чувствовалось, что их обладатель совершенно не готов приспосабливаться к жизненным изменениям.
Не вызывала у Изабеллы восторга и манера Каспара одеваться: нельзя сказать, чтобы он постоянно носил одну и ту же одежду – вовсе нет. Менял он ее часто, однако ж новые сюртуки и шляпы ничем от старых не отличались. Выглядело это весьма уныло и до ужаса скучно. Изабелле даже приходилось себе напоминать: подобные придирки в адрес человека калибра мистера Гудвуда до крайности глупы и мелочны. С другой стороны, несерьезными они показались бы лишь в том случае, будь Изабелла в него влюблена. Ни о какой влюбленности речи не шло, а потому наша героиня имела полное право подвергать критике как крупные, так и мелкие недостатки достойного джентльмена. Из крупных Изабелла выделяла чрезмерную серьезность и основательность, хотя могла и ошибаться – ведь нельзя быть столь противоестественно серьезным? – однако такое уж Каспар производил впечатление: свои желания и замыслы выражал прямо и бесхитростно, наедине с ней мог без конца мусолить одну и ту же тему, в компании же больше помалкивал. Тем не менее Гудвуд был существом ясного и прочного кроя, настолько монолитного, что приходилось разбирать его по частям – будто разглядываешь в музее или на портрете фигуру рыцаря, с головы до ног закованного в латы, отмечая то одну инкрустированную золотом стальную пластину, то другую. Странно, однако отношение Изабеллы к поклоннику вовсе не определяло ее поступки. Каспар совершенно не соответствовал ее идеалу человека, которым следует восхищаться; видимо, потому и побуждал нашу героиню искать в нем изъяны. Непонятно было другое: лорд Уорбертон, отвечающий лучшим канонам и даже их превосходящий, тем не менее не вызвал в Изабелле чувство полного удовлетворения.
Ощутив собственную непоследовательность, Изабелла не нашла в себе мужества ответить на письмо Каспара сразу, а потому решила не спешить. Раз уж бостонец решил гнаться за ней по пятам – пусть будет готов к трудностям. Пусть, во всяком случае, осознает, как неприятен Изабелле его визит в Гарденкорт. Мало ей одного поклонника! О, разумеется, лестно, когда к тебе неравнодушны люди столь разных кругов, однако два кавалера сразу? Не слишком подобающая история, хотя обоим и будет дан от ворот поворот. Поколебавшись, мистеру Гудвуду Изабелла все же ничего не написала, зато по прошествии трех дней составила письмо лорду Уорбертону, каковое мы и приводим здесь без купюр.
Дорогой лорд Уорбертон!
Долгие и серьезные раздумья не смогли убедить меня принять предложение, что Вы были так добры сделать третьего дня. Увы, как ни силюсь, никоим образом не способна представить Вас в качестве спутника жизни; не могу вообразить Ваш родовой дом или все прочие Ваши дома местом, в котором осяду навечно. Мне сложно привести ясные доводы, однако умоляю Вас более не возвращаться к этому разговору – ведь мы обсудили все как нельзя более подробно. Каждый из нас имеет право на собственную жизнь – даже самые слабые и незначительные; увы, я не в состоянии начать жить Вашей жизнью. Смею надеяться, что мое объяснение Вас удовлетворит, и прошу поверить: к Вашему предложению я отнеслась с глубочайшим вниманием, которого Вы заслуживаете.
С огромным уважением
Остаюсь искренне Ваша
Изабелла Арчер
Пока наша героиня размышляла, отправлять ли письмо, Генриетта Стэкпол приняла для себя твердое решение. Пригласив Ральфа прогуляться в саду, на что тот согласился с готовностью, вероятно, говорившей о больших ожиданиях от подобной встречи, Генриетта не стала скрывать – речь пойдет об одолжении. Следует признать: услышав просьбу, молодой человек невольно вздрогнул, поскольку мисс Стэкпол, по его мнению, склонна была настаивать на своем без зазрения совести. Недооценивая степень бестактности своей собеседницы, Ральф любезно заявил о желании оказать ей услугу, хоть и добавил – дескать, откровенно ее побаивается.