Лорд Уорбертон покинул Локли и уехал с сестрами в Шотландию. Оттуда он не раз писал Ральфу, осведомляясь о здоровье его отца, однако нашей героине письма эти никаких неудобств не доставляли: письма – это не визиты. Будучи образцом порядочности, историю их взаимоотношений лорд в обычных обстоятельствах огласке не предал бы, однако, случись ему лично явиться в Гарденкорт и встретиться с новой подругой Изабеллы – как знать… Так совпало, что во время предыдущих – и весьма коротких – визитов мадам Мерль лорд либо отсутствовал в Локли, либо не наезжал в гости. Таким образом, зная его по имени как одного из выдающихся людей графства, мадам Мерль не подозревала в нем поклонника лишь недавно прибывшей из-за океана племянницы миссис Тушетт.
– Времени у вас в избытке, – ответила она на полупризнания Изабеллы, тревожащейся, что сказала слишком много. – Вы пока ничего не предприняли – вот и прекрасно, однако принять решение вам еще предстоит. Девушке чрезвычайно полезно отвергнуть несколько хороших предложений, разумеется, имея в виду будущие, более достойные. Прошу меня простить, ежели мои взгляды покажутся вам порочными, но порой следует смотреть на вещи широко. Не стоит отказывать ради отказа, хоть подобное поведение – замечательное проявление вашей власти; власть заключается и в принятии предложения. В частых отказах есть своя опасность. Я, к примеру, подобной ошибки не совершила. Вы – изысканное создание, и мне хотелось бы увидеть, как вы отдаете свою руку премьер-министру. Впрочем, строго говоря, вас нельзя назвать parti [9]. Вы хорошенькая, чрезвычайно умная и в целом незаурядная юная особа. Вы имеете довольно смутные представления о своих материальных достояниях, однако, насколько я понимаю, о хорошем доходе речи нет. Неплохо бы вам располагать кое-какими средствами.
– Неплохо бы! – бесхитростно согласилась Изабелла, на миг забыв, что бедность не умалила ее достоинств в глазах двух поклонников.
Вопреки совету сэра Мэттью, мадам Мерль решила не присутствовать при печальном исходе, который становился все более очевидным. Ее давно уж приглашали в другие дома, и, поскольку данные ею обещания следовало выполнить, она покинула Гарденкорт, держа в уме, что до отъезда из Англии еще раз повидается с миссис Тушетт либо здесь, либо в Лондоне. При расставании с Изабеллой признаки зарождающейся дружбы проявили себя куда сильнее, чем при первой встрече.
– Собираюсь побывать в шести местах, однако не увижу там никого, кто понравился бы мне более вас. Впрочем, все это старые друзья, а новых в моем возрасте уже и не заводят. Не забывайте – для вас я сделала редкое исключение. Постарайтесь вспоминать меня добрым словом. Ваше доверие – лучшая для меня награда.
Изабелла поцеловала ее на прощание, и, в отличие от большинства женщин, раздающих поцелуи с легкостью, в ее жесте не было безразличия, чем мадам Мерль осталась чрезвычайно удовлетворена. После отъезда старшей подруги наша героиня оказалась в совершенном одиночестве; тетушку и кузена видела лишь за обеденным столом, хотя, как выяснилось, времени умирающему супругу миссис Тушетт посвящала совсем немного. В основном она пребывала на своей половине, куда вход воспрещался даже племяннице, предаваясь неким таинственным и никому не ведомым занятиям. За столом она была мрачна и молчалива, однако Изабелла не считала ее печаль напускной. Раскаивалась ли тетушка за свой независимый образ жизни? Свидетельств тому наша героиня не примечала: ни слез, ни вздохов, ни показных стараний облегчить участь больного. Скорее тетушка испытывала потребность обдумать создавшееся положение и подвести некоторые итоги, словно вела своего рода душеспасительный гроссбух с тщательно разлинованными для записей страницами и стальной застежкой, который заполняла с исключительной аккуратностью. Но то для себя, а вслух она высказывала мысли весьма практические.
– Жаль, что я не предвидела подобных событий, иначе не пригласила бы вас в эту пору, а перенесла ваш визит на следующий год, – сказала она Изабелле после отъезда мадам Мерль.
– И я никогда не узнала бы своего дядюшку? Наоборот, мне выпало великое счастье появиться в Гарденкорте именно теперь.
– О да, однако я вывезла вас в Старый Свет вовсе не для того, чтобы познакомить с моим супругом.
Замечание вполне разумное, хоть и совершенно неуместное, решила Изабелла. У нее теперь хватало времени поразмыслить о многом. Каждый день она предпринимала прогулки в одиночестве и проводила долгие часы, листая книги в библиотеке; интересовалась приключениями Генриетты, с которой состояла в постоянной переписке. Стиль писем подруги нравился ей куда больше, нежели очерки в газете: те многое выиграли бы, не попав в печать, а оставшись в частной корреспонденции.
Успехи Генриетты, однако, оставляли желать лучшего – из своей поездки она пока ничего не извлекла ни как корреспондент, ни как частное лицо. Ей хотелось изучить жизнь британского общества, а то ускользало от ее взора, словно блуждающий огонек. Приглашение от леди Пенсл загадочным образом затерялось; бедный мистер Бантлинг, испытывая самые дружеские чувства к Генриетте, затруднялся объяснить столь серьезное упущение со стороны британской почты – ведь письмо, без сомнений, было отправлено. Принимая неудачи мисс Стэкпол близко к сердцу, приятель Ральфа полагал себя обязанным возместить ей несостоявшийся визит в Бедфордшир. «Он говорит, что мне необходимо посетить континент, – писала Генриетта, – да и сам подумывает туда отправиться. Стало быть, не пытается от меня отделаться. Спрашивает, почему бы мне не взглянуть на Францию; и то верно – мне страсть как хочется познакомиться с Новой республикой. Мистеру Бантлингу до нее особого дела нет, однако он в любом случае намерен наведаться в Париж. Ко мне он крайне внимателен – лучшего и желать нельзя, так что хотя бы одного приличного англичанина я в этой поездке увидела. Уж несколько раз говорила: ему следовало бы родиться американцем, и знаешь – он польщен. Всегда отвечает: “Ах, ну что вы…”».
Через несколько дней от Генриетты пришло новое письмо: она-таки решилась ехать в Париж ближе к концу недели, и мистер Бантлинг обещал ее проводить, возможно, до самого Дувра. Генриетта подождет Изабеллу во французской столице – ведь та вскоре приедет? Подруга словно бы запамятовала, что Изабелла собирается путешествовать не в одиночку, а в компании миссис Тушетт.
Наша героиня не забыла, какой интерес выказывал Ральф к мисс Стэкпол, и пересказала ему некоторые выдержки из ее писем. Тот с огромным вниманием следил за успехами корреспондентки «Интервьюер».
– Пожалуй, у нее все складывается не так плохо? – заметил он. – Отправиться в Париж, да еще и в компании с бывшим уланом! Ежели Генриетта желает описать нечто примечательное, то одного этого уже довольно.
– Разумеется, история не слишком обычная, – пожала плечами Изабелла, – но коли вы имеете в виду, что она не вполне невинна – стало быть, плохо знаете Генриетту.
– О, я понимаю ее прекрасно. Сперва она была для меня загадкой, а теперь я ее разгадал. Однако боюсь, Бантлинг в этом не преуспел и его ждут некоторые сюрпризы. Я же знаю Генриетту так, словно сам ее создал!
Изабелла совершенно не испытывала в том уверенности, однако вслух свои сомнения выражать не стала – в эти печальные дни кузен нуждался в сочувствии.
Через несколько дней после прощания с мадам Мерль она сидела в библиотеке с книгой, в которую никак не могла вчитаться. Устроившись в глубоком эркере, из которого открывался вид на сырой унылый сад, поглядывала в окно, выходившее на парадный подъезд, где уже пару часов стояла карета доктора. Слишком долго… Изабелла впала в тревожное ожидание. Наконец доктор появился меж колонн портика, остановился, неторопливо натягивая перчатки и разглядывая колени своей лошади. Затем открыл дверцу, сел, и вскоре карета исчезла за поворотом. Наша героиня оставалась в библиотеке еще полчаса. В доме воцарилась гробовая тишина, настолько глубокая, что тихие, скрадываемые толстым ворсом ковра, медленные шаги отдались в ее ушах громом. Она быстро отвернулась от окна и увидела стоящего на пороге Ральфа. Руки тот по привычке держал в карманах, однако его обычной иронической улыбки не было и в помине. Изабелла поднялась из кресла с немым вопросом в глазах.
– Все кончено, – пробормотал молодой человек.
– Вы хотите сказать, что дядюшка…
– Мой любимый отец скончался час назад.
– Ах, бедный мой Ральф… – судорожно вздохнула она, протягивая к кузену руки.
Глава XX
Через пару недель после трагического события мадам Мерль подъехала в наемном кебе к дому на Винчестер-сквер. Расплатившись с кебменом, она тотчас заметила пристроенную между окон столовой большую деревянную табличку с белой надписью на черном фоне: «Продажа от владельца». Под объявлением было выведено имя агента.
«Однако они не теряют времени, – сказала себе мадам Мерль, постучав в дверь большим медным молотком, – практичная страна…» Оказавшись внутри, она поднялась в гостиную, где заметила все признаки опустошения: снятые со стен и составленные в угол картины, окна без штор и голые полы. Вскоре появилась миссис Тушетт и в нескольких словах дала понять, что в соболезнованиях не нуждается.
– Знаю, о чем вы думаете: он был замечательным человеком. В любом случае мне это известно лучше, чем кому-либо, ибо я и дала ему возможность проявить свои прекрасные качества. Полагаю, хотя бы потому меня следует считать хорошей супругой.
Миссис Тушетт не преминула добавить, что покойный в конце концов ее заслуги полностью признал.
– Меня он не обделил, – заметила она. – Не скажу, что оправдал мои ожидания, поскольку никаких ожиданий и не было. Тебе ведь известно: я ни от кого ничего не жду. В любом случае мистер Тушетт тем самым подтвердил, что я, хоть и жила большей частью за границей, где никто меня не ограничивал, ни разу не отдала предпочтения кому-либо другому…
«Кроме себя самой», – мысленно пробормотала мадам Мерль.